Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

была похожа на бумажное моделирование: как и сборка модели, она представляла собой спокойное домашнее занятие, творческое и обучающее. К примеру, вышитые образцы демонстрировали мастерство владения иглой их создательницы, ее знание алфавита и семейной истории. Однако бумажное моделирование существенно отличалось от вышивки тем, что вышивка была занятием женским, часто связанным с четко обозначенной, подчиненной гендерной ролью[660].

Бумажным моделированием рекомендовали заниматься как мальчикам, так и девочкам. В отличие от вышивки, это занятие не ассоциировалось с тишиной и покорностью. И все же с педагогической точки зрения было бы интересно сравнить эти два занятия. На ум сразу приходит очевидная связь между их вещественной природой и ловкостью рук, которую они призваны тренировать. Исследователи вышивания в викторианскую эпоху говорят о том, что это занятие считалось крайне важным для тренировки глаз, рук и памяти. Куратор исторических коллекций музея «Те Папа» Клэр Регно справедливо отмечает, что «в рамках образования девочек вышивка преследовала целый ряд педагогических целей. Образцы вышивки не просто служили для заучивания и сохранения разных видов стежков, в них отражались знания чтения, письма и арифметики»[661].

Как и модель Сакстонов, образцы вышивки дают нам представление об устройстве имперского колониального общества как в местном масштабе, так и в контексте всей английской диаспоры. В коллекции музея «Те Папа» находятся две шелковые вышивки. На обеих изображены маори на реке Уонгануи, наглядный пример одновременного влияния сил местного и международного значения. На этих образцах 1880 и 1891 годов мы видим маори, одетых в накидки из перьев (какахю), на традиционных каноэ (уака), на фоне природы и животного мира Новой Зеландии (ил. 11.2).

По вышивке хорошо заметно увлечение ее создательниц популярным тогда движением «Искусства и ремёсла». Это видно и по выбору объектов для изображения, взятых из реальной жизни, и по тому, как использованы изящные естественные материалы — шелк и перья теплых земляных оттенков. Считается, что одна из вышивок была выполнена в школе миссис Мюррей, которую посещали девочки из богатых семей Веллингтона, из чего можно заключить, что вышивание входило в план учебных занятий.

Несмотря на то, что в 1860-е годы у детей в Новой Зеландии было очень мало игрушек, родители-колонисты уделяли много внимания тому, чтобы игры и сопутствующие им занятия способствовали образованию. Особенно это проявлялось в среде амбициозных поселенцев среднего класса, к которым принадлежала и семья Сакстонов. Многие из первых новозеландских колонистов считали, что образование детей — важный ключ к общественной реформе, и именно оно лежит в основе создания нового и лучшего общества[662]. Очевидно, что обучающие игрушки, такие как модель деревни, соответствовали идеям передовых педагогов, а также желанию построить более совершенное, демократичное и образованное процветающее общество.

Ил. 11.2. Элис Клэпхэм. Вышивка «На реке Уонгануи». Веллингтон, 1880. Шелк, перья, стеклянные бусины, рама из красного дерева, стекло

К лучшей жизни?

По дневникам Джона Сакстона можно сделать вывод, что он стремился к лучшей жизни и старался повысить общественный и материальный статус своей семьи. Дневник указывает, что он иммигрировал в Новую Зеландию по совету своего шурина Джозефа Сомса, который был директором Новозеландской компании. Сакстон записал в своем дневнике слова Сомса о том, что любой, у кого есть две тысячи фунтов, сможет преуспеть в Новой Зеландии, и отметил: «Я жадно слушал его слова, но боялся этого искушения…»[663]

Ил. 11.3. Джон Уоринг Сакстон. Нельсон. 1842. Литография, бумага

В своих дневниках, рабочих записях и художественных произведениях Джон Сакстон повествовал о путешествии в Новую Зеландию и первых годах жизни в Нельсоне, а также излагал свое видение будущего и записывал свои открытия и полезные советы новым колонистам. Сохранилась его гравюра, на которой изображен общий вид Нельсона (1842–1845). Новая родина Джона Сакстона предстает на ней весьма идеализированной (ил. 11.3). Пейзаж окрашен в золотистые тона: стоят прелестные коттеджи, работают люди, занятые постройкой нового дома. Все наводит на мысль об идеальной сельской жизни, о новом мире, населенном тружениками[664]. Одна из копий этой литографии была раскрашена от руки и помещена в книгу Эдварда Джернингэма Уэйкфилда «Приключение в Новой Зеландии». В этой книге Новая Зеландия представала идеальным местом для переселения.

Однако дневник Сакстона рассказывает нам иную историю жизни, наполненной не только тяжелым трудом, но и риском. Особенно тяжелыми для семьи были первые годы, омраченные рядом бедствий по прибытии в Нельсон.

У сборного дома, который Сакстоны привезли с собой, во время дождя протекала крыша. Впоследствии оползень полностью разрушил его. Заболела и умерла Мэри, невестка Джона Сакстона. Вслед за этим событием случился пожар, который повредил их второй дом на Брук-стрит. Присцилла Сакстон и ее мать беспрерывно шили, стирали и готовили до поздней ночи и все время чувствовали себя измученными.

К 1845 году жизнь Сакстонов сильно улучшилась. Семья переехала в бараки Новозеландской компании, построенные в районе Стоук в Нельсоне. При доме был огород, и можно было собирать богатый урожай овощей. Джон Сакстон скрупулезно записывает в своем дневнике, чем они питались. Вот пример весьма достойного обеда: «картошка, артишоки и жирный запеченный туи»[665]. И все же Сакстон был очень разочарован колониальной жизнью. Периодически у него возникали приступы депрессии, и в конце концов в 1866 году, в возрасте пятидесяти восьми лет, он заморил себя голодом и скончался.

Его дневники — невероятно важный источник информации о повседневной жизни семьи Сакстон, из которого мы узнаем о важных событиях, повлиявших на ее жизнь. Но в большинстве дневниковых записей совершенно отсутствуют упоминания о детях, что повышает ценность модели Сакстонов, уникального и редкого не-текстуального исторического источника, позволяющего включить в исследование прошлого точку зрения ребенка. Особую трагическую ноту придает модели тот факт, что во время ее сборки в середине 1860-х годов отец семейства был уже болен, лежал в депрессии или даже умирал. Таким образом, модель является материальным свидетелем присутствия детей у смертного одра их отца (о чем нет записей) и постоянным напоминанием о смерти Джона Сакстона. По предположению историка Леоры Ауслендер, образцы материальной культуры являются важнейшей формой выражения и выхода человеческих эмоций, дополняющей речь[666]. На протяжении всей истории человек, создавая предметы, выражал свои чувства. Эти предметы, как и модель Сакстонов, продолжают существовать и обрастают значениями, превосходящими то событие или тех людей, которые его создали. Вещи становятся ключом к воспоминанию или, как в случае с Сакстонами, открывают дверь во внутренний мир детей.

Я берусь