Горы дышат огнем - Веселин Андреев

я испугался. Пуля прошла в каком-то миллиметре от моей головы...

У нас был неписаный закон: не пользоваться непроверенным оружием! Но люди жадно тянулись к каждой новой винтовке или ружью.

Нехватка оружия, конечно, не могла служить оправданием в таких случаях, тем не менее не всегда удавалось сдержать эту тягу. И бывали несчастья. Однажды опытный командир ранил своего товарища. Хорошо, что ни разу это не имело трагических последствий.

Митре выхватил у Мустафы пистолет. Разъяренный Митре не мог произнести ни слова, только размахивал пистолетом под носом у Мустафы.

— Поздравляю с днем рождения! — с церемонным поклоном пожал мне руку Караджа.

— Э, вот это да! А пистолетик-то солидного калибра. Еще немного, и разнесло бы тебе голову! — утешил меня Данчо.

Это было сказано по-мужски. Для такого бойца, как Мустафа, этого было вполне достаточно, чтобы все понять.

В мае сорок четвертого года мы попали в окружение. Лежим в лесочке на Гылыбце, у шоссе. Вокруг снуют остервенелые солдаты бронеполка. Страшно подумать, что будет, если они обнаружат нашу небольшую группу, насчитывающую всего тридцать человек. Я залег за орешником. Пятеро солдат медленно пересекают поляну, идут в нашем направлении, все ближе и ближе... Я поднимаю дуло. Выстрел выдаст нас... но делать нечего, и я нажимаю спусковой крючок... «Тык» — раздается лишь тупое «тык»... и в то же мгновение из-за листвы показывается Мустафа. Он был в карауле и появился с самой неожиданной стороны. Я опустил винтовку и рухнул щекой на приклад. Мою грудь сотрясали глухие рыдания.

Как хорошо, что в тот момент я оказался плохим бойцом и от волнения не снял предохранитель с боевого взвода!

В такой день нельзя без песен! И хотя ремни ранцев врезались в плечи, стоило Желязко Баткину запеть, как все подхватили:

По долинам и по взгорьям Шла дивизия вперед...

Пусть мы не дивизия, но тоже стремимся вперед.

По долинам и по взгорьям... Какой мягкий, открытый пейзаж! Далеко-далеко изгибается Средна Гора, сейчас желто-красная. А дальше — синева. Внизу светится Тополница, моя Тополница. Она лукаво прячется и будто улыбается. Мы все время держимся предгорий, поросших орешником, кизильником, вихрастыми дубками, мелколистным грабом. А если спускаемся в овраги, то неглубоко, где легче идти. Воздух прозрачен и чист, напоен густым запахом сухих трав и нагретой листвы. Вокруг тягуче-сладкое дыхание осеннего леса. Солнцу не можем нарадоваться. После того как мы побывали в снежных горах, тепло кажется особенно приятным! В предчувствии приближающихся холодов хочется побольше вобрать в себя солнечного тепла.

Идешь, думаешь о самом разном — и вдруг встает перед тобой образ Петрича. Невольно вглядываешься в какое-нибудь старое дерево — ищешь следы пуль. Мы не только читаем «Записки» и говорим о преемственности поколений, но всегда с волнением проходим по тем местам, где наши пути пересекаются. Это здесь где-то промчался «летучий отряд», и петричане ликовали всей душой, а потом отступали в замешательстве перед врагом. Здесь начался великий бой Апреля. «И уже прогремел первый выстрел. Каждый может себе представить, какое громадное впечатление должно было это произвести на людей, пятьсот лет находившихся в рабстве». Здесь Крайчо — знаменосец со своей четой разгромил турок, пришедших из Латицы через Колунларе в Радославово. «Кто может описать радость населения и четы? Только теперь болгарин узнает на деле, что и он чего-то стоит». И вот мы перед холмиком, с которого в «ясную весеннюю ночь» загрохотала первая пушка, изготовленная в петричевском арсенале. «Чугунное ядро, подталкиваемое пороховыми газами, грозно провыло в воздухе, подобно гудку локомотива. Отчаянно залаяли собаки в окрестных селах. Не известно почему, то ли испугались этого выстрела, то ли по другой причине, но турецкие войска, разбившие было палатки под Марковом, этим же утром отступили». В сущности, все, что произошло здесь, у Петрича, было прелюдией Апрельского восстания.

Мы сделали привал в небольшой дубовой роще. «Пировать так пировать!» — сказал Митре и разрешил не экономить продукты и поесть досыта. «Вот это да!» — зачмокал губами, предвкушая удовольствие, Баткин. Рюкваки были раскрыты, и через полчаса они заметно полегчали.

За трапезой Стефчо вдруг пришла идея:

— Послушайте-ка, давайте зайдем в Петрич!

Это предложение было настолько неожиданным, что сразу никто ничего не сказал. Оно было воспринято нами как шутка.

— Почему бы нет? Где сказано, что в один день нельзя осуществить две операции?

Некоторые товарищи высказали сомнение: вся полиция поднята на ноги, нас ищут, охрана усилена...

— Послушайте, они не могут предположить такого нахальства! Как раз сейчас полицейские либо ушли из села, чтобы нас преследовать, либо деморализованы вконец! — все более увлеченно говорил Стефчо.

И он нас зажег своей идеей. Однако надо было провести разведку. Мы пошли разными дорогами. Я отправился вместе со Стефчо. По пути нам попались пастухи, пасшие буйволов. Мы завели с ними разговор издалека: идем, мол, к Панагюриште. А они нам сразу «Общинное управление у самой реки». Мы спрашиваем, сколько займет путь до села Мечки, а они в ответ: «Мандра завалена сыром. Он уже созрел. Каждый день можно прийти и забрать его». — «Далекая нам предстоит дорога, нельзя нам отвлекаться». — «Ну ладно, вы свое дело знаете, а эта мандра стоит сразу же за общинным управлением».

По ровной пыльной дороге мы спустились к берегу Тополницы.

У брода догнали запряженную волами телегу, и крестьянин перевез нас через реку. Он с удивлением смотрел на повстанцев, которые, как дети, радовались возможности прокатиться.

Группе, которая получила задачу перерезать телефонные провода, предстояло пересечь Тополницу чуть ниже, где брода не было. Наступило небольшое замешательство. Искать мост? Попытаться перейти реку? И вдруг Павле высоко поднял винтовку над головой и устремился в воду. Маленький, слабосильный, он с трудом преодолевал течение, но продолжал путь. Бойцы замерли в напряжении, даже обычных шуток не слышно. Решительность Павле принесла ему признание товарищей. В походе его сильно мучила грыжа, он ворчал и ругался. И когда сгибался от боли в три погибели, некоторые были склонны считать его притворщиком. Однако сейчас, когда никто не осмелился полезть в воду, Павле сделал это первым просто и естественно. Когда он выбрался из воды, его брюки гольф напоминали два наполненных водой баллона, размокшие цырвули из сырой кожи скользили по камням. И все вдруг поняли, что знали Павле недостаточно хорошо.

Наша тактика в этой операции заключалась в том, чтобы войти в село со стадом буйволов. Я впервые входил в состав штурмовой группы, и на душе у меня было тревожно: