Пыль - Хью Хауи

Раф полагал, что пройдет с ней весь путь. Она готовилась к этому бою.

— Да, но сколько? Мне просто интересно. Раньше никому не разрешалось говорить на такие темы...

Джульетта подумала о складах между тридцать четвертым и тридцать пятым этажами. О межэтажных укрытиях, которые, казалось, тянулись бесконечно.

— Две... может быть, три сотни комбинезонов, — ответила она. — Больше, чем я смогла подсчитать. Я переделала только два.

Раф присвистнул:

— Этого хватит на пару сотен лет очисток. Если предположить, что вы будете отправлять по одному чистильщику в год.

Джульетта подумала, что так примерно и есть. И теперь, когда она знала, как отравляется наружный воздух, предположила, что план, вероятно, был таким: равномерный поток изгнанников из укрытия. Но не для очистки, а ровно для противоположного. Чтобы сделать мир грязным.

— Слушай, помнишь Джину из снабжения?

Джульетта кивнула, и прошлое отдалось болью, как сломанный сустав. Очень немногим из отдела снабжения удалось спуститься, но Джины среди них не оказалось.

— Ты знала, что мы встречаемся?

Джульетта покачала головой:

— Не знала. Мне очень жаль, Раф.

— Угу.

Они прошли оборот лестницы.

— Как-то раз Джина провела анализ некоторых запасных частей. Ты же знаешь, что у них в отделе был компьютер учета всех запасов: где что-то хранится, сколько было заказано и все такое? Так вот, в АйТи сожгли несколько чипов для своих серверов — бах, бах, бах. Как раз в одну из недель, когда сбои и проблемы шли постоянно...

— Помню те недели, — сказала Джульетта.

— Ну, Джине и стало интересно: сколько пройдет времени, прежде чем у них закончатся те самые чипы? Они как раз из тех запчастей, которые в снабжении не могут сделать сами, понимаешь? Очень сложные детали. Поэтому она выяснила среднюю частоту отказов и сколько чипов у них еще есть в запасе и получила результат: двести сорок восемь лет.

Джульетта подождала, пока Раф продолжит.

— Это число что-то значило? — спросила она.

— Поначалу нет. Но оно ее заинтересовало, потому что за несколько месяцев до этого она провела аналогичный подсчет, опять же из любопытства, и результат предыдущего оказался близким к проведенному только что. Несколько недель спустя у нее в офисе перегорела лампочка. Просто лампочка. Она померла, когда Джина над чем-то работала, и это заставило ее задуматься. Ты видела, какой у них склад лампочек?

— Нет.

— Поверь, он огромен. Как-то раз я туда с ней спустился. И...

Раф прошел несколько шагов молча.

— Так вот, склад примерно наполовину был пуст. Тогда Джина сделала расчет по простым лампочкам для всего укрытия, и оказалось, что запаса хватит на двести пятьдесят один год.

— Примерно на столько же.

— Верно. И тогда ее всерьез одолело любопытство — тебе бы понравилось эта черта ее характера, — и она в свободное время начала делать подобные расчеты по невосполнимым вещам, таким как топливные элементы, имплантаты для предотвращения беременности и чипы для таймеров. И все они сошлись на результате примерно в двести пятьдесят лет. И тогда она поняла, что у нас осталось столько примерно времени.

— Двести пятьдесят лет. Она сказала тебе это?

— Да. Мне и еще нескольким парням за выпивкой. Заметь, она была изрядно пьяна. И я помню... — Раф рассмеялся. — Помню, как Джонни говорил, что она держит в памяти попадания и забывает промахи. А одна из ее подружек из снабжения сказала, что люди рассказывали нечто подобное еще в ту пору, как была жива ее бабушка, и говорили такое всегда. Но Джина сказала, что эта мысль не пришла в голову сразу всем только потому, что было еще рано. Мол, подождите лет двести или около того, и, когда спуститесь в пустые хранилища, чтобы забрать последнее, тогда это станет очевидно.

— Мне искренне жаль, что ее с нами нет, — сказала Джульетта.

— Мне тоже. — Они поднялись на несколько ступенек. — Но я поднял эту тему не поэтому. Ты сказала, что в запасе было две сотни комбинезонов. Похоже, число примерно такое же.

