История нового имени - Элена Ферранте

— Я уверена, что это все выдумки, — сказала я.

— Будем надеяться. Но он парень с непростым характером.

— Да.

— И очень одаренный.

— Да.

— Если что-нибудь о нем узнаешь, сообщи мне, пожалуйста.

Мы расстались, и я пошла на урок к девочке, которая жила в районе виа Парко-Маргерита. Но сосредоточиться на греческом мне было непросто. В этом доме меня всегда принимали с уважением. Мы занимались в большой полутемной комнате, заставленной солидной мебелью; на стенах висели гобелены со сценами охоты и старые фотографии военных в высоких чинах. Все здесь свидетельствовало о наследственном достатке и привычке властвовать. На меня эта атмосфера производила гнетущее впечатление, а мою ученицу, бледную четырнадцатилетнюю девочку, вгоняла в физический и интеллектуальный ступор. В тот день мне пришлось особенно напрячься, проверяя, как моя подопечная склоняет существительные и спрягает глаголы. Из головы не шел образ Нино, описанный синьорой Галиани. Вот он, шатаясь, идет в потрепанной куртке, со сбитым набок галстуком, подносит к губам бутылку и, выпив последний глоток, швыряет ее на мощенную камнем виа Ареначча. Что произошло между ним и с Лилой после возвращения с Искьи? Мои предположения относительно Лилы не оправдались; судя по всему, она одумалась и поставила в этой истории точку. Другое дело Нино: способный студент, с легкостью находивший ответ на любой вопрос, превратился в жалкого бродягу, гибнущего от любви к жене колбасника. Я решила, что все-таки спрошу у Альфонсо, что ему известно о Нино. Или, может, лучше пойти прямо к Маризе и узнать, что происходит с ее братом? Но я заставила себя выбросить Нино из головы. Сам разберется, сказала я себе. Разве он меня искал? Нет. А Лила? Хоть раз она ко мне пришла? Нет. Так с какой стати я должна о них беспокоиться, если им на меня плевать? Я продолжила урок, убежденная, что не должна сворачивать с намеченного пути.

78

После Рождества я узнала от Альфонсо, что Пинучча родила мальчика, которого назвали Фердинандо. Я пошла ее навестить, полагая, что застану ее в постели, счастливой, с малышом у груди. Но она уже встала и бродила по дому в тапках и ночной сорочке, сердитая и хмурая. Мать гнала ее назад в постель, но та лишь сердито отмахивалась. Пинучча подвела меня к детской кроватке и мрачно проговорила: «Конечно, разве я могу что-нибудь хорошее сделать? Ты только посмотри, какой урод. Не то что на руки брать, на него и смотреть-то противно». Мария, стоя на пороге комнаты, пробормотала себе под нос, словно заклиная дочь одуматься: «Пина, да что ты такое говоришь! Он у нас красавчик!» Пинуччу ее слова только больше раззадорили. «А я говорю: урод, — с ненавистью в голосе произнесла она. — Урод, как Рино, даже хуже. У них в семье одни уроды!» Она перевела дух и вдруг со слезами на глазах запричитала: «Дура я, дура, за кого я замуж вышла? Молодая идиотка, о чем я только думала? А теперь все смотрите, какого я урода родила! У него даже нос приплюснутый, как у Лины». И тут же, без перехода, принялась на чем свет костерить золовку.

От нее я узнала, что Лила, эта потаскуха, уже две недели командует магазином на пьяцца Мартири. Джильоле пришлось уступить и вернуться в бар-кондитерскую братьев Солара. Ей самой нечего было возразить, потому что она теперь привязана к ребенку, и неизвестно, как надолго. Одним словом, все это проглотили, включая Стефано, впрочем, от него она ничего другого и не ждала. А Лила что ни день выкидывает новые номера: идет на работу, а наряжается, как на бал; если муж не может отвезти ее на машине, просит — ни стыда, ни совести! — Микеле, и тот ее везет; купила две дорогущие картины, на которых намалевано невесть что, и повесила в магазине — спрашивается, за каким чертом? Еще накупила кучу книг и расставила на полках вместо обуви. Превратила магазин в какую-то гостиную: диваны, кресла, пуфы, а на столик водрузила хрустальную вазочку, полную дорогущих шоколадных конфет, дескать, угощайтесь, дорогие покупатели, за это денег не берем. Одним словом, она вела себя не как продавщица, которую поставили нюхать потные ноги клиентов, а как хозяйка собственного замка.

— Но это еще не все, — добавила Пинучча. — Знаешь, что еще она учудила?

— Что?

— Ты хоть в курсе, что сделал Марчелло Солара?

— Нет.

— Помнишь ботинки, которые Рино со Стефано подарили ему перед свадьбой?

