Возрождение полевых цветов - Микалеа Смелтцер

Мы готовимся к ужину, и я облачаюсь в серые брюки и белую рубашку. Я уже закатываю рукава, когда Салем выходит из ванной. У меня перехватывает дыхание: на ней голубое платье, локоны завиты и ниспадают каскадом по спине. Она буравит меня взглядом, и я осматриваю себя.

– Я нормально выгляжу? Я знаю, Лорен привередливая. Если что, у меня есть другая рубашка…

– Какой же у меня сексуальный муж.

– Ты так считаешь? – ухмыляюсь я.

– О, да.

– Перестань так на меня смотреть, иначе мы не попадем на ужин.

– Я бы не возражала… но вот Лорен будет недовольна.

Она поправляет мой воротник и проводит рукой по груди, чтобы убрать все складки… По крайней мере, я думаю, что она делает именно это. Она отходит назад и говорит:

– Я бы хотела, чтобы мама была жива. Она бы за нас порадовалась.

– Да, она бы порадовалась. – Я прижимаю ладонь к щеке Салем, и она со вздохом к ней прислоняется. – Она знала, как много ты для меня значишь.

– Она этого хотела, не так ли? Чтобы мы были вместе.

– Она хотела, чтобы ты была счастлива.

Салем отходит в сторону и обмахивается веером.

– Мне нельзя плакать. Макияж потечет.

– Кстати, – говорю я, прислонившись к стене, – я вот что подумал: мои родители могли бы приехать к нам на День благодарения.

Она улыбается и промакивает салфеткой остатки слез.

– Отличная идея. Буду рада наконец-то их увидеть.

Салем и Сэда познакомились с моими родителями по FaceTime и общались так последние пару месяцев. Это очень удобно, но не заменяет живой встречи.

– Они бывают назойливы, – предупреждаю я и обнимаю ее за талию. – Им захочется баловать Сэду, и, возможно, они расскажут тебе обо мне множество постыдных историй.

– Семья – это важно, – напоминает она. – Не у всех она замечательная. Мой отец был мразью. Твои родители хорошие, и я хочу, чтобы они приехали. Перестань волноваться по пустякам. – Она разглаживает пальцем мой лоб.

– Постараюсь, – с улыбкой обещаю я.

– Хорошо. А сейчас идем ужинать. Умираю с голоду.

* * *

Я не видел Салем несколько часов. Она ушла рано утром, чтобы подготовиться вместе с Лорен и другими подружками невесты. Я занимаю свое место в ожидании начала церемонии; мне не терпится увидеть жену.

Утром я позвонил родителям и уточнил их планы на День благодарения. Они расстроились, узнав, что им придется еще подождать, однако вняли моим доводам. Мы не можем выдернуть Сэду из школы ради длительной поездки. Кроме того, для нее это будет стрессом, поскольку с моими родителями она еще не знакома.

Я написал Лейту сообщение, чтобы он знал, что все идет как надо. Он ответил односложно: «Хорошо». Вот засранец! Мы выросли, а он меня по-прежнему бесит.

Организатор свадьбы указывает мне мое место, я направляюсь туда и кивком здороваюсь с группой людей, с которыми сижу рядом, но которых не знаю. Большинство из них друг с другом знакомы, и лишь я один здесь чужак. Но меня это не беспокоит.

Музыка меняется. Это означает, что церемония вот-вот начнется.

Я сижу, затаив дыхание, и жду появления Салем. Когда она выходит, я замираю от восторга. Я рад, что мы устроили себе такую же церемонию, потому что, черт возьми, я хотел бы увидеть, как она идет к алтарю.

Ее глаза осматривают собравшихся и останавливаются на мне. Она улыбается и подмигивает. Я не в силах отвести от нее взгляд. Я уже смирился, что мне суждено коротать свои дни в одиночестве и эта девушка мне не достанется. И я думал, что заслужил это. Я считал себя злодеем; считал, что я сам разрушил историю своей любви. Когда умер Форрест, я решил, что не заслуживаю того, чтобы жить, и если бы не мой брат и психотерапевт, я бы здесь сегодня не сидел.

Однажды Салем сказала мне, что хотела бы обладать стойкостью полевых цветов, расти и процветать независимо от того, какие испытания преподносит ей жизнь. И ей это удалось.

Но если она обладала стойкостью полевых цветов, то я – пример возрождения полевых цветов. После смерти сына моя душа увяла, и я потерял себя. Но я вернулся, воскрес и теперь буду расти и процветать рядом с ней.

Лорен выходит, держась за руку своего отца, и меня пронзает мысль: однажды и я поведу Сэду к алтарю и передам ее тому, кому она подарит свое сердце. И хотя я не смогу пережить то же самое с Форрестом, я знаю, что он всегда со мной, ведь в моем сердце любовь к сыну никогда не ослабевала и даже стала еще сильнее.

Глядя, как Лорен идет к алтарю, я чувствую в своей ладони маленькую ручку Форреста. Он словно подтверждает, что я не сошел с ума и что он и правда рядом.

Наши любимые не покидают нас до тех пор, пока мы о них помним. И мы обязаны помнить, даже когда нам больно, даже когда боль невыносима.

Глава пятидесятая

Салем

Лето подходит к концу, последние теплые деньки сменяются хрустящими октябрьскими заморозками. На выходные Калеб приезжает в дом моей мамы, а будние дни проводит в Бостоне. Я трудно привыкала к тому, что теперь он рядом, но это решение правильное и для нас, и для Сэды.

Дверь в мамин магазин открывается – теперь это мой магазин, напоминаю я себе. Я опускаю валик с краской и улыбаюсь при виде Тайера и нашей дочери. Она кладет свой радужный рюкзачок, подбегает ко мне и обнимает меня.

– Мамочка, у меня пятерка за тест по правописанию. Миссис Лоуэлл сказала, чтобы я поучаствовала в конкурсе орфографии.

– Ух ты, потрясающе! – Я поглаживаю ее по носу. – У тебя есть домашнее задание?

– Да, – надувшись, отвечает она.

– Тогда приступай, пока мы с папой красим. Позови, если понадобится помощь.

– Хорошо. – Она хватает рюкзак и бежит в подсобку, где почти завершена установка кухни. Мне все это кажется жутко непривычным, и я не уверена, что справлюсь, но по-настоящему мы терпим неудачу лишь в одном случае: когда даже не пытаемся.

– Вот, у меня для тебя кое-что есть.

Я с любопытством смотрю на мужа.

– И что же?

Он достает из-за спины диетическую колу.

– Это тебе.

Я прикладываю руку к груди и беру газировку.

– Ты мой герой. – Я встаю на цыпочки и целую его в грязную щеку.

– Мне нравится этот цвет. – Тайер берет другой валик и обмакивает его в краску.

– Правда? – Я удивлена, что ему