Фарландер - Кол Бьюкенен

— Тише, тише. — Пока возчик пытался успокоить испуганное животное, мимо, пригнувшись, пробежали несколько вооруженных ножами Спецов.

Цокая языком и приговаривая ласковые слова, возчик двинулся к мулу, но животное агрессивно оскалилось и, выкатив глаза, принялось бросаться на стену. Каждый бросок напоминал удар кулаком и отзывался глухим звуком. Бан выбрался из повозки и поспешил на помощь, понимая, что мул, если его не успокоить, просто-напросто сломает себе шею.

Но подойти ближе мешал возчик. Бан обошел повозку сзади и попытался протиснуться с другой стороны. Маневр удался. Прикрыв лицо рукой, он, однако, остановился, когда мул лягнул задними ногами. Удар был такой силы, что треснула не только стенка повозки, но и копыто животного.

«Нет, так не получится, — подумал Бан. — Надо заходить спереди».

Верно, как ему казалось, рассчитав момент, он прыгнул вперед, но мул оказался хитрее. Твердое как камень копыто угодило в бок, и Бан, отлетев на пару шагов, грохнулся на землю. Железные рельсы больно впились в спину. Подняться не было сил, и он беспомощно лежал, отчаянно пытаясь сделать хотя бы вдох.

Успокоить мула не удалось. В конце концов возчику пришлось достать нож и просто-напросто перерезать обезумевшему животному горло.

«Милосердный Глупец», — думал Бан, зажимая рукой пульсирующую в боку боль и торопясь к лучикам света, тянущимся из далекого входа в туннель, будто ласковые руки какого-то доброго бога...

«Так вот где лишился разума мой брат».

Тащиться на холм, в министерство, составлять отчет... сил на все это уже не оставалось. К тому же и рабочий день закончился. Решив, что отчет вполне может подождать до утра, Бан остановил пробегавшего мимо рикшу, назвал домашний адрес, забрался на сиденье и с облегчением посмотрел в высокое, ясное небо.

Город жил обычной жизнью, шумел, бурлил, торговал, и рикша с некоторым трудом пробивался через толпу, криками прокладывая себе дорогу. Приближаясь к кварталу Брадобреев, они проезжали улицы, где рос Бан, где жили — бедно, но сплоченно — парикмахеры и мелкие торговцы, где жались друг к другу парикмахерские, лавчонки и ветхие домишки, где рядом с тележками нищих лениво переминались проститутки, женщины в нескромных одеждах, мало что скрывающих от ищущих глаз, — в былые времена представить себе такую картину было невозможно.

День уже клонился к вечеру, когда они подъехали к дому, расположенному в северной части города, вдалеке от Щита. С чувством удовлетворения от осознания исполненного долга Бан выбрался из коляски ровно в тот момент, когда к дому в своей коляске подъехала его невестка, Риз.

Как странно, подумал Бан, ощутив в этом совпадении дыхание Судьбы, Дао.

Риз обняла его, поцеловала в щеку, и они вместе направились к дому. Новый, двухэтажный, он был просторнее прежнего, располагавшегося над общественными банями, но все равно тесноватый. В доме никого не было, что сначала удивило Бана, но потом он вспомнил, что Марли с детьми отправилась в гости к своей сестре.

Они выпили чи на балконе второго этажа и немного поболтали о пустяках.

— Где сегодня Лос? — вежливо осведомился Бан, посчитав правильным спросить — пусть и ради проформы только — о ее нынешнем сожителе.

Риз равнодушно пожала плечами. Бан знал, что Лос исчезает порой на несколько дней, не поставив ее в известность о своем местонахождении. Играет да шляется по борделям, полагал Бан, основываясь на личных, смутных впечатлениях. Лос еще не вышел из призывного возраста и, следовательно, либо уклонялся от призыва, либо каким-то образом откупался.

Стыд и позор, думал Бан. Никуда ведь не денется, вернется, как только останется без денег и крыши над головой.

— У твоей дочери скоро церемония наименования, — с натянутой улыбкой заметила Риз.

— Да, — коротко ответил Бан, стараясь дышать как можно осторожнее, чтобы не беспокоить пострадавший бок.

— Я приберегу кое-какие продукты. Немного картошки для пирогов, консервированного перца. Боюсь, ничего другого предложить не могу.

— Спасибо, ты очень добра, — вздохнул Бан. — Марли не верит, когда я говорю, что в городе уже не осталось никаких продовольственных запасов.

Риз задумчиво кивнула, глядя в пустую чашку.

— По-моему, тебя что-то беспокоит.

Она не ответила, и он, соображая, что еще сказать, вдруг понял, в чем дело.

— Нико, да?

Риз вздрогнула и отвела глаза.

— Он уехал.

— Уехал? Куда?

Она снова пожала плечами, безвольно, как будто не веря уже ни во что.

— Куда-то... учиться.

— Что?

Боль накатила вдруг с новой силой, и Бан, ожидая ответа, задержал дыхание. Риз определенно хотела что-то сказать, чем-то поделиться, но не решалась, а потом, похоже, и вовсе передумала, словно сочла свои беспокойства слишком глупыми, чтобы говорить о них вслух.

— Ты получала от него какие-то известия? Он здоров?

Она снова промолчала.

Они всегда неплохо ладили, всегда находили общий язык и, после того как Коул, отец Нико, ушел из семьи, сблизились еще больше, как будто общая потеря позволила с еще большей откровенностью говорить о том, что тревожило и беспокоило обе стороны. Они говорили о Коуле, обменивались слухами и новостями, полученными от случайных знакомых или бывших сослуживцев его брата. Последний след Коула вел в Патию, где его, как утверждали некоторые, повесили за разбой. Другие, однако, уверяли, что он заделался охотником и даже бывает за горами, в Большом Безмолвии, где задерживается на недели и даже месяцы. Надо же так свихнуться, размышлял Бан, чтобы променять такую женщину на полудикое, одинокое существование в далекой, неизведанной стране.

Боль распространилась глубже и дальше, захватив мочевой пузырь. Кляня себя за несвоевременную слабость, Бан извинился и поднялся из-за столика.

— Что-то болит? — участливо спросила Риз.

— Да, живот... немного. — Он не стал упоминать про туннели, что неизбежно напомнило бы о Коуле.

Спустившись в уборную, Бан обнаружил в моче кровь.

Подвернув тунику и стиснув зубы, он осторожно ощупал страшноватые синяки на боку и прошел пальцами по ребрам. Убедившись, что они вроде бы целы, Бан пригладил волосы, привел в порядок тунику и поднялся на балкон.

Оставлять невестку одну, наверное, не стоило. Риз сидела в той же позе, положив одну руку на деревянные перила и держа в другой чашку. Взгляд ее блуждал где-то далеко. Его возвращения она как будто и не заметила.

Он осторожно опустился на стул. Будь на месте Риз кто-то другой, Бан объяснил бы ее состояние какой-то мелкой житейской драмой.

— О чем ты думаешь? — мягко спросил он.