Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза

эмоциональном уровне. Не надо думать о другом, не надо резонировать, не надо читать мораль. Только разделить его эмоции, ощущения и потребности. Диалог устанавливается, начиная с первого же занятия, часто единственного в моем присутствии. Некоторые продолжают общаться без меня, другие предпочитают разговаривать вместе со мной. Простой факт, что родители, часто весьма пожилые, соглашаются поучаствовать в консультации с психотерапевтом собственного ребенка, ставшего взрослым, показывает их позитивный настрой по отношению к нему, если не любовь, то, по крайней мере, их желание любить. А это уже колоссально для ребенка.

Есть и те, кто слишком торопится приглашать родителей. Тогда часто родители не слышат его. И конечно, даже если время пришло, есть родители, которые не раскрываются, оставаясь на позициях обороны, сосредоточенные на самих себе. Но таковых меньшинство. Шаг друг к другу все-таки уже сделан. Уже можно разговаривать о проблемах, доселе табуированных или слишком конфликтных, чтобы вообще про них вспоминать. И такие сеансы вскрывают драгоценные факты о личности и ее бытии. Они – точка отсчета. Даже если диалог «душа с душою говорит» не получилось установить, они – это основа для инициирования следующего диалога, более интимного. Свидетельством тому – следующее письмо, написанное Клер своей матери после занятия.

«Ты согласилась прийти со мной на сеанс лечения, и я благодарю тебя, ибо это важно для меня. Этот сеанс позволил мне понять, как же я надеялась, что ты меня поймешь; и насколько мои сегодняшние ожидания диспропорциональны по отношению к моей реальности – как реальной жизни взрослого человека, так и моей женской жизни. Во время врачебной консультации я смогла осознать, что же должно было произойти во времена моего детства, почему я не находила слов, чтобы тебе это выразить. Как, будучи ребенком, могла бы словами выразить эту тонкую грань между тем, что ты мне говорила, и сигналами, какие мне посылало твое поведение – они казались мне противоположными. Эти два уровня противоречащих друг другу сигналов поселили в моей душе сомнение в моих собственных ощущениях. Сомнение, парализовавшее меня и помешавшее мне высказать тебе все, что лежало у меня на сердце. Особенно меня раздражало вот что: то, как ты, вжимая подбородок в шею, легко наклоняла голову вправо, с недоверчивой улыбкой выслушивая все то, что я тебе пыталась выразить. Эта поза внушала мне мысль, что ты не желаешь принимать мои слова. У меня ощущение, будто когда я разговариваю с тобой, твой внутренний голос велит тебе защищаться, словно мои слова звучат обвиняюще. Когда я пытаюсь поговорить с тобой о пережитом мною в детстве, ты стараешься оправдываться, ссылаясь на то, что твоя жизнь была трудной. Я не чувствую себя услышанной, и мне очень грустно».

На сеансе Клер смогла вернуться к разговору и обговорить пережитое в детстве с матерью. Понемногу ей удалось заставить ее оправдания умолкнуть и добиться того, чтобы мать действительно ее выслушала. И она сумела вежливо противопоставить ей: «Мама, ты уже не так наклоняешь голову…»

Некоторым родителям чудовищно трудно расстаться со своим эгоцентризмом. У них не получается выслушать своего ребенка, сосредоточиться на его реальности. Они без конца оправдываются, твердят «Я не хотел», «У меня не было такого намерения», «Я делала, как лучше», «Я была хорошей матерью». Я, я, я, они только о себе и говорят. Они испытывают чувство вины, извиняются, не в силах отключиться от сконцентрированности на себе, неспособные сосредоточиться на реальности другого. Такой эгоцентризм говорит о зацикленности на обороне от других и о глубокой нехватке внутреннего чувства безопасности. Если ребенок недостаточно верит в то, что сам же и говорит, у него еще сохраняется страх перед реакцией родителя, а это дестабилизирует последнего, которому недостает безопасности, и он старается защититься. Как вы уже поняли на этих страницах, родители в действительности защищаются не от «агрессивных нападений» или «обвинений» их детей, а от их же собственных страхов не оказаться на высоте, оказаться нелюбимыми, не найти своего места.

Когда я однажды настаивала, убеждая одну мать сосредоточиться на своей дочери – Франсуазе, то была удивлена, вдруг услышав от нее: «А как же я?» Вот демонстрация соперничества потребностей, в котором она, вероятно, участвовала уже давно. Такая мать всегда, несмотря на видимую самоотверженность по отношению к детям, ставила себя на первое место. Франсуаза же сама пришла ко мне с другой проблемой. Она была вылитой ее матерью. Франсуаза смутно чувствовала, что берет на себя ответственность за свою мать, а ее потребности не удовлетворены. Наш сеанс дал ей возможность подтвердить, что действительно она не чувствовала себя состоявшейся индивидуальностью. Ее матери не хватало еще слишком многого, чтоб осознать дочь как личность, отдельную от нее самой.

Ивонна, мама Матильды, тоже испытывала трудности с децентрализацией собственной точки зрения.

«Когда я была подростком, то не могла даже афишу повесить на стенку.

– Да, ты не могла повесить афишу. Я хотела, чтобы в доме все было чисто. Это была совсем новая спальня, свежевыкрашенная, и нечего было облуплять краску. Мне не хотелось запрещать тебе вешать афишу, но без нее было лучше и чище».

Ивонна не отрицает фактов. Но она не в силах увидеть, что ее действия могли испортить рост и расцвет личности дочери. Когда я настоятельно подчеркивала ей, до какой степени ребенок и особенно подросток нуждается в сотворении собственного окружения, она кивала головой, но больше подчиняясь моему врачебному авторитету, нежели из чувства эмпатии. Она не понимала. Вследствие этого она немногое изменила в отношениях с дочерью. Разве что продемонстрировала чуть большую осмотрительность, немного умерив критический пыл. Теперь она задумывается, прежде чем высказываться. На самом деле она не поняла и того менее прониклась. Зато сеанс оказался полезным для ее дочери, та увидела поведение матери с большей ясностью и смогла найти нужные слова, рассказывая о своей жизни.

Встречи с родителями – не волшебная палочка, меняющая вашу жизнь. Это этап, цель которого – позволить родителям и детям вновь обрести гармоничные отношения. Лечение травм зависит от эмоционального освобождения, а не от родителей.

Оба родителя Даниэля пришли, и потом пришли снова. Они включились в лечение своего сына. Несмотря на расстояние, они приезжали из провинции, кто-то один или сразу оба, чтобы побеседовать с сыном в моем присутствии. Даниэль немало узнал о своей жизни. Его родители признали свое слабодушие и поняли чувства Даниэля. Согласились и с тем, что он мог испытывать сильное чувство страха. Осознали всю меру его тревоги, когда он был малышом. И раскрыли ему объятия и сердца, может быть