Горе побеждённым - Ольга Сухаревская

 - Выходит, что мамаша Лавренёва сама виновата, что у неё сын – пустой человек, который только и знает, что мотает деньги?

  - В принципе – да. Родители всегда имеют возможность воздействовать на своё чадо, пока оно растёт. Хотя, я не могу категорически судить о Лавренёве, как о пустом человеке. В жизни  всякое бывает. Он ещё слишком молод и вполне может измениться. Пусть это волнует его близких. А мне вот что интересно: зачем он в тот вечер поехал в Английский клуб, и что общего у него с французским подданным, господином Мозеном?

 - Вы его знаете?

 - Знаю, поэтому и удивлён. Это птица высокого полёта. Что ему надо от этого мальчишки? Ещё совсем недавно, в царствование Александра Александровича, Германия жаждала утвердить своё безраздельное господство в континентальной Европе. Прежде всего, этому мешала Франция.  Для всех европейцев,  как и для России, такая доминирующая роль рейха не сулила ничего хорошего. Канцлер Бисмарк предложил нам выгодный союз в обмен на невмешательство России, в случае, когда Германия нападёт на «галльского петуха». Царь категорически отказался быть сообщником в развязывании войны и переделе Европы под немцев. Более того, с 90-ых годов он начал тайные переговоры о заключении союзнического договора с республиканской Францией, что сулило мирное равновесие  политических игроков  на европейском поле. Так вот, господин Мозен входил во французскую дипломатическую миссию при этих переговорах. Если мне не изменяет память, в июне 91-го, договор о совместных действиях, в случае угрозы миру, был подписан. Франция оценила такой шаг России и объявила нашего государя национальным героем. Слышали? Да, об этом много писали. Парижане даже назвали именем Александра III свой самый красивый мост через Сену. Ну-с, я отвлёкся. Вернёмся к господину Мозену. Он в 92-ом году участвовал в разработке военной конвенции между Францией и Россией. Это я всё говорю для того, чтобы вы поняли, что Мозен – личность весомая. Союз с Францией давно заключён. Тогда, зачем он здесь, в Москве? От себя могу добавить, что он масон и, возможно,  имеет здесь какие-то неофициальные дела.

    - Едем искать Собачьего царя, – объяснил Собакин, когда велел извозчику везти их с помощником в меблированные номера Фальцвейна. – В клубе сказали, что он всегда там останавливается, когда наезжает из своей деревни в Москву. Если не найдём там, поедем в Охотничий клуб, на Воздвиженку. Попасть к охотникам куда как легче, чем к «англичанам».

 - Что, «охотники» не так заносчивы?

 - Не в этом дело. Просто они живут с азартных игр. Им не с руки запирать двери. После полуночи в бывшем доме графа Шереметьева заядлые картёжники только садятся за сукно. Там в «железку» меньше ста рублей ставки не принимают - сам видел, и играют за закрытыми дверями сутками. Туда съезжаются московские прожигатели жизни со средствами.  Даже «английские» аристократы не могут переплюнуть «охотников» по грандиозности маскарадов, обедов, собачьих выставок и призовых скачек. Публика там очень разношёрстная. Причём, в отличие от чопорных «англичан», в Охотничий клуб дамам - полная свобода входа.

 - Как вы думаете, Поливанов со своими дружками ездил туда играть? – спросил Ипатов.

 - Думаю, что у каждого - своя кампания, – предположил Собакин. – Карты – дело тёмное.  Глядишь, в чужом месте  и на шулера нарвёшься. Хотя, Москва – большая деревня. Тут все заядлые игроки друг друга знают.

  Сыщики ехали в сторону Тверской, в Газетный переулок. Жара немного спала, но было душно. Пролётка колесила по московским переулкам: Знаменскому, Крестовоздвиженскому, Большому Кисловскому и, наконец, добралась до Газетного. Извозчик остановился почти на Тверской, где на углу располагалась гостиница.

 - Здесь довольно дёшево: останавливаются всё больше провинциальные актёры, – объяснил  Вильям Яковлевич, – но есть и чистые номера. Словом, на любой спрос.

 Им объяснили, что господин Видякин занял номер во втором этаже.

 На стук в дверь послышалось бодрое «войдите» и сыщики оказались лицом к лицу с лучшим устроителем псовой охоты Подмосковья.

 Познакомились. Михаил Евфимиевич оказался маленького роста, с большими пушистыми усами и такими же бакенбардами, носом картофелиной и чёрными глазами-пуговками на морщинистом лице, выдубленном и солнцем, и дождём, и ветром. Было видно, что этому господину, хоть он и одет в приличный серый сюртук, больше подошёл бы двубортный охотничий кафтан и высокие сапоги.

