Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры. - Александр Тюрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг меня прошелся бурун. Значит, на небольшой глубине движется большое тело, типа акулы или спрута. Так и хочется крикнуть небесному режиссеру — это перебор, мне вполне хватает одной страшной неприятности.
Тело подвсплыло, я стал различать его конусовидные контуры, придающие ему сходство с кальмаром. Вокруг тела появился ореол из фонтанчиков — это оно шарит своими конечностями! Раз, и я попался — щупальце ухватило мою левую руку и зафиксировало захват, мигнув зелеными индикаторами. А затем тело потащило меня вперед и тяга была, будь здоров.
Где-то над головой раздался свирепый клекот: «Вы забыли попрощаться». Я поднял глаза — техманн хозяина махал надо мной своими огромными мономолекулярными крыльями. Видимо, преступление требовало немедленной кары, поэтому техманн стал гадить сверху какой-то едкой дрянью, которая взаимодействовала с водой, как карбид, пузырясь и выделяя вонючий дым.
Еще немного и это гуано угодило бы мне на макушку со всеми вытекающими последствиями. Но тут «кальмар» принял меры. Его щупальце метнулось вверх и стянулось, как аркан, на клекочущей «бабочке». Потрепыхавшись несколько секунд в мощных объятиях, техманн рухнул в воду, забил крыльями как лебедь, но все равно ушел под поверхность, еще вынырнул ненадолго, наверное, чтобы прохрипеть «Вы не выключили свет в туалете», и исчез навсегда.
Когда я оказался на линии стоячей волны, сработало «противоугонное средство»: зашипел наэлектризованный буек и меня так шарахнуло разрядом, что я света белого не увидел.
Когда полегчало, то я обнаружил себя в брюхе «кальмара», то есть, внутри субмаринки для проведения ремонтных работ на дне Таити.
Имелось тут какое-то подобие приборной доски, но на ней лишь несколько дисплеев, которые показывают виды с точек над корпусом и под корпусом.
Субмаринка, слегка покачиваясь, плыла в автоматическом режиме на глубине двадцать пять метров.
Слой голубой курортной воды остался выше, вокруг была грязная жижа, насыщенная продуктами курортного метаболизма.
А потом из грязного сумрака возникла гигантская голова морского дьявола — так внезапно, что меня чуть инфаркт не хватил. Это, наверное тот самый, что всплыл на поверхность таитянской лагуны во время лекции Огастеса Октавио. Не просто монстр, а Мистер Монстр. Выпуклости, напоминающие закрытые глаза, в верхнем полушарии. А в нижнем — куча разновеликих манипуляторов, смахивающих на мандибулы, хелицеры и прочие органы кромсания-жевания. Плюс длинное тело, все в соплах микродвижителей, как бы мохнатое.
Я поймал себя на том, что перестал шевелиться и почти не дышу — всё, как рекомендуют при встрече с большим зверем.
Но морской дьявол не был зверем. Сделав молниеносный вираж, он пошел в атаку. Я стал колотить кулаками по приборной доске, но она оставалась такой же гладкой и безучастной. За секунду до того, как дьявольский биомех ухватил бы субмаринку в свои гибельные объятия, едва заметная клякса проскочила от нее к нему. И Мистер Монстр… взорвался, оставив на память только облако кремнийорганических останков.
Глава 3. Пиратские будни
1.А субмаринка, словно истратив всю энергию, незамысловато держало курс на дно искусственного таитянского моря. Вокруг стало совсем мутно, мрачно, но еще виден крупногабаритный мусор, вплоть до рекламных биллбордов и сломанных на какой-то вечеринке стульев. Дисплей телеприсутствия показывает, что плавстредство движется вдоль канавы на таитянском дне и она увеличивает наклон вниз.
А правильно ли введен маршрут в борт-компьютер?
Ремонтная субмаринка явно уходит вглубь воронки, от того и сумерки сгущаются.
В глубине воронки открывается что-то похожее на глаз Сциллы или рот Харибды. Кажется, это люк-диафрагма размером три на три метра.
Субмаринка повисает над раскрывшимся люком, как птичка, и начинает сбрасывать отходы.
На переборке зажглась надпись «Негабаритный живой объект. Оценочная стоимость 126 у. е. Загружается скрипт утилизации 12-U». Это, похоже, рассказ про меня.
Осталось только стучать в переборки и вопить: «Я не объект, а субъект, мамой клянусь» в надежде, что какой-то царь морской услышит и предотвратит худшее.
Но «худшее» было неотвратимым; емкость, содержащая мое тело и мой разум, вывалилась из субмаринки и стала тихо мирно опускаться в колодец.
