Возвращение в эмиграцию. Книга первая - Ариадна Васильева

Чтобы не идти с ним дальше, я присела на невысокий парапет, отделяющий шоссе от речушки, и мы стали разговаривать. Я расспрашивала его о жизни на Корсике, он меня — про Париж. Париж в его представлении был чем-то особенным, сверхъестественным. Чуть позже я спросила:

— Не пора ли тебе домой, Тино?

В ответ, без всякого предупреждения, он перепрыгнул через парапет, стащил меня на траву и навалился. Я стала отбиваться. Между нами завязалась настоящая драка. Я кусалась, царапалась, лупила наотмашь, куда попало. Лицо его было совершенно бессмысленным. Я изловчилась и заехала ему ногой в низ живота. Он застонал, скрючился. Я вскочила.

Он поднял укоризненные глаза:

— Разве так честно? Разве так можно?

— А то, что делаешь ты — честно? Зачем ты налетел на меня, как дикарь? Паршивый мальчишка! Я, наверное, вся в синяках! Хоть бы спросил сначала — хочу я иметь с тобой дело или нет.

— Ты первая спрашивала, гуляю ли я по ночам! — упрямо твердил он свое.

Он очухался и снова пошел на меня. Я подобрала камень.

— Не подходи, Тино! Голову раскрою!

Он сделал шаг. Я поняла — пора менять тактику. Он же не отъявленный бандит, не подлец. Своим камнем я его, пожалуй, не очень-то напугаю. Да и у меня не хватит духу опустить его на голову человека. Я сказала примирительно:

— Послушай, Тино, угомонись. Не делай глупостей. Ты же хороший, честный парень. Произошла ошибка. Ты меня неправильно понял. А у меня в Париже жених. Я должна скоро выйти замуж, — я заговаривала его, как змею, я кружила по вытоптанной площадке, вытянув руку, а он, как молодой бычок, целил в меня курчавой головой, поворачивался на месте, не выпуская из поля зрения, — у моего жениха очень строгие взгляды, он никогда не простит, если я тебе уступлю. Ты мне испортишь жизнь. Я скоро уеду. Мне хочется сохранить о корсиканцах хорошие воспоминания. А из Парижа я пришлю тебе на память открытку с письмом.

Пожалуй, открыткой я его и купила. Получить письмо от девушки не откуда-нибудь, а из самого Парижа! Показывать потом всем друзьям… Он сказал:

— Ладно, пошли назад, раз такое дело.

Всю обратную дорогу мы прошагали молча. Метра за три от дома он мрачно напомнил:

— Так не забудьте про открытку на память, — и исчез в тени.

Открытку я ему потом послала.

Окно моей комнаты неярко светилось. Я подошла, поднялась на цыпочках, заглянула. Никого. На столе продолжала гореть керосиновая лампа, только стекло у нее потемнело, покрылось копотью. Я подтянулась, влезла в окно и первым делом проверила дверь. Она была открыта. Но ключ исчез. Тогда, стараясь не шуметь, я плотно закрыла окно. Пусть будет душно, зато безопасно. Придвинула к двери умывальный столик, взялась за кровать. Она была на колесиках и легко сдвинулась с места. Забаррикадировалась.

Я бросилась на кровать и уснула, едва коснувшись головой подушки.

Разбудили голоса за окном. Светало. Над дальними горами затеплилось остывшее за ночь небо. Морис и Альбер переговаривались с хозяином, готовя машину Жозефа к поездке. Я отодвинула задвижку, открыла окно и выглянула.

— Морис, вы собираетесь в Бастию?

— Да, через пять минут едем, — поднял он лукавое лицо. Его так и распирало от любопытства.

— Можно с вами? Я хочу посмотреть город.

— Можно. Давайте быстрее.

Я снова затворилась, чтобы они не слышали, как передвигается на место мебель. Расставила все по местам, наспех умылась, причесалась и вышла в коридор. Дом спал. Вечером я не успела разобрать, где тут вход, где выход, наугад толкнула одну из дверей. В комнате, точь-в-точь как моя, на такой же, выставленной на середину кровати, разметав по подушке рыжие локоны, сладко спала Мари-Роз в объятиях Рене. Я тихонько прикрыла дверь, нашла выход и выскочила в прохладное утро. Ребята уже ждали меня в машине.

Всю дорогу до Бастии Морис и Альбер переговаривались по-корсикански, хихикали и хитро поглядывали на меня.

— Как вам спалось, Натали? — не выдержал один.

— Прекрасно, — скрыв улыбку, ответила я серьезно. И не соврала. Я действительно хорошо выспалась.

Благодаря Морису и Альберу мне удалось побывать в Бастии. Они отпустили меня на час, а сами поехали к знакомым механикам в гараж, чтобы купить деталь и пропустить по стаканчику вина. Но много ли увидишь в незнакомом городе всего за один час? Может, поэтому Бастия понравилась мне меньше, чем Аяччо. Она показалась более современной. Как все почти города на острове, стояла в гавани, но была более ровной. Только окраины ее неуклонно лезли на невысокие горы.

