Любовница не по карману - Анна Данилова

Анна Данилова

Любовница не по карману

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

1. Следствие

– Макс, Макс, постой, ты куда?!

Черный, присыпанный снегом, как сахарной пудрой, английский кокер-спаниель, ловко перепрыгивая через сугробы и тут же проваливаясь в них с головой, был исполнен какого-то своего собачьего охотничьего азарта и вдруг замер, скосив кофейные глаза и принюхиваясь. Затем он резко повернул свою маленькую красивую голову с отяжелевшими от набившегося в шерсть снега длинными ушами и посмотрел сквозь высокие с розоватыми стволами ели куда-то в глубь леса. После чего взвился в воздух и снова нырнул в пухлый снег, резво помчался вправо от лыжни, заливисто лая…

Его хозяйка, девушка Маша, в голубом лыжном комбинезоне, осторожно скользя на новых лыжах по снегу, тоже остановилась, переживая за свою собаку. Компания, отдыхавшая в Пущине в загородном доме, состоявшая из трех парней и четырех девушек, разбрелась по лесу, осваивая лыжню. Маша не любила лыжи, чувствовала себя на них очень неуверенно, и, если бы не глубокая твердая лыжня, не позволявшая ногам разъехаться в разные стороны, она бы уже давно изобразила несколько шпагатов и порвала бы себе все связки. Зато она любила Сережу, своего однокурсника, он обещал приехать позже и научить ее более уверенно держаться на лыжах. Вот ради него она и согласилась в который уже раз принять в своем доме целую ораву любителей отдохнуть за чужой счет: все знали, что здесь всегда можно найти запасы хорошей выпивки и консервов.

Родители Маши редко наведывались в Пущино, обычно семейство переезжало туда в апреле и проживало до первых заморозков. В зимние же месяцы они предпочитали отдыхать в теплых странах. Поэтому дом в холодное время года стоял пустой и, если бы не наезды Машиных приятелей, окончательно вымерз бы. А так каждые выходные ее друзья-студенты хорошо его протапливали, в большой кухне готовили еду, в комнатах спали, ели, танцевали, играли в карты и нарды, курили, смотрели телевизор, любили, жили…

– Макс, Макс, вернись!

Маша понимала, что пойти на лыжах следом за собакой она не сможет – непременно упадет и будет выглядеть довольно-таки смешно и глупо в глазах своих друзей. Она решилась отстегнуть ботинки, убрать лыжи с трассы и последовать за Максом. Откуда-то неподалеку доносился его громкий нервный лай.

Проваливаясь по колено в сугробы, Маша миновала первый ряд высоченных елей, пытаясь увидеть в надвигавшихся сумерках свою собаку. И буквально через пару минут она увидела рядом с черной фигуркой Макса еще одну собаку – худую, рыжую, с отвисшими сосцами. Это вокруг нее прыгал, облаивая ее со всех сторон, храбрый кокер.

Маша еще раз позвала Макса, тот, виляя хвостом, на минуту подбежал к ней и тотчас вернулся к своей рыжей пленнице. Бедная голодная собака смотрела на непрошеных гостей испуганными желтыми глазами.

– Ну что ты здесь нашел? Не видишь разве, это ее территория… Оставь ее в покое и давай вернемся, Максик… – Маша подошла поближе и ласково потрепала Макса по гладкому, холодному, атласному лобику. – Видишь, у нее здесь что-то зарыто… Может, хлеб или еще что-нибудь… Пойдем домой, у меня для тебя там целая баранья лопатка лежит… Макс, ну!

Но обычно послушный Макс внезапно вновь кинулся к рыжей собаке, и та вдруг зарычала, верхняя ее губа некрасиво задралась, показав острые белые передние зубы. Маша похолодела. Она с детства боялась собак, и единственное существо этого вида, к которому девушка сумела привыкнуть, был ее Макс.

А через несколько секунд она закричала так, что снег посыпался с густых еловых лап… Под снегом, в куче разрытой земли, виднелась человеческая голова, обтянутая полусгнившей вязаной шапкой с прорезями, сквозь которые смотрела, казалось, сама смерть…

Спустя время вокруг обнаруженного Машей трупа собрались все лыжники. Приехала и полиция. Маша, судорожно подрагивая плечами, продолжала таращиться на извлеченное из-под мерзлой земли тело…

Старая нейлоновая грязно-белая куртка с искусственным мехом, зеленая с белым орнаментом вязаная шапка…

Позже, когда приехавший из Москвы следователь, не старый еще, симпатичный, с серьезным лицом мужчина, уютно расположившись в доме, в кухне с чашкой горячего кофе в руке будет допрашивать всю компанию, записывая их показания, Маша так и не решится сказать ему, что где-то она уже видела и эту куртку, и эту шапку…

