Горе побеждённым - Ольга Сухаревская

 - Лишний раз убеждаюсь, что перетрясти этот многоукладный муравейник, чтобы из него выпало кольцо, мы не сможем, – подвёл черту Вильям Яковлевич.

 - Про флигели я неспроста  заговорил, – продолжил Канделябров. – Я кое-что интересное  раздобыл о Шаблыкине. Оказывается, его отец – Иван Павлович, тоже старшина клуба, в 72-ом году купил этот самый дворец Разумовского, когда его арендовал Английский клуб.  Старший Шаблыкин был человеком деятельным и предприимчивым - собирался на дворце сделать большой бизнес, как говорят американцы. Он задумал грандиозное строительство на территории, принадлежащих ему Палашей – земель вокруг дворца. И даже парадный двор со знаменитыми львами надумал застроить четырёхэтажным домом с выходом на Тверскую да так, что дворец оказался бы на задворках. Такое решение своего старшины повергло в шок членов клуба. Они разорвали договор об аренде и съехали в бывший дворец князей Белосельских,  что на Тверской, где сейчас Елисеев свой магазин устраивает. Шаблыкину, понятное дело, никто руки не подавал и в гости не звал. Иван Павлович помаялся с годик, огород городить не стал (ведь он задумал всю эту кутерьму в расчете на клубные арендные деньги) и публично принёс извинения. «Англичане» вернулись назад: дворец Разумовского был намного удобней Белосельского, да ещё и с парком. Вся эта кутерьма подорвала здоровье старшего Шаблыкина, и он ушёл на покой, а  все дела передал сыну, известному нам Павлу Ивановичу. Его тоже избрали старшиной и вроде бы всё успокоилось. Но, сказалась неуёмная шаблыкинская натура. Как и его отец, Шаблыкин – младший стал на, принадлежащем ему, обширном участке за дворцом строить доходные дома. Я не видел, но говорят, что со стороны Палашей и дальше всё застроено. Черти подтолкнули его покуситься и на ту самую домовую церковь, что находится во флигеле дворца. По церковному закону, если церковь находится в жилом помещении, то над ней не должно быть никаких построек, чтобы ничего не препятствовало общению  человека с Богом. Я правильно говорю, отец Меркурий?

 - Истинно так, – кивнул батюшка.

 - Короче, Шаблыкин решил нарастить флигели ещё на один этаж. Не знаю уж, каким провидением, но очень скоро, по стечению разных обстоятельств, Шаблыкин разорился в пух и попал в опёку. Опекуном его имущества назначили действительного статского советника Берса.  Именно его заслуга в том, что Английский клуб смог выкупить дворец в собственность, правда,  без одного флигеля – денег не хватило. Произошло это два года назад. Теперь Шаблыкин, которого за глаза зовут «медным лбом» за напрасное упрямство, владеет только тем флигелем, где домовая церковь.

 - Интересно, что вся эта история с их семьёй, не помешала ему оставаться старшиной клуба, – заметил Ипатов.

 - В повседневной жизни клуба Павел Иванович незаменим. Он много лет добросовестно несёт на своих плечах заботы о его хозяйственных нуждах и,  в первую очередь, о сезонных поставках провизии. Ему, признанному гурману, доверяют составление праздничных и парадных обедов.

 - И к чему ты клонишь? – спросил Собакин.

 - А вот к чему. К Шаблыкину, как к человеку, отношение разное. Кто хвалит и говорит, что он молодец – смог выстоять в такой жизненной передряге, а другие – напротив, считают, что Павел Иванович не может забыть своих неудач и до сих пор, «доедая»  свои доходные дома, мечтает о реванше.

 - И что?

 - А вот что. Шаблыкин по своему положению мог в любое время иметь доступ к столу, где должен был ужинать или ужинал Поливанов. Он знает весь уклад клубной жизни, сам - вне подозрения и может воспользоваться этим по своему усмотрению. А это значит, что староста мог отравить вино заранее или опоить Поливанова и снять с него кольцо. Я даже прикинул, как он мог это сделать: из дверей или от внутренней лестницы наблюдать за Поливановым, а, как только официант ушёл, подойти к жертве, сделать чёрное дело, взять кольцо и быстро скрыться с места преступления.

 - Зачем?!

 - Чтобы досадить клубу, лишить его доброго имени, как лишили этого доброго имени отца и его самого. Ведь до сих пор их фамилия полощется в анекдотах о том, как Шаблыкины  положили жизнь, чтобы переиграть Английский клуб, – заключил Канделябров.

 - Шаблыкин играет в карты?

 - Иногда, за компанию, по-маленькой.

 - Значит, он не игрок?

 - Нет.

 - У него есть семья?

 - Да.

 - Он верит в особенные свойства «Чёрного сердца»?