Я вовремя вернулась на условленное место возле базара, мы купили большую ароматную дыню, виноград и поехали обратно.

На ферме было тихо. Тино не показывался, Жозеф, осыпаемый шутками, ходил злой, как черт, и сосредоточенно возился с автомобилем. Вскоре машину починили, мы пообедали, поблагодарили хозяев и отправились домой. Жозеф демонстративно сел в другую машину.

Только к вечеру мы с Мари-Роз добрались до лагеря, пустого, притихшего. На пляже кто-то лениво бренчал на гитаре, остальные убежали на танцы. Мы решили никуда не ходить. Мари потянулась, зевнула кошечкой и откровенно сказала:

— О, эти безумные ночи любви! А теперь — спать!

Быстренько улеглась, поворочалась с боку на бок, но сон не шел. Она повернулась ко мне, положила под щечку ладонь и стала смотреть, как я разбираю вещи.

— Натали, ты меня не осуждаешь? — спросила неожиданно.

Я покачала головой. Нет, я ее не осуждала. Да и какое право я имела ее осуждать.

— Ты не думай, у нас с Рене серьезно. Мы решили пожениться. А до свадьбы или после свадьбы будет первая ночь — какая разница! — она виновато улыбнулась.

Я села напротив нее со скомканной наволочкой в руках, как мама возле напроказившей дочки. Она говорила возбужденно и счастливо:

— У моего отца в Париже есть небольшое дело. Кожевенная мастерская. А нас семеро братьев и сестер, и мы все работаем в этой мастерской. Нам чужих не надо. А Рене сирота. Вот мы и решили: он разочтется с дядей, приедет в Париж, мы поженимся, и он тоже будет работать с нами. От мсье Пьера ему ждать нечего, наследник Жозеф… А как у тебя с Жозефом? Рене сказал, что ты его прогнала. Он ушел с носом, и братья над ним посмеялись. Разве он тебе не нравится? Он же в тебя влюблен.

Что я могла сказать? Это у нее все просто, без выкрутасов. И потом я-то в Жозефа не была влюблена. Мы были совершенно разные люди. Я промямлила:

— Жозеф — хороший парень, но…

Мари-Роз с интересом смотрела на меня.

— Зачем ты тогда морочишь ему голову?

— То есть как — морочишь?

— Ну, ездишь кататься и вообще… Это все равно, если бы ты согласилась. Смотри, не играй с огнем. Они народ горячий.

Пожалуй, она была честней, хоть и откровенно провела ночь с Рене, а я от всех отбилась и забаррикадировалась. Я решила немедленно прекратить рискованные поездки.

Через пару дней, под вечер, шумной ватагой мы отправились в Аяччо. В большом кафе-модерн с танцплощадкой над самым морем сдвинули вплотную несколько столиков, заказали напитки. «Белые медведи» сразу почувствовали, что я вернулась, и наперебой приглашали танцевать. Позже пришли местные ребята, и с ними Жозеф. После нескольких танцев подошел.

— Нам надо поговорить. Пойдемте на пляж, очень прошу.

Мы спустились с террасы, освещенной гирляндами разноцветных лампочек, в тихие сумерки. Походили, помолчали. Жозеф заговорил первым.

— Вы простите меня за тот случай. Я выпил лишнего и был не прав. Давайте замнем это дело.

Я открыла рот, чтобы от всей души и простить его, и замять это дело, и сообщить о твердом решении не ездить в горы… Он перебил:

— Вы говорили, вам нравится Корсика.

— Да, — ответила я, несколько удивленная таким поворотом темы.

— Вам нравятся наши горы, наше море, наши люди.

— Да, это правда, — согласно кивала я.

— Так в чем же дело, Натали, — повернулся он ко мне, отчаянный и решительный, — оставайтесь навсегда на Корсике и выходите за меня замуж!

Если бы у меня над головой разорвалась шаровая молния, а под ногами разверзлась земля, я была бы не так ошарашена.

— Вы не думайте, — торопился Жозеф, — я не какой-нибудь mendiant[26], у моего отца большое солидное дело. Я — единственный сын. Матери у нас нет. Будете хозяйкой в доме. Отцу вы понравились. Больше всего ему понравилось, как вы убежали от меня в окно. Хлопал себя по бокам и хохотал: «Ай, да девушка! Ай, да русалка! И образованная, и недотрога!» Короче говоря, он согласен.

Бедный Жозеф! Милая Корсика! Он предложил безбедное существование, он бросил к моим ногам свой остров. Блаженный сон, сумасшедшее везенье, фортуна!

Но, Бог мой, как объяснить этому мальчику всю несбыточность его надежд? Я не могу выйти за него даже юридически: у меня нет развода с Борей. Да и не в этом дело. Я смотрела на него, стройного, кудрявого, смуглого, с его неловко сжатыми кулаками, далекого и чужого. Представилось вдруг, как рядом стоит мама и с отвращением говорит: «Какая ты все же свинья, Наташка!»