 - Охти, горе-то какое! – запричитал Видякин, когда ему объяснили, что Поливанов умер. – Я ведь на следующий день уехал к себе домой, в Постышево. Это от Москвы тридцать с лишним вёрст. А вернулся  по делам только сегодня, с час назад. Волка ноги кормят. Хе-хе. Говорите, Алексей Алексеич почил? Царствие ему Небесное, хотя здесь он был нужнее. Ах,  какой он был приятный человек для охоты! Как же такое произошло? В тот день, говорите, когда я приходил  в Английский клуб?

 После пятиминутного разговора стало ясно, что Михаил Евфимиевич знает о происшествии с Поливановым ещё меньше, чем сыщики.

 - Как же, знаю, что у Поливанова было кольцо. Как-то Алексей Алексеич был приглашён на охоту к его сиятельству, графу Александру Андреевичу Завадовскому. Графский сокол тогда очень прельстился неожиданными искрами его кольца, да так с небушка камнем на него и кинулся. Уж не знаю, что ему померещилось. Если бы Алексей Алексеич вовремя не убрал руку – быть беде. Это, смотря, куда бы попала птица. Вы соколиный клюв видели? Да ещё с высоты. В голову тюкнула бы и конец. Его сиятельство тогда остроумно заметили, что произошло бы, как в «Золотом петушке», у Пушкина.

 - Объясните нам, пожалуйста, Михаил Евфимиевич, какая была надобность  у вас в тот день к господину Поливанову?

 - Я тогда по всему клубу искал Назарова – ключника при винах. Он мне обещал отбракованную экономом мадеру уступить по сорока копеек за бутылку. Заглянул во «фруктовую», а там Поливанов ужинает. Я от двери с ним раскланялся и напомнил, что  его превосходительство, генерал Вуич непременно ждёт его через две недели у себя на охоте. К столу я не подходил – привычки такой не имею, чтобы не подумали, что в товарищи набиваюсь. Вот собственно и всё. Пошёл я дальше и уже в столовой встретил этого змея подколодного – Назарова, который повёл себя, как самый настоящий прохвост. Я, говорит, эту мадеру…

 - Извините великодушно, что перебиваю, Михаил Евфимиевич, – не дал сбиться на ключника, Собакин, – но хотелось бы уточнить: господин Поливанов был за столом один?

 - Один.

 - А во «фруктовой» ещё кто-нибудь был?

 - У стола, спиной ко мне стоял официант. Должно старший. Потому что был во фраке. Их фрачниками сделали, чтобы, значит, гостям было видней, кто главный. Он наливал Алексею Алексеичу вино.

 - Как он выглядел?

 - Как и все у них старшие должности – во фраке.

 - Опишите его поподробнее.

 - Разве можно описать официанта да ещё со спины? Высокий. Не толстый. В Английском клубе толстую прислугу  вообще не держат, даже поваров. Волосы, по-моему, тёмные.

 - А лицо?

 - Я лица не видел. Пока мы с Поливановым разговаривали, он ни разу ко мне не обернулся.

 - Поливанов просил налить ему вина?

 - Официант что-то сказал ему вполголоса, а Алексей Алексеич улыбнулся и кивнул.

 - Вы не заметили, куда он наливал вино? – не отставал Вильям Яковлевич.

 Видякин посмотрел на него, как на ненормального и пожал плечами:

 - Не помню. Хотя, сейчас мне кажется, что официант налил вино в два бокала. Да, точно, в два. В поливановский и в тот, что был напротив, у другого прибора. Наверное, Алексей Алексеич ждал кого-то к ужину, - предположил Видякин.

 - Скажите, а вы бы узнали того официанта, если бы увидели?

 - Сомневаюсь.

 - Вам знаком клубный старший официант  Иван Матвеев?

 - Нет. Я ведь там не столуюсь. Я знаю ключника Назарова. Он меня обнадёжил по поводу мадеры, а сам …

 - Виноват, и последнее. Расскажите нам, какой охотник был господин Поливанов.

 - Замечательный. И псовую охоту уважал, хотя своих собак не держал, да и где тут в Москве развернуться. Его всякий желал к себе заполучить поохотиться: немногословен, но умел поддержать умную беседу, управлялся с собачьей сворой не хуже любого егеря, хорошо ориентировался на любой местности, мог толково поставить охотников по номерам, никогда не лез вперёд, мог много выпить, не пьянея. Одним словом – золотой человек для охотничьей компании.

 - А вы, говорят, особым расположением собак пользуетесь, уважаемый Михаил Евфимиевич? – поинтересовался Собакин.

 - Собаки меня любят, это точно.  Наверное, у нас это взаимно, – улыбнулся Видякин. – Мой покойный отец, Царствие ему Небесное, был заядлым охотником. Наш дом был всегда полон собак. Я, маленький, убегал на псарню и там спал с собаками,  за что был батюшкой неоднократно порот. Но это меня ничуть не изменило. Я с собачками всю жизнь прожил.