 - Из его разговора, похоже,  что верит.

 - Теперь тебе ясно? Шаблыкин не мог это сделать. Всё равно - за сведения спасибо. Кто бы ещё мог столько узнать за такое короткое время! Молодец. А сейчас, господа, предлагаю идти спать – уже три часа ночи. Я смотрю, мой Алексей Филиппович уже спит за столом.

 - Не сплю я, – встрепенулся тот. –  Послушайте меня. Раз у вас на Москве все верят  в чертовщину этого камня, то искать надо одинокого человека, который не станет рисковать родственниками.

 - Золотые ваши слова, отче, – подтвердил племянник. – С этим позвольте считать наше совещание закрытым. Александр Прохорович, оставайтесь ночевать у меня. Завтра пораньше возьмёмся за дело.

                                                                       ***

   Ни свет, ни зоря Канделябров гремел посудой в кухне и ругался на Николашу, который с виноватым видом топтался у двери.

 - Гренки, я тебя спрашиваю, где? Как ты мог вчера подать протёртый суп без гренок, Божья ошибка?

 - Дел много. Всего не успеваю. У меня только две руки, Спиридон Кондратьич.

 - Как же ты можешь после этого называться первой категорией? Если назвался – соответствуй!

 - Я стараюсь, Спиридон Кондратьич.

 - Дело своё знай, – зудел Канделябров. – Как ты мог вчера завалиться спать, злодей, когда у тебя слоёное тесто не приготовлено и не поставлено на холод для утренних пирожков?

 - Больше сюда не приду, – не вытерпел Николаша. – Легче две смены в трактире отбегать, чем здесь париться.

 - Правильно. Не можешь – отойди, – гнул своё «эконом». - Я другого найду.

 - Не найдёте. Лучше меня во всей Москве нет, – упирался Николаша. – А то, что вы мне назначаете в работу, одному сделать невозможно. Это надо ночью совсем не спать.

 - А как же я делаю?

 - Так вы – двужильный, это все знают.

 - Поговори у меня. Несёшь несуразное. Меньше дрыхнуть надо.

 - Он прав, Спиридон, – встрял в разговор,  вошедший Вильям Яковлевич. – Тебя можно в цирке за деньги показывать. Спишь ты часа три-четыре и высыпаешься. Это - уже ненормально. При твоём возрасте ты очень подвижен, вынослив и способен таскать на себе тяжести пуда  в два. Подчёркиваю: таскать, а не поднимать. Я считаю себя натренированным человеком, но в сравнении с тобой,  я – развалина. Так что, не ворчи, а лучше помоги товарищу, чем можешь, пока не ушёл в клуб.

 - Я вам не Фигаро какой-нибудь и тут и там ишачить, – скорее по привычке огрызался Канделябров. Ему льстило, что все видят, какой он ещё крепкий мужчина. – Да, совсем забыл рассказать, Вилим Яковлевич. Вот говорят, что в Английском клубе одна наша знать состоит. И что я вчера узнал?

 - Интересно послушать.

 - В списках членов самого аристократического клуба значится, знаете кто? Актёришка, хоть и знаменитый – Южин, слышали о таком?  Каково?

 - Дурак ты, братец, – вздохнул Собакин. - Южин – его сценический псевдоним.  Настояшее имя Александра Ивановича –  князь Сумбатов.

                                                                         ***

   Иван Николаевич Лавренёв жил на Пречистенке, недалеко от Зубовских ворот, в большом двухэтажном особняке. Совершенно московское, жёлтое строение  прекрасно вписывалось в ряд таких же капитальных домов этого респектабельного квартала.

 - Доложи, братец, – обратился Собакин к дородному ливрейному слуге на входе. – Вот моя визитка. Мы пришли к Ивану Николаевичу.

 Их впустили. Внутренняя отделка дома и его обстановка поражали своей оригинальностью. Все окна в нём были витражными, отчего в помещениях стоял цветной полумрак. Мебель, внутренние двери и рамы окон были выполнены в едином стиле причудливо вырезанных деревянных листьев и цветов тёплого орехового цвета. Гостиная, куда провели сыщиков, удивляла ещё больше: столы, столики, диваны выпячивались сочными деревянными гроздьями винограда, плодами яблок, персиков и груш. На всей этой красоте играли зеленовато-розовые блики витражей. Огромная  деревянная люстра  тоже была сделана в виде грозди винограда со стеклянными дымчато-лиловыми ягодами-шарами. В комнате чувствовались восточные мотивы. Между окон стоял огромных размеров деревянный слон с  агатовыми глазами и настоящими бивнями.  В больших вазах с восточным орнаментом, как букеты цветов, красовались пучки павлиньих перьев. У камина лежала шкура леопарда.