Фарландер - Кол Бьюкенен

Повернув на запад, в сторону Первой бухты, карета покатилась по широкой извилистой улице, называвшейся Змейкой. Думая о чем-то своем, Эш бессознательно погладил висевший у него на шее флакон с пеплом.

Покупать билеты на корабль, отправлявшийся прямым рейсом на Чим, они не рискнули — Регуляторы вели наблюдение за портом, рассчитывая, что рошуны рано или поздно выберутся из своего убежища. Вместо этого Бараха связался со знакомым контрабандистом-алхазом и предложил изрядную сумму за места на его быстроходном шлюпе. Капитан намеревался перевезти груз дросса в Пало-Фортуна, откуда они могли бы легко добраться до Чима. При таком варианте рошуны избегали таможенного досмотра, воспользовавшись небольшой гребной лодкой, оставленной для них возле одного частного склада.

Карета остановилась неподалеку от причала, с которого открывался вид на залив со стоящим там на якоре флотом. Четверо пассажиров спрыгнули на землю. Расплатившись с возницей, Бараха последовал за остальными к пристани, где уже покачивалась на воде лодка с шестью бородатыми матросами, беспокойно оглядывавшимися по сторонам. Весла они держали в воздухе.

— Хотел бы я знать, куда пойдет этот флот, — задумчиво произнес Бараха.

— Куда бы ни пошел, мне их жаль, — заметил Алеас.

Матросы уже выказывали признаки беспокойства. Задерживаться у берега никому не хотелось — корабль уже принял груз на борт и был готов поднять паруса.

— Помните, — негромко сказал Бараха, обращаясь к ученику и дочери, — мы — беглые рабы, а Эш — монах, сопровождающий нас на Минос. Помалкивайте, говорите только тогда, когда к вам обращаются, и не мозольте без нужды глаза.

Алеас и Серезе первыми спустились в лодку. Матросы встретили их молча. Старший коротко приказал садиться поплотнее и не мешать. Эш, однако, задержался. Бараха, уже сделав полшага, оглянулся и пробормотал что-то, весьма похожее на проклятие.

— Ты не с нами, да?

— Нет. Я не с вами.

Алхаз отошел в сторонку. Эш последовал за ним.

Над морем поднималось бледное утреннее солнце.

— Ты же знаешь, что этого делать нельзя.

— Я должен.

— Выкладывай начистоту, старый дурень. Ты хочешь отомстить за мальчишку. Хочешь убить Матриарха.

Эш не стал возражать.

— И какой же пример ты подаешь остальным? — прошипел, брызжа слюной, Бараха. — Наш старейший рошун замыслил собственную месть?

— Мне нужна справедливость. Это меньшее, что заслужил Нико. Меньшее, что он ждет от меня.

— Не играй словами, — хмыкнул Бараха. — Поступая так, ты нарушаешь кодекс, по которому мы живем. Ты говоришь о личной мести, которая идет вразрез со всем, что отстаивают рошуны. Даже я признаю этот кодекс и следую его правилам.

— Тогда я больше не рошун, — холодно ответил Эш, — и нарушаю не кодекс ордена, а только свой.

Бараха схватил его за плечо. Фарландер посмотрел на вцепившуюся в рукав руку, потом в злые глаза алхаза.

— Рошун или нет, но ты подаешь пример всем нам. Должно быть, рехнулся от горя, вот и все. Ты не в себе.

— Да, не в себе. Две недели я провел в плену своих кошмаров, а когда очнулся вчера утром, понял, что кошмары остались со мной, что они настоящие. — Он легко, одним движением сбросил с плеча руку Барахи. — Послушай, я ничего больше не знаю, кроме того, что не смогу жить на свете, если не доведу дело до конца.

Бараха задрожал от гнева и сжал кулак. Кровь бросилась ему в лицо, как случалось каждый раз, когда ему не удавалось настоять на своем.

И вдруг из памяти выплыли слова Благословенного Пророка.

Не суди человека за путь, которым он следует. Если ты не прошел в том же направлении все то, что прошел он, ты не можешь сказать другому ни куда он идет, ни что оставил позади.

Бараха посмотрел в небо, на землю и снова на изнуренного, сломленного горем старика.

И, сделав вдох поглубже, алхаз выдохнул злость и раздражение.

— Да пребудет с тобой, старый ты дурень, благословение Забрима, — пробормотал он и протянул руку.

И Эш, помедлив, ответил рукопожатием.

Качая головой, Бараха повернулся к лодке.

— Постой! — рявкнул Эш.

Алхаз обернулся. Фарландер вынул из мешка урну с прахом и протянул ее Барахе:

— Сохрани до моего возвращения. Если не вернусь, позаботься, чтобы она попала к его матери. Алеас знает, где ее искать.

Бараха кивнул и, забрав урну, шагнул в лодку. Матросы оттолкнулись от причала и опустили весла.

Отчалив, лодка развернулась и взяла курс на ждущий ее шлюп. Бараха обернулся, может быть, махнуть на прощание рукой, потому что знал — больше они, наверное, не увидятся.

Но старик уже повернулся лицом к городу.