Горы дышат огнем - Веселин Андреев

«Гроздья гнева» Стейнбека, и образ суровой, строгой матери Джоуд навсегда слился в моей памяти с тетей Недой. На подпольщика Марина она кричала так, как его мать не кричала бы на него, но и заботилась она о нем тоже не хуже родной матери. Пилила она и меня: «Мало мне одного, так и этого привели. Боже ж ты мой, наверняка меня спалят!» Однако, заметив, что кусок не идет мне в горло, тяжелой рукой взлохмачивала мои волосы: «Ешь, ешь, не обижайтесь на меня. Боже, чтоб отсох мой язык!..»

Мы сидим у очага, охваченные приятным теплом, и ведем разговор с бай Иваном. Говорим непринужденно, обо всем. Тетя Неда время от времени выходит во двор, и я не могу понять, то ли у нее там какое-то дело, то ли недовольна чем, то ли она выполняет сейчас функции караульного, которого мы не выставили.

Я жду, что скажет она. Так обстоит дело в этом доме. Бай Иван, душа-человек, мягкий и самоотверженный, сразу же повел откровенный разговор. Однако иногда он может наобещать больше, чем способен сделать, или даже забыть о своем обещании. А у тети Неды сказано — сделано! Рассуждает она весьма здраво. Она подумает и о доме, и о детях, и о муже, и о том, что ставит семью под удар. Командует она, но не так все это просто. Она никогда и виду не подаст, что не считается с мнением мужа, и подчинится ему, когда надо. Это сразу становится понятным при первом же знакомстве с ними. Бай Иван — низенький, с короткими, кривыми, как у кавалериста, ногами, подвижной, с пружинящей походкой и лицом весельчака. Тетя Неда невысокая, плотная, крепкая, с тяжеловатой походкой и квадратным строгим лицом.

— Посидим немножко и скоро отправимся. Не беспокойтесь! — сказал я, зондируя почву.

— Да ты что?.. Андро или как там тебя зовут? Ты все время меняешь имя, и я не могу упомнить... Ты иногда такое скажешь, что хоть стой, хоть падай. Эта дверь, — тетя Неда кивнула на дверь, — открыта для вас в любое время. Вы, конечно, и через забор перелезете, но ни к чему вам карабкаться...

Эти слова я и хотел услышать. Жили они с бо́льшим достатком, чем бай Сандо. Тетя Неда возилась у печи и принимала участие в разговоре. Приняв решение, она повеселела. А с бай Иваном мы обсуждали все: и положение на фронтах, и нашу политику, и невзгоды партизанской жизни. Он вырос в горах, как раз там, где скитались мы. Приобрел он и партизанский опыт: в тех же самых краях действовал после сентября 1923 года партизанский отряд, в котором воевал и бай Иван. Поэтому он все время давал нам советы. Конечно, время было сейчас другое, но кое-чему мы могли у него поучиться. Среди его советов был и такой: «Если спугнешь зайца — ложись на его место. Во-первых, он его нагрел, а во-вторых, это самое важное, он не лежит там, где ходит человек!»

Эта книга — книга о жизни. Случилось так, что вскоре после нашего визита в этот дом бай Иван был схвачен и осужден. Он в своих «Воспоминаниях-исповеди об аресте и сливенской тюрьме» рассказал об этом с наивным деревенским лукавством, в манере народных песен и сказаний.

«В Пирдопе в околийском управлении вопрошают у Ивана Минова, почему он принял четников в своем доме и накормил их.

Иван говорит агентам: «Четников я не видал, в доме их не принимал, пить и есть им не давал, но меня к ним отвели Васил Цокерче и Тома, а я, как только понял, что они хотят бунт поднять в Болгарии... сразу же им отказал...»

Агенты ему не верят, его мучают и бьют. Иван тогда говорит, что ничего другого не знает. В Пирдопе его мучили ровно месяц. Недка часто навещала его и спрашивала: «Иван, скажи мне, виновен ли ты?» Иван ей только отвечал: «Недка, верная супруга, обо мне ты не горюй. Только работу всю справляй, дочку не тревожь и не пугай тем, что я в тюрьме. Когда наказ получишь, придешь, передачу принесешь». А Недка любит Ивана, каждый день в Пирдоп приходит, чтобы повидаться, и начальнику говорит: «Чем Иван так провинился, что ты его не освобождаешь?» Начальник говорит Недке: «Иван выходит из себя и начинает бросаться на полицейских, и я думаю-гадаю, как бы его укротить и получить от него показания. Если ты этому не веришь, я вызову Ивана. Ты его расспроси, пусть он тебе расскажет».

Вызвали Ивана, ввели в кабинет, посадили перед Недкой, и Недка Ивана спрашивает: «Иван, супруг мой верный, скажи мне, почему ты такой злой? Кто тебя злит — начальник или эти софийские агенты? И почему ты весь в крови, на меня и посмотреть не хочешь?»

Иван своей Недке сказал: «Занимайся своим делом, а меня не жалей. Я отвечу за все». А Недка Ивану: «Разве тебе не жалко меня и своей единственной дочери, которую ты так любишь?» Иван смотрит на дочь, по лицу ее гладит, а сам на дверь все посматривает. Начальник Недке говорит: «Скажи, что с ним делать?» — «Оставь его, господин начальник, он очень нервный и не терпит лжи и хвастовства...»

Вот таков Иван, пастух из Челопеча. Он не разрушиль Болгарии, а ее спаситель. Я люблю Болгарию и умираю за нее.

Это я пишу для того, чтобы мои односельчане и наследники, сыновья и дочери, братья и сестры, все родные знали, в чем меня обвиняли...»

Каждый раз, когда я представлял себе, как невысокий, смирный бай Иван бросается на полицейских, а начальник думает-гадает, как его укротить, меня разбирает смех... Летописец, конечно, слишком увлекся, но сделал он это совершенно бескорыстно, просто его подвела песня...

Потом следуют только письма, неотправленные письма. Кто разрешит отправить письмо из полицейского участка? «Недка, если б ты знала, куда я попал, где сейчас нахожусь, ты бы меня оплакала живого. Если что попросишь — получишь палкой; если спросишь о чем — ответят пинком. Жаловаться мне, Недка, некому: бог высоко, царь далеко. Не разрешают писать и тебе. Поэтому ты прости меня за то, что я не даю тебе знать о себе. Я тебя не забываю, но не вольно́ мне с тобой разговаривать. Свобода моя ограниченна, каменные стены высоки...

Недка, жена моя! Недка, супруга моя верная, ты меня всегда слушалась, послушайся и сейчас: расти детей и присматривай за хозяйством. Это наказ