Так меня ж сейчас и в самом деле утилизуют, как обычно происходит со всяким металлоломом, который доставляет ремонтная лодка. Меня переплавят! Или я просто задохнусь, воздуха в этом пакете надолго не хватит. Все ясно, миллиардер Грамматиков, наигравшись в кошки-мышки, дал команду на мое уничтожение — я буду полностью переработан, так что ни одной более-менее целой молекулы не останется.
Раскрылся сфинктер шлюза и меня поглотил приемный бункер, фактически широкая труба с эластичными стенками. Труба загибается и вкладывает меня в еще один шлюз, я еду по конвейеру…
Сквозь прозрачные стенки емкости я вижу, что впереди засверкали острые лезвия, насколько тонкие, что выглядят просто цепочкой искорок. Эти искорки могут пошинковать и металл, не то что мою хилую плоть.
И тут емкость была проткнута несколькими трубками и стала заполняться вязкой жижей, на ходу превращающейся в гель. Все это вливалось быстро, с противными звуками, и уже через несколько секунд гель настырно лез ко мне в лицо, в нос и рот, так что сразу затошнило. Я испытал непритворный смертный страх. Это когда и холодный пот, и торможение сердца, и звон от царь-колокола в голове. Моей лебединой песней были странные слова: «Код доступа Порта Нигра». А потом осознал, что получил отклик. Я дышу! Гель переформатировался во что-то напоминающее губку, которая стала впитывать слизь и слюни, одновременно занимаясь вентиляцией.
Я уже ничего не видел, потому что даже веки не поднять, и ничего не слышал, кроме чмокающихся звуков, издаваемых губкой. Но мое тело ощущало инерционные перегрузки минимум на три «же». Все тянулось дьявольски долго, поэтому, не дождавшись окончания, я просто отпал. Наверное, этот отпад можно было назвать сном. Во сне я видел Веру.
Я заглядываю в окно дачи из сада. Вера сидит на диване с книгой, в полурасстегнутом платье, подобрав одну ногу. Её изящная рука с перстеньком на среднем пальце лежит на нежной коже ноги чуть выше колена. А другая рука с голубоватыми прожилками на запястье заведена за голову. Завиток волос падает к глазу, чья дымчатая ночь просвечивает сквозь густоту полуопущенных ресниц. И мне кажется, что она хочет перевести взгляд от книги ко мне. Я приближаюсь к ней и тут ощущение того, что передо мной живой человек, исчезает. Я начинаю видеть границы цветовых полей и плавные линии превращаются в зубцы из пикселей. У меня начинается что-то вроде крика-плача, я бросаюсь к Вере, но все эти поля и пиксели ворохом ярких пятен пролетают сквозь меня и я оказываюсь в полной мгле.
2.Первое, что стал чувствовать после пробуждения — был холод. Очень паршивое было пробуждение, скажу вам прямо, как в аду, в круге имени Деда Мороза. Холод был даже не столько снаружи, сколько внутри, в каждой моей клеточке. И не пошевелить никакой частью тела, то ли они все мертвы, то ли скованы. Отогревался я со страшной болью, полузадушенные вопли с трудом проходили сквозь мою деревянную глотку. Мои замерзшие мозги стали оттаивать раньше моего оледеневшего тела. А лучше бы наоборот.
Но вот дошла очереди и до тела, я задергался и сел. Темнота как в попе у негра, да простит меня за сравнение свободолюбивая Африка. Стал трогать сам себя, проверяя, все ли на месте. Что-то опять не так. Я надавил пальцами и они вошли в кожу как в гниль. Я загреб рукой и пальцы мои содрали здоровенный кусок кожи. Я взвыл как зомби и только тут до меня дошло, что это слоящиеся остатки одноразового скафандра. Если бы у этой комедии сейчас были зрители, то они бы отозвались аплодисментами.
Глаза наконец привыкли к мраку, который слегка рассеивался мигающими индикаторами и загробным фиолетовым отсветом.
Я был в камере. И хотя я не бог весть какой астронавт, но по нагрузкам понял, что уже не на Таити; мое смирное тело перегружено с космического острова на транспортное средство, которое движется ускоренно.
Со всех сторон от меня были складчатые источающие холод стенки. В таких холодильных камерах обычно хранятся съедобные и прочие грузы, претендующие на посмертную свежесть. Выход из камеры был закрыт полупрозрачным люком, пропускающим слабый фиолетовый свет. С той стороны люка видны контуры дактилозамка. Но с моей стороны ничего. Стыки между люком и переборкой практически незаметны. Опять повод для паники? Нет уж, раз меня вытащили из утилизационного бункера, то сейчас уничтожать не будут. Но с другой стороны — есть хочется. И писать. Это второе даже больше, чем первое. Лежать холодным и голодным в луже собственной мочи — это мне не улыбается, против этого восстает пять тысяч лет цивилизации, лежащих за моими плечами. Бомж, вмерзший в собственные испражнения, тьфу…