Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко

Работала художница долго, ее не останавливали ни затяжные ноябрьские дожди, ни холод. Куталась в какой-то плащ («не иначе заграничный», – шептались сельские), отогревала дыханием руки и упорно выстаивала на яру. А потом как-то сразу исчезла. Зато прихожане сельского храма, пришедшие к заутрене, неожиданно обнаружили, что стены церкви аккуратно побелены, а в огромных нишах написаны в полный рост фигуры святых. Иисус Христос, Богородица, Апостолы, святитель Василий Рязанский… Школьники зачарованно глазели из-за покосившегося забора на красивые картины. Те, кто помладше, хихикали, кто постарше – вполголоса обсуждали что-то. Учительница, выбежавшая во двор, всплеснула руками:

– Это что за безобразие? Вам кто разрешил смотреть на церковь?! А ну марш все в школу!..

Ученики, галдя и то и дело оборачиваясь, разбежались по классам. Но и из классных окон отлично видны были новенькие фрески на стенах храма…

…Прочитав докладную, Ножкин с трудом сдержал себя, чтобы не скомкать письмо и не отшвырнуть его в сторону. Сердце колотилось от негодования где-то в горле, сдавило грудь даже. Он слепо нашарил на столе графин, наплюхал стакан воды и залпом проглотил его. Ну, мерзавцы, ну наглецы!.. Ведь русским языком сказал же: нельзя белить. А они, выходит, не только побелили, но еще и нарисовали на стенах фрески, которые – он поискал глазами нужное место в письме от директора школы – «идеологически вредили настрою учеников во время уроков»!..

В дверь постучали. Секретарша впустила двух священников в кабинет и мышью выскользнула наружу, чтобы не слышать разъяренного рыка начальника.

– Вы что тут о себе возомнили? – прошипел Ножкин, поднимаясь из-за стола. – Думаете, дурачка из меня можно сделать, да? Наплевать со своей колокольни на то, что я вам приказываю?!.. Захотели побелить – побелили, так, что ли?! Захотели фрески нарисовать – и нарисовали?! А завтра вы захотите собор построить – и построите?!..

Он вышел из-за стола и вплотную приблизился к молча смотревшим на него священникам.

– Сильно смелыми себя почувствовали, да? Регистрации лишиться хотите?!..

И… осекся. Игумен Дорофей сделал шаг вперед, смело глядя прямо в распаленные яростью глаза уполномоченного.

– Не хотим, Сергей Иванович, – неожиданно мягким басом проговорил игумен. – Ваша правда. Виноваты мы перед вами, уж простите дураков-своевольников, – и игумен неожиданно отмахнул перед уполномоченным низкий поклон, тот даже попятился от неожиданности. – Только что ж теперь делать уже – не обратно же фрески замазывать?.. А получились они красивые, загляденье, мигом церковь-то другой стала!.. Местные идут мимо – любуются, туристы заграничные позавчера ехали – полчаса фотографировали!..

– Туристы? – только и выдавил из себя Ножкин.

– Ну а как же!.. Были в Рязани, а потом к нам махнули. А в следующем году, слышали, фестиваль молодежи и студентов будет в Москве, то-то их понаедет!.. И на Рязанщину заглянут обязательно…

– А школьники-то – что школьники! – неожиданно вступил в разговор священник пониже, в очках. – Ну, смотрят они из окон школы на фрески – и пускай смотрят. В душу-то им все равно наши поповские бредни не проникают. Ведь это же наши, советские школьники – октябрята, пионеры и комсомольцы!.. Или вы, Сергей Иванович, сомневаетесь в том, что наша школа воспитывает молодежь в правильном, советском духе?.. У нас же даже село называется – Троица. Сколько лет уже советской власти, а село – Троица. И ничего, стоит как-то…

Ножкина мигом прошиб холодный пот. Нет, конечно, он не сомневался в качестве воспитания советских школьников, но… Про школьников-то в разговоре речи пока не было!.. Не упоминал он об этом – о том, что школьники из окон во время уроков пялятся на лики святых, нарисованные на стенах церкви! Об этом он только собирался сказать. Но не сказал же!.. А тут, выходит, этот Иоанн… как его… Крестьянкин знал заранее, о чем пойдет речь?! Как же такое может быть?!

Сергей Иванович растерянно зашарил по карманам в поисках носового платка.

– Верхний правый, – раздался рядом чей-то добрый голос.

Платок и в самом деле нашелся в верхнем правом кармане пиджака. Обычно его Сергей Иванович туда не клал. Жена, наверное, положила, когда гладила…

– Д-да… конечно…

Что «Да, конечно» – он и сам не мог бы сказать в эту минуту.

– Ну вот и хорошо, – раздался тот же добрый голос. – Вы присядьте, не волнуйтесь. День-то еще впереди долгий, работы много…

Как именно Ножкин оказался за своим столом, он не мог потом вспомнить. И почему на докладной записке директора Троицкой школы оказалась его резолюция «В архив» – тоже потом не мог сообразить.

Спасск, октябрь 1957 года

…– Ур-ра-а!.. – доносился с улицы чей-то ликующий крик. – Ура-а-а!.. Спутник летит! Спутник!..

Отец Иоанн обернулся. По тротуару вприпрыжку бежала большая компания старшеклассников – парни и девчата лет по шестнадцати. Один из них размахивал газетой.

– Спутник полетел! Ур-рр-а!..

Заметив, что с территории маленького кладбища, примыкавшего к церкви, на них смотрит священник, кто-то из ребят приостановился и со смехом крикнул:

– Эй, поп, слыхал? Спутник в космос запустили! А ты все богу молишься?..

Вместо ответа батюшка перекрестил молодого человека издали. Компания, ответив взрывом хохота, устремилась дальше. «У попа была собака, он ее любил…» – ернически запел кто-то из ребят…

– Что там такое?.. – К отцу Иоанну подошел настоятель местного храма отец Анатолий Правдолюбов.

– Да вот, ребята радуются тому, что спутник в космос полетел.

– Ну, полетел, и слава Богу… А вот, обрати внимание, какое прекрасное надгробие у отца протоиерея.

Отцы подошли к искусно изваянному из белого мрамора надгробному памятнику в виде аналоя. «Города Спасска соборный протоиерей Гавриил Иванович Озеров, – прочел отец Иоанн, – 17 марта 1820 года – 17 марта 1882 года».

– Родился при Александре I, а преставился при Александре III… Да еще в день своего тезоименитства… М-да, жил отец Гавриил, служил и горя не знал…

– Да знал наверняка… У каждой эпохи свои испытания…

– Ну, его-то по лагерям не таскали, как нас с тобой…

– Это да…

С отцом Анатолием Правдолюбовым, благочинным Спасского округа и настоятелем небольшого Вознесенского храма, стоявшего на местном кладбище, батюшка познакомился почти сразу же после перевода в Троицу. Моложе его на четыре года, отец Анатолий впечатлил его своей биографией. Через лагеря он прошел еще до войны, на фронте был тяжело ранен во время освобождения Пушкинских Гор: осколок снаряда раздробил ему плечо, отчего левая рука почти не действовала. Как и игумен Дорофей (Смирнов), отец Анатолий был кавалером высшего солдатского ордена – Славы 3-й степени.

А сами Правдолюбовы были старинным, закаленным многими невзгодами