2. Зоя

Я ничего не знала. Совсем. Да мне бы и в голову такое не пришло – что я принесу в этот дом несчастье! Я тогда жила хорошо, очень даже хорошо, совсем не так, как раньше. Но прошлое все равно не оставляет меня, оно меня преследует, цепляет и порою не дает мне возможности выспаться. Хотя у меня теперь прекрасная новая кровать и красивое постельное белье. Я сама выбирала его. Не знаю, кто как, а я люблю, чтобы белье было белым, я уверена, что люди, заявляющие, что они любят цветное белье, на самом деле просто ленятся чаще его стирать. Белое белье – это красиво. Люблю кружева, но это уже дело вкуса. Мой муж, Григорий, говорит, что кружева жесткие, а он, Григорий, – очень нежный. Он шутит, и мы смеемся. Мы вообще много с ним смеемся. С тех самых пор, как познакомились. Алик, его сын, говорит, что не узнает своего отца, иногда ему кажется, будто это совсем другой человек, и в такие минуты мне становится очень грустно, словно Алик упрекает меня – мол, это я виновата в том, что его отец так сильно изменился. В понимании этого мальчика – а ему уже, правда, все двадцать лет – отец его изменился в худшую сторону. Иначе зачем бы ему говорить об этом мне, да еще и с таким выражением лица – мол, это ты тому причиной и стала, из-за тебя я не узнаю своего отца, его будто подменили. Могу себе представить, каким он был раньше. Да Григорий и сам мне рассказывал, что он никогда не был таким веселым и счастливым, не говоря уже о том, что это счастье ему принесла я. Что он никогда не спал в обнимку со своей прежней женой, матерью Алика. И вообще не знал, как это можно – спать без пижамы, обнявшись, причем всю ночь, то есть замереть в любовной позе на несколько часов, слившись воедино с телом женщины. Да и спал он раньше на узком диване. Правда, под очень теплым одеялом. Думаю, он все-таки мерз, пока не встретил меня. И душой, и телом. Никто не знает и не узнает, что для удобства я сшила вместе два полутораспальных пуховых одеяла – получилось трехспальное, чтобы нам было удобно на новой широкой кровати. Я и пододеяльник заказала специально для этого одеяла. Может, кто-нибудь подумает, что я слишком много внимания уделяю постели, но я-то знаю, как все это важно, как и многое другое, что на первый взгляд кажется мелочами. Но все эти кажущиеся мелочи на самом деле выстраданы мною: у меня имеется опыт супружеской жизни, богатый, но нехороший, то есть этот опыт-то, может, и хороший, да вот мои другие «опыты» с мужчинами были весьма неудачными. А если еще точнее, мужчины были не те. Хотя я – по-своему, как мне казалось тогда, – любила их.

Многие женщины на первый взгляд внешне ведут себя так, словно у них и был-то всего лишь один мужчина, но вы им не верьте: у каждой в жизни всегда был (или будет) один или много тайных любовников. Это мужчины не умеют маскироваться, а женщины в этом деле преуспели: они хитрые, умные и не высовываются, не хвалятся своими связями. Каждая женщина хочет, чтобы ее любил не один мужчина, чтобы ею восхищались все. И иногда ей мало этих восхищенных взглядов, ей нужно, чтобы мужчина непременно признался ей – она очень хороша, соблазнительна, он хочет ее, а это для любой женщины важно. А как можно такое сказать, если не на ушко, прижавшись к этой женщине? Вот так и появляются любовники. Разные. И совсем еще мальчики, которых приходится всему учить, старые, морально убитые своим мужским бессилием, но желающие того, чтобы их тоже любили, ласкали. Такие мужчины платят за чувства, и это, я считаю, правильно.

Если меня спросить, каких любовников лично я предпочитаю, я растеряюсь, потому что не знаю ответа. Я вообще люблю мужчин, и это несмотря на то, сколь много неприятностей они мне доставили. Да что там неприятностей, это еще мягко сказано! Мои мужчины не стеснялись при мне выражаться, они лупили меня… никто не знает, что у меня в туалетном столике всегда лежал тюбик со специальной крем-пудрой, которой я маскировала свои синяки. И почему-то все, кто поднимал на меня руку, норовили ударить меня именно в лицо, а то и в глаз. Глаза. Уж не знаю почему, но все они считали, что у меня бл…ские глаза. Думаю, они у меня красивые, и мужиков это просто злило. Меня всегда сравнивали с одной русской актрисой, но я стесняюсь назвать ее имя, потому что она – женщина благородная, наверняка честная и порядочная, просто у нее глаза – волшебные, бархатные. Скажу только, что она играла Аксинью в известном фильме.