Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

возможности этих механизмов приносили ребенку не столько реальную пользу, сколько радость: ведь нет никакого смысла делать порцию мороженого объемом с ложечку, кроме как ради забавы. Два таких предмета из нюрнбергской кухни, датируемой началом XIX века, выставлялись прежде в Вашингтонском музее игрушек и кукольных домиков. Один из них — жаровня для подогрева противня четырехсантиметровой длины. Похоже, что ее когда-то ставили на огонь: деревянная рукоятка у основания металлической корзинки обожжена. Однако, судя по ее маленькому размеру, вряд ли она могла держать тепло настолько долго, чтоб на ней можно было вообще что-либо приготовить. Еще больше сомнений вызывает вторая вещица: полый металлический бельевой утюг. Сзади миниатюрный утюг имел дверцу, куда следовало помещать раскаленные угли. Если бы это был полноразмерный утюг, он бы прогрелся, и им можно было бы гладить белье. Но в крохотном утюжке угли, скорее всего, не успеют нагреть металлическую оболочку до нужной температуры, прежде чем сгореть[632]. К этой категории кухонных предметов, определенно созданной не для непосредственного использования, а для ублажения взора, принадлежали и разного рода имитации пищи из трагакантовой камеди — клейстера, получаемого из сока кустарника астрагала. Основной смысл еды — в том, чтобы быть съеденной. Пища из трагантовой камеди была несъедобна, что, однако, не умаляло ее привлекательности[633].

Обманчивая привлекательность — ключевая черта миниатюрной кухни — не мешала успешной работе ее по-настоящему функционирующих частей. К концу XIX века изготовители игрушки стали выпускать миниатюрные печи из листовой стали. Такие печи могли дать достаточно тепла для приготовления маленькой порции еды. Эти маленькие кухонные плитки нагревались чайными свечами или лампами на основе спирта. Иногда они подсоединялись к газопроводу, а позже — к электричеству[634]. Существовало много литературы по самодельному изготовлению крохотных печей. Еве Стилл удалось обнаружить десяток разнообразных поваренных книг для детей, напечатанных с 1853 по 1954 год, причем некоторые были изданы большим тиражом. В этих книгах маленьким детям, как правило, советовали заниматься лишь «холодной готовкой» — смешивать ингредиенты, но не нагревать их. Старшим девочкам рекомендовали подогревать остатки с семейного стола; имелись и рецепты, очень похожие на облегченные варианты настоящих, «взрослых»[635]. «Маленькая иллюстрированная поваренная книга» (Kleines illustriertes Praktisches Kochbüchlein für die Puppenküche) Генриетты Лёффлер 1890 года содержит весьма полные и подробные указания, как приготовить 239 различных блюд. Блюда делились на семнадцать видов и составляли двадцать одно меню из трех и более яств, от картофельного супа до шоколадного торта[636]. Несомненно, по этим рецептам получались полностью съедобные миниатюрные кушанья, которые, по нашему представлению, пришлись бы по вкусу даже самой голодной кукле. И все же за этим очевидным применением кухонь скрывалось их истинное назначение: придать обыденной обязанности приготовления пищи оттенок чуда и удовольствия благодаря новизне и изысканности миниатюры.

Если социальная функция игрушек для девочек заключалась в том, чтобы сделать привлекательной для них будущую домашнюю работу, тогда понятно, почему именно готовке, кухонному пространству и оборудованию уделялось внимания больше, чем другим задачам. Приготовление пищи, наряду с шитьем, было в XIX веке повседневной обязанностью немецкой домохозяйки, принадлежащей к среднему классу. В этих занятиях женщины могли выразить себя и проявить творчество. На кухне из сырых продуктов появляются готовые блюда, не только питательные, но и эстетически приятные за счет своего вкуса, вида и запаха. В процессе готовки можно было обратиться к давно любимым блюдам или попробовать что-то забавное и новое, угодить гостям и получить от них похвалу. Другая работа по хозяйству — стирка, подметание пола — была связана с ежедневным уходом за домом не давала возможностей для творческого самовыражения. А стало быть, и ничего соблазнительного в миниатюрной каморке для метел или прачечной быть не могло.

Больше всего в Puppenküchen поражает откровенное излишество и разнообразие миниатюрного кухонного хозяйства. Иногда горшки и сковородки, которые поколениями дарились маленьким девочкам, не вмещались в шкафчики и на полки и занимали большую часть пола. Эта вызывающая демонстрация материального достатка — когда в набитой битком кухне невозможно повернуться — едва ли служила образцом правильного ведения домашнего хозяйства. Такие сенсорно перегруженные кукольные кухни должны были скорее очаровать своих юных владелиц перспективой жизни будущей домохозяйки, а вовсе не показать девочкам, как правильно вести хозяйство. Подобная манера подачи представляла собой прямую параллель с появившейся в то же время новинкой — универмагами. Целью этих ошеломляющих своим объемом и разнообразием магазинов было соблазнить покупателей, преимущественно женщин, на импульсивную покупку под впечатлением от огромных зрелищных витрин[637].

Еще один вид кукольных домиков напрямую связывал детскую игру с взрослым консьюмеризмом. Речь идет о миниатюрных магазинах, которые выпускали в больших количествах, часто с изысканной архитектурной отделкой. Боковые стенки домиков расширялись в стороны, демонстрируя богатство представленных товаров и прилавки, за которыми находились стойки с ящичками. На ящиках имелись таблички с названиями товаров, коих было огромное множество. Часто это были шляпные магазинчики и галантереи, но самой большой популярностью пользовались бакалейные лавки, очень похожие на нюрнбергские кухни. Там в каждом из надписанных шкафчиков содержались сыпучие продукты: рис, кофе, чай. Были и миниатюрные мясные лавки, где в изобилии висели крохотные куски мяса из гипса или композита (смеси клея и опилок)[638]. Как и в случае с производителями фарфора (Meissen, Villeroy & Boch), точно воссоздававшими в миниатюре основные линейки своей продукции, историк игрушек Забине Райнельт считает это рекламной стратегией. Цель ее сводится к воспитанию в девочках, будущих взрослых покупательницах, лояльности к фирме[639].

По немецким игрушкам середины и конца XIX века можно проследить изменения в воспитании детей, о которых говорит Гэри Кросс, касаясь чуть более позднего времени — начала двадцатых годов в США. Кросс описывает, как меняются желания взрослых: они больше не ограждают своих детей от соблазнов внешнего мира, не стараются тщательно контролировать всю информацию и все воздействия, поступающие к их детям. Напротив, отказавшись от идеала «защищенной невинности», они теперь позволяют своим детям получать удовольствие и радость от постоянного приобретения новых великолепных товаров, проигрывая тем самым бесконечный потребительский паттерн нового идеала «невинного волшебства»[640]. И если некоторые игрушки, такие как, например, модели магазинов, открыто приобщали детей к консьюмеризму, то модели кукольных кухонь с растущим богатством аксессуаров тоже призывали к этому, но не так явно.

В том, что девочки XIX века бесконечно копили разнообразные и изысканные кухонные инструменты, можно увидеть и практику коллекционирования, отличную от собственно игры. Прогрессивные реформаторы резко выступали против детализированных игрушек, которыми можно было скорее восхищаться, а не