Горы дышат огнем - Веселин Андреев

пуль, пусть смерть за стеной глядит десятью тысячами озверелых лиц, Бачо Киро — под знаменем! Его рука — на плече каждого бойца. Своей песней он заглушает грохот и вселяет надежду — если не на жизнь, то уж точно на бессмертие!.. Бачо Киро — неповторимый политкомиссар!..

Разве его испугать виселицей? «Мы выполнили свой долг. Пушка гремит, и Европа слышит. Европа и Россия вмешаются. Свобода придет!..»

И кто, как не он, на суде возьмет всю вину на себя, чтобы защитить товарищей и честь народа?

Казалось, все, что мог, он совершил в этом мире. Нет, осталось последнее — венец: подняться на вершину Левского и погибнуть, не склонив головы. Почему до сих пор не изобразили его художники таким? В белой рубахе, исполненный достоинства, он низко кланяется народу и говорит прощальные слова...

...Думали ли обо всем этом бачокировцы, когда давали своему отряду его имя? Теперь после радославовского и петричевского дня мы вправе носить это имя.

ХОРОША НОЧЬ — С ЛЮДЬМИ

В путь! Снова в путь. Все время в пути — такова была жизнь апостолов.

Всем в чете имени Бачо Киро хотелось отдохнуть, привести в порядок одежду и белье, помыться, но нам предстояло спуститься вниз. Такие походы были трудными, и многие опасности подкарауливали нас на глухих тропках, однако общение с людьми искупало все.

Мы отправились в путь со Стоянчо, апостолом молодежи. В Лопянском лесу, высоко над нашей землянкой, вдруг заметили пестревшие листовки. Мы бросились к ним, будто кто другой мог опередить нас. Большие плотные листы, окантованные красной полосой, приятно пахли типографской краской. «Статья Георгия Димитрова!» — в один голос воскликнули мы. Наши глаза бегали по строчкам, стараясь сразу же схватить главное.

«Два пути лежат перед Болгарией: или продолжать идти с Германией, или порвать с ней и начать осуществлять свою, самостоятельную политику.

Первый путь означает передачу болгарской армии в руки немецкого командования... физическое истребление сотен тысяч болгар... массовые бомбардировки... полный военный разгром и новую, несравненно более страшную... национальную катастрофу.

Второй путь означает освобождение Болгарии... сохранение ее людей... обеспечение ее свободы и независимости.

Но для этого... народ и армия... решительно встать против управляющей страной гитлеровской агентуры... подлинно национальное правительство...»

Потом мы прочитаем слово в слово. Сейчас важно получить общее представление. Мой глаз, привыкший к печатному слову, сразу же выхватывает несколько опечаток: кое-где «э» вместо «е» и «ь» вместо «ъ». Ясно, это русская типография... Когда же прилетали самолеты? (Внезапно охватывает чувство сожаления, что мы их не видели.) Прямо оттуда, из Москвы? (И радость, конечно, наивная: Георгий Димитров знает, что мы в этом лесу, и специально для нас направил сюда самолеты!)

Трудно передать чувства, охватившие нас. Мы редко называли имя Георгия Димитрова, как что-то очень сокровенное. И хотя мы находились в нашем родном лесу, и хотя рядом со мной был такой сердечный человек, как Стоянчо, ни я, ни он не нашли, что сказать друг другу. Мы только обнялись, а потом собрали все листовки...

Мы спускались к Челопечу. В темноте, когда того и гляди свалишься с каменистого откоса, не до разговоров. Мы чувствовали рядом друг друга, и я вдруг подумал: «Как мало, в сущности, я его знаю!..»

Впервые я увидел его, когда пришел в лагерь под Мургашом. Тогда, на рассвете, лишь некоторые приподнялись при моем появлении и опять улеглись. Стоянчо приводил в порядок свой рюкзак. Смуглый, с красивым, еще по-юношески свежим, но мужественным лицом, с миндалевидными глазами, высоким лбом. Усики ему не шли, и я подумал, что он их, видимо, отпустил, будучи на нелегальном положении, чтобы изменить свою внешность. Мне показалось даже, что я уже видел где-то его вещи.

— Вы знакомы с Мартой, товарищ?..

— Называйте меня Стоянчо. Знаком. А что?

— Кажется, у нее я видел ваш багаж.

— Возможно. Он чуть было не пропал.

Усмехнувшись он продолжал заниматься своим делом медленно, старательно. Тогда он показался мне замкнутым, и разговор оборвался...

В Лопянский лес он пришел недавно. Всегда молчаливый и серьезный, однако никто бы не смог упрекнуть его в том, что он важничает. А у наших было острое чутье: любого раскусят... Во время нашей беседы, когда я знакомил его с Пирдопским краем (он отвечал за РМС во всем Чавдарском районе), Стоянчо слушал внимательно, и по его кратким вопросам мне стало ясно, что он сразу же понял главное...

— Вроде бы мы уже в селе, — шепотом произнес Стоянчо.

— Да. Наш человек живет поблизости.

Через сад — во двор. Затявкала собачонка. Бай Сандо сразу же вышел. В доме горел свет.

— Ну, давайте, где вы потерялись?

— Здорово, бай Сандо! А мы и не терялись!

— Ну да! Я все знаю... и про Радославово, и про Петрич.

Мы вошли — и... я воскликнул про себя на манер бай Сандо: «О, боже мой!..» Около десяти парней застыли на своих местах, будто собачий лай их парализовал, и во все глаза смотрели на нас. Мы были буквально ошарашены и продолжали стоять у дверей. Бай Сандо подтолкнул нас:

— Ну, поздоровайтесь с ребятами! — И, обращаясь к своим друзьям, стал знакомить: — Это Андро, а этот товарищ... Смотри-ка, это другой, не Миньо.

— Стоянчо, — сказал я.

Смущение ребят прошло. Они энергично пожали наши руки и готовы были, конечно, даже обнять нас, но, наверное, подумали, что мы не терпим нежностей. Здоровенные деревенские парни! Некоторые в пиджаках, но большинство в толстых фуфайках. Волосы ежиком, руки шершавые, как напильник. «Здорово, товарищ!» — рокочут одни, другие говорят по-русски: «Здравствуй, товарищ!»

Бай Сандо смотрел на них с гордостью, будто они все были его собственными детьми.

Мне вдруг стало не по себе (но я не подал и виду): конечно же, они ждали не один вечер, и, если бы их выследили, могла бы произойти непоправимая беда... Однако они были преисполнены такой гордостью, что я невольно подумал: «Такие встречи действуют на них сильнее, чем слова. Только собираться надо где-нибудь подальше...»

— Эй, Стоянчо! Раз бай Сандо собрал челопечских кавалеров, расскажи им, на какую свадьбу мы их приглашаем. Хотя следовало бы сначала спросить нас, сватов...

— Ну ладно уж, — с мученическим выражением простонал бай Сандо.

— А ты выйди покарауль, чтоб не пришел кто незваный...

Тот, кому это было сказано, надел резиновые боты и, явно расстроенный, вышел: жаль было пропустить такую беседу...

Это было собрание ремсистов. Стоянчо беседовал с