Невидимые знаки - Пэппер Винтерс

берега, намного, намного дальше, чем мог вынести его молодой организм. Я не заметила это, пока уже не было слишком поздно, и его голова не покачивалась на бирюзовых волнах.

Галлоуэй ругался как сапожник, когда мальчишка со сломанным запястьем выбрался на берег. Но Коннор едва выпрямил свою спину и проговорил, что кто-то должен был попытаться. Кто-то должен был заплыть за пределы риф-брейка (прим. пер.: риф-брейк — это излом волны о каменное дно, коралловые рифы или другие препятствия. На такой точке волна встает стабильно в одном и том же месте. А ее мощность и длина зависят от размера и формы рифового барьера.) и посмотреть, есть ли там какой-либо остров поблизости, или корабль, который был сокрыт за небольшой бухтой, какая-либо надежда, о который мы не могли помышлять.

Но за пределами нашего острова… не было совершенно ничего.

Мы находились в снежном шаре. Мы были главными фигурами, окруженными невидимыми стенами.

Мы впали в отчаяние после этого инцидента

Коннор больше не упоминал спасение. А Галлоуэй возвел непроницаемые барьеры вокруг своей души. Пиппа была единственной, кто еще разговаривал, но детская вера в то, что ситуация быстро разрешится, исчезла, так же как и повторяющие восходы и закаты загоняли нас в будущее, которое не сулило нам выживание.

Я пела отрывки моих песен, над которыми работала, чтобы убаюкать ее. Я воровала драгоценные минутки, чтобы записывать в мой смятый блокнот сонеты, которые никогда не будут услышаны.

За неимением других дел, дети занимали себя: строительством замков из песка, а также тем, что плавали там, где я могла наблюдать за ними, и дремали в тени.

Мы все теряли в весе.

Щеки Галлоуэя выглядели изможденными, это было одновременно и от нехватки еды, и от нестерпимой боли, что он испытывал. Его борода на лице становилась гуще с каждым днем, такого же темно-шоколадного оттенка, как и волосы на его голове.

Мои бедренные кости постепенно начинали выпирать и сломанные ребра, которые я перевязала, медленно, но верно стали виднеться из-под кожи.

Нам нужно было начать рыбачить. Научиться другим способам, с помощью которых могли добыть пищу. Нам нужно было думать в перспективе, вместо того чтобы носиться с нашими надеждами на фантазии о спасении.

В то время как солнце медленно опускалось за горизонт, оповещая о завершении еще одного дня, мы разделили воду, как делали это каждый вечер и улеглись отдыхать. Как только тьма опускалась на остров, нам ничего не оставалось, кроме как сидеть у костра и говорить.

Но сегодня мы даже не смогли сделать и этого.

У нас не было энергии даже завести разговор.

Галлоуэй свернулся калачиком в своей кровати, наконец, уступая потребности своего организма в отдыхе, чтобы дать его телу время излечиться, так же как и его отвратительному настроению. Дети решили вырыть одну кровать на двоих, чтобы засыпать в объятьях друг друга. А я смотрела на них сонным взглядом еще на протяжении долгого времени, после того как они уснули.

С того момента как мы сделали мемориальный крест и отдали детям браслет и ручку, они стали ближе. Стали меньше ссориться и начали быть более сострадательными. Они повзрослели быстрее за эти пару дней, чем за несколько лет счастливого детства.

Не способная спокойно лежать, я достала свой сотовый телефон. Который я прятала, не в силах вытерпеть взглядов отчаяния, когда кто-либо смотрел на него. Экран ожил, озаряясь светом в темноте, полностью заряженный, спасибо моей зарядке на солнечных батареях.

Я попыталась вновь найти спасение. Хоть крупицу надежды на связь. Я набирала номера службы спасения в различных вариациях, не слыша в ответ ничего, кроме пустой тишины неудачного соединения

Безмолвные слезы струились по моему лицу. Тихо всхлипывая, я открыла мое приложение «Календарь» и потерла грудь от внезапного укола боли.

Вчера у меня должен был состояться деловой ланч с Мэделин.

А до этого, у меня была назначена встреча с ветеринаром для Плоско-моськи и его ежегодного осмотра.

На следующую неделю у меня была запланирована скайп-конференция с моим агентом для обсуждения песен, которые я согласилась написать и представить моему продюсеру.

Жизнь, которая ждала моего возращения.

Жизнь, которая, я полагаю, уже мертва.

Я больше не могла смотреть на это.

Закрывая приложение, я открыла камеру. Я не посмела зайти в галерею и мучить себя фотографиями поездок по США, забавными рожицами, которые мы корчили с Мэди, и фотографиями огромной толпы людей, которые приходили послушать, как я пою.

Как только я открыла «фотоаппарат», то сразу переключила его на режим ночной съемки, и поднялась на ноги.

Молча я фотографировала наш пляж. Я заключила в рамку из сердечек фотографии Коннора и Пиппы, которые спали спиной к спине. Я виновато сделала фото Галлоуэя, который спал с постоянно хмурым выражением лица.

Я сфотографировала луну.

Море.

Пляж.

Раковины.

И сделала свое селфи с лагерем на заднем плане.

Мне нравилось думать, что я фотографирую их, чтобы у меня было доказательство, когда нас спасут. Фотографии, которые я могла бы обсудить с Мэделин, когда бы она умоляла меня рассказать истории о моих днях во время авиакатастрофы.

Но правда состояла в том, что я их сделала для того, чтобы я могла видеть, как мы изменимся за следующие месяцы.

Я делала их для того, чтобы знать, питаемся ли мы достаточно, пьем ли мы много, и попробовать выяснить способ выживания. Но селфи лишь могли показать медленное превращение молодого композитора с карими глазами и длинными светлыми волосами в измученную женщину, напоминающую скелет, которая семимильными шагами направлялась в могилу.

Я не хотела этого.

Я не позволю этому случиться.

У меня есть Галлоуэй и дети, в качестве причины для борьбы.

Мы должны найти выход.

У нас нет выбора.

ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ

Я проснулся, словно захлебываясь.

Мои мышцы заставили меня принять сидячее положение; я открыл глаза. Я открыл свои глаза по чертовой случайности.

— Эстель!

Эстель резко подскочила, ее глаза были расширенными и расфокусированными после сна. В то же мгновение осознание отразилось на ее лице, и самая яркая улыбка, которую я видел за эти дни, растянулась на ее губах.

— О, господи!

— Бери все что сможешь. — Я поспешил подняться, вздрагивая от моего перелома.

Коннор и Пиппа подскочили на ноги, танцуя под этим чудом.

Дождь.

Приятный на вкус, драгоценный, пригодный к употреблению дождь.

Крупные капли дождя капали на нашу кожу, смывая соль в первый раз за много недель.

—