Кремовые розы для моей малютки - Вита Паветра

и безвинные, охранники, уборщицы и даже — пару воров-гастролеров, сдуру «навестивших» кабинет. Одним словом, все.

Люди набожные мечтали, что сам Господь — в пламени, под ангельское пение, сошел с небес и забрал облезлую деревянную уродину в качестве сувенира. Вольнодумцы заявляли, что ее скорей утащит другое ведомство, издревле конкурирующее со Всевышним: «И туда ей и дорога!» А пока «бессменную» табуретку перекрестили в «бессмертную» и сложили о ней сагу.

Сага о табуретке

Табуретка стала знаменитой и получила неприкосновенность после визита августейшего семейства, в полном составе. Произошло это лет двадцать тому назад.

В тот день господин суперинтендант произнес блистательную речь перед высочайшим семейством, зашедшим в кабинет Фомы Савлински. Начальство охало, ахало и закатывало глаза, перечисляя достоинства своего подчиненного. Ни одного нераскрытого дела, блестящие показатели, да-с. Умен, проницателен, отважен. Умеет найти подход к кому угодно. Просто находка для Управления: если такой не искоренит, в конце концов, организованную преступность, то кто же, дамы и господа? Кто же еще?!

Начальству было невдомек, что упомянутое семейство изрядно утомилось и желало просто где-нибудь присесть. Прямо сейчас — и ни минутой позже, для чего сойдет и первый попавшийся кабинет. Особенно переживала нянька-кормилица, державшая на руках наследника престола. Оба — и нянька, и полугодовалый младенец — изнывали от жары, шума, обилия людских лиц и голосов. Когда Их Величества изволили войти в это небольшое помещение, нянька мазнула взглядом по сторонам и скривилась от унылого зрелища. Младенец, «сварившийся» в коконе из пеленок с вензелями, тут же заорал во всю глотку. Нянька мысленно позавидовала дитяти: ей тоже хотелось заорать погромче, зарыдать пообильнее, просить воды, вина, полкоролевства…, а потом — лечь на пол. Ибо ноги ее, короткие и крепкие, гудели нещадно. А нельзя, нельзя… ох, ничегошеньки нельзя. От дикой усталости и жары в голову несчастной бабе лезли непочтительные мысли. Укачивая вопящего наследника, она увидела, наконец, свое спасение. Новенькую, свежевыструганную табуретку.

Пока шеф полиции заливался соловьем, расхваливая своего подчиненного, а Их Величества, с доброжелательными и снисходительными улыбками, изображали каменные статуи, кто-то из охраны на цыпочках подошел к няньке и, с поклоном, знаками, предложил ей сесть. Как особа, отмеченная высочайшим покровительством, она могла позволить себе некоторые вольности. Например, сидеть в присутствии Их Величеств. Она и просидела — ровно 15 минут. Маловато, конечно. Однако наследник угомонился и заснул, а ноги (чтоб их, окаянных!) перестали гудеть.

… Прошло двадцать лет. Младенец вырос и благополучно занял престол. А табуретка обрела славу — неожиданную и совершенно ненужную для деревяшки. И не только славу, но и свое, маленькое, бессмертие. Верноподданнические чувства шефа полиции были всем известны. Коллеги Фомы смеялись: что, если бы табуретка соприкоснулась не с задом королевской няньки и кормилицы, а с задом короля-отца? Бг-г! Тогда б ее точно унесли в музей полиции, где она благоговейно хранилась бы…, а не лезла под ноги всем подряд. Аминь!

… Господин комиссар очнулся — и зашел в распахнутую кем-то из сопровождающих дверь допросной. И первое, что он увидел — была «бессмертная» табуретка. Впрочем, уже через минуту господину комиссару стало совсем не до нее.

Он вспомнил, как там, в кукольном домике — кажется, его кто-то назвала «пряничным», как в старой, очень злой сказке — они зашли в похожую дверь. Одну из дверей в подвале, оказавшемся неожиданно огромным. И за той крепкой, окованной сталью, дверью — была комната. Совсем небольшая. Они зашли туда — и обомлели. В уютном и явно дорогом кожаном кресле восседал… скелет, а вокруг него как будто парили в воздухе крохотные скелетики. С настоящими крылышками, брр!

— Миссис Тирренс, зачем вы храните в подвале мужской скелет? — спросил господин комиссар, когда все заняли свои места.

— Это мой покойный муж, Арчибальд. Милый Арчи, красавчик и весельчак. Он так много дал мне, так меня любил. И ноги у него были невероятной красоты, хи-хи! Господин комиссар, я тоже его сильно любила…и, когда он умер, не смогла с ним расстаться. Одна мысль, что его навсегда скроет земля, тьма могилы, а там эти мерзкие, белесые… фу, гадость! Я решила избавить тело моего драгоценного мужа от подобной участи. Я весьма недурственный химик.

— И как вам это удалось?

— Ах, господин комиссар! Зачем вам эти мелкие, малоприятные подробности, — ласково улыбнулась старуха. — К делу они отношения совсем не имеют. Уверяю вас!

— Ну, хорошо, оставим это… пока. Зачем там скелеты птиц?

— Мой дорогой Арчи при жизни их так любил, — вздохнула миссис Тирренс. — Мелких, сладкоголосых пичужек. Арчи любовался ими каждый день, с восхода и до заката. Разве могла я лишить его этой радости после кончины? Разумеется, не могла.

Старуха залилась нежным румянцем и потупилась.

— Это было так приятно, так женственно! Сидишь, духами и пирожными благоухаешь. В пальчиках иголочка о-остренькая, рядышком еще штук десять, разной толщины, хи-хи-хи! И розы, все розы вокруг — я в саду работать люблю. Сидишь, ковыряешь птичью головку… прелестно, прелестно!

От глубокого, самодовольного вздоха ее мощная грудь бурно заколыхалась.

— Живую? — только и смог произнести Фома.

— Разумеется, мертвую! — круглые глаза миссис Тирренс уставились на этого непонятливого полицейского. — Я же ценитель, гурман… а не изверг. Фу, господин комиссар, фу и фи!

Господин комиссар помотал головой, будто стряхивая малоприятное воспоминание.

— Вы ведь не всех постояльцев туда приводили, не так ли?

— Никогда и никого.

— А почему, миссис Тирренс? — прищурился Фома.

— А не каждый достоин. «Много званых, да мало избранных»[i], — парировала старуха.

«Вот же наглая баба!», развеселился господин комиссар. «Редкостный, штучный экземпляр!»

— А вот ваша служанка решила показать Комнату с Красотой, как она ее называла. Произвести впечатление на жениха.

— Дурочка она, — беззлобно сказала старуха и пожала плечами. — Впервые в жизни меня ослушалась, башку снесло от чувств. И ничего хорошего из этого не вышло.

— Вы правы, миссис Тирренс, — улыбнулся господин комиссар. — Отравить кричащего о «преступной бабе!» гостя, потом подбросить его труп на автостоянку — в самую роскошную и машин, потом — написать анонимку на собственную внучку, желая подставить ее и упечь в тюрьму… вы однозначно правы — все это хорошим назвать никак нельзя.

Старуха уставилась на него в упор.

— Да не травила я его, господин комиссар! Вы с ума, что ли, сошли? Зачем мне травить это ничтожество, какой резон? Он меня веселил временами, такой был милашка, пустой был человек — а приятный. Легкий, как облачко! Я его даже «кремовыми розами» за это бесплатно угощала, и не раз.

— Как, совсем бесплатно?! С трудом в такое верится.

— Абсолютно, господин