Фарландер - Кол Бьюкенен

— Все, хватит, — негромко сказал Алеас, и Бараха, которому и адресовалось это предложение, молча наклонил голову.

Рошуны обступили учеников, Кош одобрительно похлопал каждого по спине, а Алеас с застенчивой улыбкой положил руку на плечо Нико.

Появление Провидца первым заметил Ошо, сделавший вдруг несколько шагов к воротам. Эш последовал за ним. Вместе они подошли к согбенному старцу.

— Что-то случилось, — пробормотал Алеас, увлекая за собой Нико.

— Кен-даи, — провозгласил Провидец, и голос его прозвучал необычайно громко в наступившей тишине.

— Что он говорит? — шепотом спросил Нико, но старец еще не закончил.

— Рамажи канна су.

— Говорит, что ему был сон, — перевел Алеас, наклонившись к приятелю.

— Сан-ари, су шидо маташа.

— Говорит, что решил сообщить об этом, прежде чем мир обернется еще раз.

— Ан рошун тан-су... Антон, Килос ши-Басо... ли ан-йиличо. Нага-су!

Алеас охнул. И не он один. На мгновение двор как будто застыл.

— Три наших рошуна, те, кого мы послали с вендеттой к сыну Матриарха... они все убиты... в Косе.

— Ан Басо ли нага-сан, ножи ан-йиличо.

— Басо, чтобы не попасть в руки жрецов, покончил с собой, совершив старинный обряд.

Казалось, стих даже ветер. Люди затаили дыхание, ожидая продолжения, но старец, похоже, сказал все, что хотел.

— Хиракама. Сан-шри Дао, су будос, — изрек он наконец и потер ладони. Потом повернулся и устало, покачивая вытянутыми ушами, побрел прочь.

— Вот и все. Да пребудет Дао с вами, братья.

Теперь все смотрели на Ошо. Лицо старого генерала оставалось бесстрастным, но Нико заметил, как побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев.

Молчание затягивалось. Рошуны ждали от своего вождя... чего? Может быть, речи. Может быть, нескольких слов в память о погибших товарищах. Ни того ни другого, однако, не последовало, и молчание растягивалось, превращаясь в пустоту, которую требовалось заполнить.

Ошо стоял неподвижно, скованный напряжением. Никто не знал, что делать. Словно выражая общую неуверенность, какой-то молодой рошун откашлялся и переступил с ноги на ногу.

Эш сделал шаг вперед. И то же самое мгновенно повторил Бараха. Оба заговорили одновременно.

— Я готов, — объявил Эш.

— Я тоже, — произнес Бараха.

Оба рошуна удивленно посмотрели друг на друга.

Стоявшие за своими наставниками Нико и Алеас тоже шагнули вперед.

Глава 17

ПОДЗЕМНАЯ ВОЙНА

Бан провел под землей едва ли не весь день. В проходивший под внешней стеной лабиринт туннелей и подземных камер, где денно и нощно работали саперы и Спецы, его отправил генерал Крид. Инструкции были просты: дать независимую оценку состояния людей, пытающихся воспрепятствовать попыткам неприятеля подорвать Щит.

Как призраки. Именно такое сравнение пришло в голову после первого часа, проведенного в неприветливых, холодных коридорах, где защитники города не только работали, но иногда и воевали.

Изможденные, грязные оборванцы — вот кого увидел инспектор. Под землей работало немало заключенных, выпущенных именно на этом условии, но были и добровольцы, прежде всего бывшие шахтеры. Лица их в чахлом свете фонарей отливали болезненной бледностью. В глухой, гробовой тишине они вгрызались в землю, выбирали грунт, укрепляли потолки и стены просмоленными опорами. Трудились на износ, и времени на сон почти не оставалось. Рабочая смена длилась одиннадцать часов, полдня, и под землей это время казалось вечностью. Выбираясь на поверхность, люди хватали жадно свежий воздух и жмурились от яркого света, как вернувшиеся в мир живых мертвецы.

Отдельную категорию составляли Спецы. Жилистые, поджарые, отчаянного вида мужчины, в скрипучих черных кожаных доспехах, с изуродованными шрамами лицами, они сидели обычно в тесных комнатах, играли в карты, чинили экипировку или просто ждали. Ждали сигнала тревоги. У многих были с собой собаки, сильные, крепкие животные особой породы, выученные для работы под землей и так же, как и хозяева, отмеченные многочисленными шрамами. В свободное время ищейки лежали на полу, привязанные поводками к столбам, облаченные, как и люди, в защитные доспехи; носы их время от времени подергивались, реагируя на далекий лай других собак.

Затхлый, спертый воздух. Тусклый, напрягающий глаза свет. Давящая на уши, словно прелюдия к чему-то ужасному, тишина.

Бывать в туннелях прежде Бану не приходилось. Как и большинство простых солдат, он старался избегать их, а рассказы о схватках под землей слушал с ужасом и облегчением, тихонько радуясь, что сам он не там, внизу, а здесь, наверху. И конечно, Бан не мог не вспомнить о брате, жившем когда-то в этих самых туннелях, проводившем долгие часы в томительном ожидании тревожного сигнала и, может быть, отчаянной схватки в непроглядном мраке узкого и низкого лаза. Коул продержался в подземельях два года, а потом не выдержал напряжения, сломался, дезертировал из армии и бросил семью. О пережитом он никогда и ни с кем не говорил, даже с братом.

В самом конце коридор сделался таким низким, что Бану пришлось сгорбиться, чтобы не задеть головой просевший потолок, подпираемый наполовину сгнившими столбами. Изобилующий поворотами, туннель протянулся на несколько сотен ярдов и освещался редкими фонарями. Каждый участок отделялся от другого тяжелой дверью. Плотно утрамбованный пол то опускался, то поднимался. Проходя под стеной Харност, туннель выходил на поверхность уже на ничьей земле. Здесь Бана провели на пост прослушки, довольно просторное помещение с парой коек, столом, помойным ведром и двумя потными Спецами. Ощущая над собой давящий гнет низкого земляного неба, он сидел, прижавшись ухом к некоему конической формы устройству, напоминавшему мегафон.

И там, в немой глубине туннеля, Бан услышал глухой, пугающе пронзительный человеческий вой.

— Наверное, их сапер, — объяснили ему. — Скорее всего, завалило где-то.

Бан поднял голову и посмотрел на Спеца — тот усмехнулся.

— Новичок, должно быть, иначе не стал бы так орать.

Другой Спец, сидевший в сторонке и строгавший какую-то деревяшку, поднял голову.

— Они всегда носят с собой колокольчик, чтобы, если попадут под обвал, могли вызвать помощь. Удобнее, и воздуху расходуется меньше. — Он постучал по стене. — Но этот запаниковал.

В конце концов Бана отпустили. На обратном пути, сидя в крохотной повозке, запряженной карликом-мулом и скользящей по железным рельсам, он услышал тревожный сигнал. Это случилось на перекрестке двух коридоров, и из того, что уходил влево, донесся вдруг гулкий звон, нагнавший страху на измученного мула.