Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза

было нелегко», «Ты убьешь собственную мать», и вплоть до отторжения: «Чтобы ноги твоей больше не было в этом доме», «Я тебя наследства лишу, у тебя ничего не будет, ты мне больше не сын». Они противятся любой дестабилизации их власти. Реакция других родителей – дистанцирование: «Да делай ты со своей жизнью что хочешь. У нас жизнь своя, оставь нас в покое. «Они не отрицают, но не пытаются понять или защищаться, а просто избегают отношений. Такими словами они хотят сказать, что их слишком обидели, чтобы они еще и стали разговаривать.

Стоит ли настаивать? Мы противостоим свободе другого. Он имеет право закрыть от вас сердце, отказаться от отношений. И МЫ ТОЖЕ имеем право желать этих отношений и, стало быть, настаивать. Не опустошая самих себя и, главное, не надеясь на результат. Если такое примирение важно для вас, если вы хотите любить вашу маму или вашего папу, позволяйте себе настаивать. Уступить – означает принять закон другого. Послушаем, что об этом думает папа, бывший строптивым упрямцем: «Я был тронут твоей настойчивостью. В конце концов я понял, что ты не хочешь разрушить меня, а только стремишься возобновить нашу связь. Сказать по правде, я тебя боялся, не чувствуя, что сам я на высоте. Я опасался твоего презрения. Спасибо, что ты не пустил все это на самотек. Сейчас я действительно ценю наши отношения. Я такого и представить не мог».

Вот какие слова сказал отец Жюльену, после того как тот почтительно настаивал четыре года подряд.

Если ваши родители не осознают, что обидели вас; если они наносят вам раны при любом удобном случае, вашу правду они обнаруживают в вашем письме. Они могут отреагировать ошеломлением и немедленным порывом все исправить. А могут почувствовать себя до такой степени виноватыми, что это опасно – прочтут письмо и впадут в тоску. Если у них хватит внутреннего ощущения безопасности, они будут стараться выслушать вас, если же нет – начнут отрицать, отторгать или изображать жертв: «Я плохая мать, никогда ничего хорошего не сделала в жизни».

Есть и те, кто забывает. Другие не осознавали потому, что и вправду никогда не хотели бить собственного ребенка, разрушать его или причинять ему боль. Они поступали так потому, что их ярость была обращена не против их ребенка, а против их собственных родителей. Они по-прежнему осознают (иногда) собственные душевные детские раны, но так и не могут понять, какие способны причинить они сами. Другие же отказываются признавать правду о том, что заставили пережить своего ребенка, потому что отказываются видеть то, что самим пришлось пережить в детстве.

«Мать прочла мое письмо с обвинительным пылом: «Ты уже мне все это говорила!» Каждый раз, когда я ждала от нее понимания, я страдала в сто раз больше. Я писала не для того, чтобы убедить ее, а только чтобы ей сказать. Ждать, что она изменится, – да мне легче разбиться в лепешку».

Не ждите, что ваши родители изменятся. Сначала обдумайте вашу долю ответственности в отношениях. Вы, с вашей стороны, делаете лучшее, что можете сделать, высказывая свою потребность в выражении. Их реакция – на их совести. Важно говорить – дабы вы могли освободиться от зависимости. В дальнейшем примирение зависит уже не только от вас.

Пусть вас не беспокоят негативные ответы – позитивные реакции встречаются гораздо чаще, чем можно предположить. Моих клиентов часто повергает в ошеломление встречное желание выслушать. Вот фраза матери Лолы: «Теперь, когда я знаю, что ты перечувствовала, я выслушаю тебя. Я разрешаю тебе сделать эту работу. Я не знала, что причиняю тебе такую боль».

Тут интересно словцо «разрешаю» – ведь ее дочери уже тридцать четыре, она более чем взрослая! Но простим этот остаток власти над ближним своим, чтобы увидеть позитивную часть, реакцию более частую, чем полагают: «Я не знала, не осознавала твоего страдания, я совсем этого не хотела, я хочу с тобой поговорить об этом. Расскажи подробности, я не рассчитала, как тебе больно, если б я только знала…»

А вот другой ответ:

«Когда я вижу всю глубину страдания, о котором ты говоришь, и густоту бальзама, который необходимо пролить для облегчения твоих мук, я чувствую, что немножко с тобой не справилась».

Какое прекрасное начало со стороны этой мамы.

«Когда отец получил мое письмо, он заплакал и предложил мне помолиться. Немного погодя он перезвонил, полувежливо, полураздраженно сообщив, что попытался было написать мне, но у него ничего не вышло. В конце концов он закрыл дискуссию словами: „Не желаю ворошить прошлое, это мне не интересно“. Прежде чем положить трубку, он сказал „Поговорим об этом еще, если захочешь“».

Реакция трогательная. Этими словами отец показал, насколько проникся страданиями сына. Он не винит его. Он берет на себя трудности с признанием прошлого, но не захлопывает дверь окончательно.

«Дорогая Анетт,

прежде всего – бесконечное тебе спасибо за твое письмо, полное любви, и при этом отмеченное такой грустью. С тех пор как я его получил, я дважды пытался написать тебе ответ, оба раза у меня ничего не получалось: очень трудно описывать все в подробностях из-за того, что приходится возвращаться в далекое прошлое. Я был заторможен с самого детства очень жестким воспитанием, не допускалось никакого внешнего проявления чувств. Это не мешает мне любить тебя, но естественно, что обмены мнениями по линии „отец – дитя“ были весьма скудными. Как ни жаль, но это так. Признаю, что мог бы многое сделать лучше, чем делал.

Крепко целую тысячу раз. Люблю тебя всем сердцем».

Этот папа услышал, он признает факты. В этот раз он говорит только о себе («Я мог бы сделать лучше») и Анетт еще вправе ждать фразы типа: «Я оценил, как тебе не хватало контакта со мной, и как тебе из-за этого было трудно». Нужно время, чтобы дорасти до такой эмпатии. Этот папа демонстрирует свое желание исправить. Его сожаления можно пощупать. Он хочет справиться со сложностями вхождения в контакт со своими же эмоциями и оглядыванием на прошлое, но не осуждает Анетт.

Некоторые родители искажают факты по большей части в свою пользу. Они реконструируют историю так, чтобы приукрасить собственный образ. Вот свидетельство Пиа:

«Что касается обмена письмами с моей матерью, я была очень удивлена (и приятно, и неприятно) ее ответом и не смогла продолжить начатый диалог (может быть, пока?). Тот образ себя, который она мне нарисовала, никак не соотносился со всем, что я о ней знала, и