— Те, которые сшили по рисунку Лины?

— Да. Дрянь, а не ботинки. Рино говорит, они промокают.

— И что же?

Пина принялась излагать мне запутанную историю, в которой фигурировали деньги, вероломство, обман и долги. На самом деле произошло следующее. Марчелло, недовольный новыми моделями, предложенными Рино и Фернандо, запустил в производство ботинки той старой модели, но не на фабрике Черулло, а на совсем другой, в квартале Афрагола. Микеле не мог об этом не знать. К Рождеству он выпустил их в продажу под маркой «Солара» и разослал по всем магазинам, включая обувной на пьяцца Мартири.

— А имел на это право?

— Конечно имел! Это же его ботинки! Эти два придурка, мой брат и мой муж, сами их ему подарили. Значит, он может делать с ними что пожелает.

— И что дальше?

— А дальше вот что. Теперь в Неаполе продается обувь марки «Черулло» и обувь марки «Солара». И ботинки от Солара расходятся намного лучше. Солара гребут деньги лопатой, а Рино ходит злой как собака. Он был готов к конкуренции, но никак не со стороны Солара, они же компаньоны. И уж конечно, он не думал, что они раскрутят ботинки, которые он создал своими руками, а потом, как дурак, им подарил.

Я вспомнила тот день, когда Лила пригрозила Марчелло сапожным ножом. Он был не такой хваткий, как Микеле, и, пожалуй, робкий. Для чего ему понадобилось проворачивать эту операцию? Солара вели разные дела — одни законные, другие не вполне, — но они процветали. Еще от деда им достались в наследство влиятельные друзья, они многим оказывали разного рода услуги и сами пользовались такими же услугами от других. Их мать давала деньги в рост, и ее гроссбуха боялась половина нашего квартала, возможно включая Черулло и Карраччи. Следовательно, для Марчелло и его брата обувной магазин на пьяцца Мартири был лишь одним из предприятий, обеспечивавших богатство семьи, и уж точно не самым прибыльным. Так зачем они все это устроили?

История Пинуччи не выходила у меня из головы: я чувствовала, что за очевидным денежным интересом скрывается что-то еще, более отвратительное. Любовь Марчелло к Лиле угасла, но оставила после себя незажившую рану, которая сейчас вдруг воспалилась. Избавившись от унизительной зависимости, он захотел отомстить тем, кто когда-то его унизил. «Рино со Стефано, — объяснила Пинучча, — ходили к ним, чтобы выразить свое возмущение, но только зря потеряли время». Солара смотрели на них свысока — еще бы, они привыкли творить что вздумается, — и даже не соизволили ответить им ни на один вопрос. Лишь под конец Марчелло вскользь заметил, что они с братом собираются запустить целую линейку обуви «Солара», которая будет представлена разными вариациями ботинок той первой модели. И, вроде без всякой связи с предыдущим, добавил: «Еще неизвестно, как пойдут ваши новые модели и есть ли смысл держать их на рынке». Ясно? Яснее некуда. Марчелло задумал уничтожить марку «Черулло», заменить ее маркой «Солара» и довести Стефано до разорения.

Мне надо срочно уезжать из своего квартала и вообще из Неаполя, сказала я себе. Какое мне дело до этих распрей? И все же я спросила:

— А Лина что?

Глаза Пинуччи вспыхнули злобой.

— В ней-то все и дело.

Узнав подробности этой истории, Лила расхохоталась. Рино и Стефано накинулись на нее, но не на ту напали. «Вы, а не я, подарили ему эти ботинки, — хладнокровно отвечала она. — Вы, а не я, ввязались в махинации с Солара. Если вы оба такие такие кретины, то при чем тут я?» Она рассуждала так, что было непонятно, на чьей она стороне — своей семьи или братьев Солара. Например, когда Микеле снова начал уговаривать ее взять на себя обувной на пьяцца Мартири, она согласилась и принялась тюкать Стефано, чтобы он ее туда отпустил.

— Почему же он ей поддался? — спросила я.

Пинучча тяжело вздохнула. Микеле страшно цеплялся за Лилу, а Марчелло всегда питал к ней слабость. Вот Стефано и рассудил, что она поможет им уладить разногласия. Только Рино ни капли не доверял сестре; он ее боялся, даже спать нормально перестал. Старые ботинки, которые они с Фернандо когда-то забраковали, стараниями Марчелло вышли на рынок и хорошо продавались. Что, если братья решат работать напрямую с Лилой, а она, известная стерва, создаст для Солара новую линейку обуви — после того, как отказалась делать это для родни?

— Нет, этого не будет, — сказала я.

— Это она тебе сказала?

— Я не виделась с ней после лета.