— Это было лишь предположение. Я туда спускалась всего несколько раз.

— Но оно, похоже, правильное. Тебе это не напоминает часы с обратным отсчетом? Или боги знали, сколько запасов нужно иметь на складе, или у них не было планов в отношении нас после определенной даты. И от этого начинаешь чувствовать, что тебя дурят. Разве не так? Во всяком случае, так кажется мне.

Джульетта повернулась и посмотрела на друга-альбиноса, отметив, как зеленое аварийное освещение придает его внешности нечто зловещее.

— Может, и так, — сказала она. — Возможно, твоя подруга о чем-то догадалась.

Раф фыркнул:

— Да и хрен с ним! Мы к тому времени будем уже давно мертвы.

Он рассмеялся, и его смех эхом прозвучал на лестнице, но такое отношение к происходящему Джульетту опечалило. И не только из-за того, что все, кого она знает, будут мертвы задолго до установленной даты, но и потому, что это знание позволяло легче смириться с ужасной и мрачной истиной: их дни сочтены. Сама идея спасения чего-либо была глупостью, особенно спасения жизни. За всю историю человечества еще ни одна жизнь не была реально спасена. Они были всего лишь продлены. Для всего наступает конец.

49

УКРЫТИЕ 17

На фермах было темно. Лампы на потолке спали, подчиняясь командам пощелкивающих где-то вдалеке таймеров. Вдоль всего длинного коридора звучали голоса — люди заявляли претензии на грядки, и эти претензии тут же оспаривались другими. То, что не принадлежало никому, обретало владельцев. Это напомнило Ханне тревожные времена. Она прижала ребенка к груди и стала держаться ближе к Риксону.

Юный Майлс шагал впереди, подсвечивая дорогу умирающим фонариком. Когда тот начинал тускнеть, Майлс стучал фонариком по ладони, и это каким-то образом немного его оживляло. Ханна обернулась и посмотрела в сторону лестницы.

— Из-за чего Соло задерживается? — спросила она.

Ей никто не ответил. Соло отправился искать Элизу. Для нее было обычным делом убегать, заметив что-то интересное, но сейчас, когда вокруг столько людей, ситуация стала иной. Ханна тревожилась.

Малышка у нее на руках захныкала. Она так делала, когда была голодная. Это ей разрешалось. Ханна подавила собственные жалобы: она тоже проголодалась. Переместив ребенка, она отстегнула лямку комбинезона и дала малышке грудь. Ханна больше нее страдала от голода, ведь ей требовалось есть за двоих. Но там, где прежде вдоль всего коридора к ее рукам ластились листья — а пустой желудок был одной из тех немногих проблем, за которые она не сильно переживала, — буйно поросшие сорняками грядки сделались пугающе пустыми. Разоренными. Прибранными к чужим рукам.

Риксон перелез через ограждение, стебли и листья зашуршали, как бумага, пока он обшаривал вторые и третьи ряды в поисках хоть чего-нибудь: помидора, огурца, ягод. Растения одичали, разрослись, переплелись с соседними, обвивая усиками стебли собратьев. Он вернулся и сунул в руку Ханне что-то мелкое с пятном гнили на одной стороне — оттого, что плод слишком долго пролежал на земле.

— Держи, — сказал он и полез обратно — искать дальше.

— Почему они берут сразу помногу? — спросил Майлс, тоже искавший на грядках пищу.

Ханна понюхала скромную добычу Риксона. По запаху она напоминала кабачок, только недозрелый. Голоса вдалеке о чем-то визгливо заспорили. Ханна попробовала кусочек и скривилась от горечи.

— Берут так много, потому что они не семья, — отозвался Риксон из-за темной стены растений, колыхавшихся там, где он проходил.

Майлс направил фонарик на Риксона, вышедшего из зарослей кукурузных стеблей с пустыми руками.

— Но и мы не семья, — возразил Майлс. — Не настоящая. И мы никогда так не поступали.

Риксон перепрыгнул через ограждение.

— Конечно же мы семья, — сказал он. — Мы живем вместе и работаем вместе, как и полагается семьям.