Горы дышат огнем - Веселин Андреев

ли я его?.. Три года назад я ходил туда ночью вместе с бай Кольо Евтимовым на партийное собрание, которое состоялось у Гецо Николова, на краю села. Я знал, что там около шестисот домов, полицейский участок и достаточно реакционеров. Теперь они по указванию Дочо Христова наверняка организовали «общественную силу».

— И все же мы должны туда пойти! — рубит ладонью воздух Митре. — Ранцы наши пусты, как и желудки. Ребята из-за этого грузовика совсем носы повесили. Надо же их расшевелить!

— А завтра праздник народных будителей, — замечает Коце. — Хорошо бы с народом поговорить.

— Какое там завтра? Скажи — сегодня! — смеется Стефчо.

Мы строимся. Митре проходит перед строем, откашливается, — значит, будет говорить. На этот раз путь недалек. Он указывает на село (правда, в темноте мало кто видит его жест) и обещает радушную встречу, хлеб и оружие. Говорит он хорошо, но почему-то с излишним пафосом.

Данчо, неофициальный комментатор в чете, коротко резюмирует:

— Ну и речь произнес Митре! Не хуже Наполеона...

Послышался легкий смех.

Данчо было около двадцати. С детских лет он занимался шляпным ремеслом и познал тяжелую жизнь еврейской бедноты в Софии. Потом стал подпольщиком, членом боевой группы. Чувство юмора помогало ему переносить все невзгоды...

— Андро, веди! — сказал Митре.

Я вижу, кто-то усмехается: ведь ты уже рассказывал об этом в другой книге?

Да, я не забыл этого. И все же большая часть очерков «В Лопянском лесу» входит в эту книгу. Так бывает: строишь новый дом на месте старого и используешь кое-что из старых материалов — где балку, где камень. Повторяюсь потому, что иначе не могу передать точно все пережитое, ведь некоторые из очерков написаны давно. А новое со старой инкрустацией может тоже выглядеть интересно.

Мы прошли полями и лугами, пересекли русло пересохшей реки, вышли на утоптанную тропу. Караджа тихонько жалуется мне: «Все кости болят, все мышцы». Так всегда бывает в походе. Этот парень мне симпатичен, любит поэзию. Родом он из Добруджи, еще юношей стал ремсистом, в Софии участвовал в рабочем хоре, работал в знаменитом читалище «Природа и наука», руководил работой подсектора в Центральном районе, был в составе боевой группы. Когда его призвали на военную службу, он, захватив винтовку, прямо из казармы ушел к партизанам.

Был пятый час. Радославово спало. Пели петухи, то и дело раздавался лай собак. Спокойно. И все-таки... Мы залегли в какой-то канаве, а четверо попарно отправились, как говорит Митре, «понюхать» село. Они порасспросили нескольких уже вставших крестьян: все спокойно. Конечно, только очень остроумный человек мог назвать это разведкой, но... важно было действовать смело и неожиданно. Таков был наш план.

Стефчо, Мильо, Стоянчо и Цоньо, вооруженные только пистолетами, бесшумно двинулись к селу. В их задачу входило захватить полицейский участок, общинное управление и почту. Вслед за этой штурмовой группой отправились три бойца с целью прикрытия. Ядро четы осталось в резерве.

Митре дал мне пять бойцов и приказал блокировать село. Я невольно запротестовал: это была моя первая операция, и — пожалуйста! — я должен быть в стороне от активных действий!

— Знаю, знаю, все вы рветесь сразу в бой, но тебе этого делать нельзя, подумай сам! — Он отвел меня в сторону и объяснил: —Ты ходишь в села по партийным делам. Лучше, если полиция не будет знать, что ты в этих краях.

И я принял командование над своей «армией». «Всего шесть человек, чтобы закрыть пути отхода из такого большого села?..»

Однако если учесть силы, которыми мы располагали, то Митре был еще щедр, и я поспешил выполнить приказ. Пятеро бойцов шли за мной, сетуя, что не попали в штурмовую группу. И тут я впервые почувствовал себя командиром и посчитал необходимым поднять их боевой дух.

— У нас задание важное, даже самое ответственное. Мышь не должна проскользнуть!..

Задача была действительно не из легких. Двух человек я отправил через поле на дорогу, ведущую к Софии, а мы с Данчо должны были блокировать путь на Пирдоп. Какая там мышь! Целый полк может просочиться в темноте. Когда наступит рассвет, будет легче. Позже местные жители рассказывали, будто кое-кто пытался бежать из села, но «всюду были партизанские посты».

В селе по-прежнему стояла тишина. Это хорошо. Но сумеют ли наши застать врагов врасплох? Здесь ли полицейский Канджура, давно известный своими зверствами? Может, кому-то из товарищей придется сегодня погибнуть? Нет, об этом нельзя думать...

Я вернулся туда, где располагалась чета. Бойцы молчали. В такие минуты руки сами тянутся за сигаретой. Жадно затягиваешься, спрятав в ладони огонек.

Брайко лежал в сторонке один. Я пристроился рядом:

— Ну что, Брайко, будем стрелять?

Он уловил какой-то злой намек в моих словах и обиделся.

— Ты что, трусом меня считаешь?.. — И замолчал. У меня и в мыслях ничего подобного не было, просто хотелось побеседовать. — Не говори лучше об этом. Хорошо, конечно, когда все можно уладить только стрельбой. Постреляешь — и задача решена. А знаешь, каково мне?..

Брайко был вспыльчивым, иногда сварливым, но я любил говорить с ним, мне нравилось его отношение к жизни. Сейчас меня удивила не столько откровенность его слов, сколько взволнованность, с какой он говорил.

— Я оставил жену с маленьким ребенком. Должен быть и второй. Когда я уходил в отряд, он еще не родился... Да ведь ты не женат? Где тебе это понять...

— И женат, и не женат, но я тебя понимаю...

— Где тебе! Ты не знаешь, что это такое — свое дитя... Столько времени я ничего не слышал о них. Живы ли? И даже не знаю, один у меня ребенок или два...

Мы смотрели не отрываясь на село, казалось, мы и сами были там. От наших — никаких сообщений. Мне стало тревожно на душе.

— Оставь, Брайко. Получишь весточку. Не думай об этом сейчас, перед операцией.

— Жена моего брата родом из Радославова. Может, ее сюда эвакуировали? Хорошо бы ее встретить, поговорить... А вдруг она потом из-за этого пострадает?..

Послышалось кваканье лягушек. Митре ответил. В ответ — знакомое частое кваканье. Вскоре Цоньо докладывал:

— Сделали мы их.

— Кого-нибудь прикончили?

— Нет, взяли прямо в кальсонах.

— Так и скажи! Когда говорят «кого-нибудь сделали» — это значит прикончили! — поучает Митре.

Участок, общинное управление, почта были захвачены. Члены штурмовой группы перехитрили полицейских. Подойдя к двери участка, Мильо крикнул: «Караул, грабят!»