Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

в радиусе пятидесяти миль. Костюм был строгий, как и у Барбарани, и черный, как ее волосы. Судя по тому, что волосы сзади, над воротничком, были еще слегка влажные, он только принял душ и…

– Что ты сделал?

Слишком поздно – она произнесла это вслух. К счастью, услышал только он. Остальных инструктировал Джетт.

– Что ты имеешь в виду? – Волнительный запах рождественского подарка усилился – теперь к нему добавился вишневый, мускусный запах одеколона. Запах, вдохнув который она захотела еще.

– Ты… – Не удержавшись и пользуясь тем, что Барбарани и их друзья отвлеклись на Джетта, Макс протянула руку и нежно провела ладонью по гладкому подбородку, который еще несколько часов назад покрывала грубая эротичная щетина. – Побрился. – Она опустила руку.

– Не нравится? – с дерзкой ноткой спросил он.

– Я… – Пальцы дернулись, их как будто тянуло прикоснуться к нему еще раз. Бедная дурочка. – Мне нравится щетина. Но это тебе тоже идет, – добавила она не своим, глухим и равнодушным голосом.

В глазах у Грея что-то шевельнулось, словно грозовые тучи накрыли солнце. Она бы многое отдала, чтобы включить субтитры к его мыслям.

– Ну разве она не великолепна? – ворвался в этот хрупкий миг голос Неллы.

Макс была готова растерзать ее, но Барбарани взяла Грея под руку и подмигнула ей, как будто они обе знали какой-то секрет. Грей полностью переключил внимание на Неллу, но когда она снова обратилась к нему, указывая на Макс, быстро оглянулся и пожал плечами.

Макс подняла бровь, но тут прорвавшийся в их кружок Джетт предложил всем по бокалу сангве. Макс взяла бокал, чтобы по крайней мере занять чем-то руки. Грей тоже откликнулся на предложение, но Джетт, как она заметила, себе наливать не стал.

– Тост. – Джетт усмехнулся. – За…

– Ты во что играешь? – Макс едва не выронила бокал, но рев и убийственный взгляд Джованни относились только к Грейсону.

– Синьор? – растерянно произнес Грей.

Джованни отобрал у него бокал.

– Выпиваешь на работе, да, Хоук? – Джованни был по меньшей мере на два фута ниже фиксера, но, боже мой, Макс была готова поклясться, что Грей уменьшился примерно на столько же, столкнувшись с гневом старшего Барбарани.

– Это был всего лишь тост, Джио, – подал голос Джетт.

Почему Джетту позволяли так разговаривать с Джованни? Почему Джованни не накричал на Джетта?

– Заткнись, мать твою! – рявкнул Джованни, отмахнувшись от него, как от мухи, но продолжая сверлить взглядом Грейсона. – Думаешь, это все шутка? Та бомба? Думаешь, можно просто раскинуться в кресле с бокалом красного?

– Джио, я…

– Я тебе не Джованни. – Ноздри у него раздувались, как у быка. – Синьор Барбарани. И так было всегда, Грейсон. Запомни и не подведи меня.

– Не подведу, синьор. – Лицо Грея снова превратилось в обычную жесткую маску, отвергающую любые эмоции. Каждый раз, когда на маске появлялась трещинка – от гнева, смеха или… вожделения, – Макс чувствовала себя так, словно открутила крышку герметично закрытой банки, открыть которую не мог никто другой. Сейчас ей хотелось разорвать на куски того, кто превратил маску в камень.

К сожалению, именно для защиты этого человека от безвременной смерти она и оказалась здесь.

Грей отошел от группы и едва заметно повернул голову в ее сторону – Макс едва не пропустила этот жест.

– Конрад, можно тебя на минутку?

31

Макс

Если бы Грей не позвал ее по имени, Макс могла бы поклясться, что он окликнул кого-то другого. Сейчас он стоял на границе двух вселенных: той, где находилась она, и другой, лежавшей за входом в комнату, в которой она не бывала, но которая, судя по планам, которые они изучали днем, была задней прихожей, или – как она называлась в бумагах – «грязной комнатой»[22].

Макс представить не могла, зачем в этом доме нужна такая комната. Но Грей жестом предложил ей следовать за ним, и она послушалась. Хотя, насколько она знала, это вполне мог быть убийца, пахнущий точно так же, как он. Так или иначе, она пошла бы за ним куда угодно.

Даже навстречу смерти.

Большая гребаная проблема.

Задняя прихожая оказалась узким помещением с длинным стеллажом для одежды из дуба цвета темного красного вина. На вешалках висело несколько пальто и шарфов, рядом стояла пара сапог для верховой езды; кому они принадлежали, Макс не знала.

Грей закрыл за ними дверь, и она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. В комнате стоял запах земли и кожи и чего-то еще, сухого и травянистого, чем пахло в конюшнях на ферме ее родителей, куда она приезжала много лет назад, в другой жизни.

Разве это не из-за того, что сказал Джованни? Наблюдая за Греем в тот момент, она не могла не восхититься его самообладанием. Реакция главы клана, безусловно, показалась ей чрезмерной. И почему Джованни был так строг с Греем, а не с Джеттом или кем-то еще? Почему он так требователен именно к нему? Если Грей сталкивался с таким отношением всю свою жизнь, то его невротические черты нетрудно объяснить. Потребность все контролировать, все исправлять, за все отвечать – так бывает, когда ты ничего контролировать не можешь. Но может быть, причина еще и в том, что он никогда не чувствовал в себе достаточной уверенности. Ему всегда говорили прыгать, и каждый раз, когда он прыгал, планку поднимали на фут выше. Как это может повлиять на человека?

– Хватит, Макселла.

Она остановилась перед висящими на вешалке брюками для верховой езды – уж лучше смотреть на них, чем на него. Она и не подозревала, что он так близко. Запах кожи отступил перед запахом рождественской бумаги, сандалового дерева и треклятого вишневого одеколона, который надлежало незамедлительно внести в список запрещенного к провозу во всех аэропортах.

– Что ты…

– Скажи, что тебе нужно, – сказал он, глядя на стену у нее над головой. – И прекрати пытаться донести это другими способами.

– Какими другими способами?

Его взгляд метнулся к ней. Точнее, к ее груди.

– У Неллы десять тысяч платьев, а ты выбрала именно это?

По коже побежали мурашки. Но не от холода. Она уже сомневалась, что когда-нибудь снова почувствует холод.

– Где-то там гуляет потенциальный убийца, – она отвернулась, чтобы не смотреть на него, чтобы он не видел, как вспыхнули ее щеки и напряглись соски под тонким материалом дурацкого красного платья, – а тебя больше всего волнует мое платье?

– Нет. – Голос прозвучал совсем близко, она обернулась, и предательские соски ткнулись в его пиджак. – Главной моей заботой должен быть убийца. – Он