Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

Нелла покачала головой.

– Раз уж ты упомянула об этом, вспомни о другой скотобойне, на которую нацелились ЭДП. Там три человека умерли через несколько дней от осложнений, вызванных вдыханием дыма.

– Меня там не было! – попыталась оправдаться Фрэнки, но Макс заметила, что в уголках ее глаз заблестели слезы.

– Да, но только потому, что тебя заперли после первой попытки!

– Они бы не начали, если бы знали, что внутри еще есть люди! И не строй из себя всемогущую адвокатессу – твоя фирма сделала все, чтобы детская больница не была построена.

– Да, какая ж я эгоистка, не захотела строить детскую больницу на потенциально опасной территории заброшенной военно-воздушной базы.

– А вот твой богатый клиент – застройщик, похоже, не возражал, когда ему дали зеленый свет на строительство там жилого квартала!

Сестры продолжали препираться, и Макс тихонько отошла в угол, чтобы примерить платье.

Что-то задело ее лодыжку.

– Рада, что ты не умер, – прошептала она Арнольду Шварценеггеру, вдыхая аромат шерстяных пальто и кожаных курток Неллы. Слушая перепалку Неллы и Фрэнки, Макс подумала, что обе сестры правы – Нелла кричала что-то по адресу Кинтона, но и Фрэнки не лезла за словом в карман. В какой-то момент она с ужасом обнаружила, что на глаза навернулись слезы – от обыденности и естественности происходящего. Как же давно она не чувствовала себя настолько комфортно в компании, где можно говорить, что думаешь, подшучивать, просто трепаться и получать заряд жизни, даже когда все вокруг уныло и скучно.

Давно. До вчерашнего дня.

Закончив с примеркой, Макс решила не возвращаться в коттедж и воспользоваться возможностью сделать макияж, укладку и все прочее, чтобы наконец-то выглядеть как нормальная женщина. Фрэнки ушла, поругавшись с Неллой из-за туши для ресниц, – оказалось, что производитель тестировал свою продукцию на животных. Такая вот сестринская любовь.

Макс себе понравилась. Нелла тоже осталась довольна и даже заявила, что Макс – ее лучший проект после декора коттеджа Грея. Платье облегало фигуру, но не сковывало движений, а острый кухонный нож идеально лег на бедро.

Нелла хотела собрать ей волосы вверх, но после нескольких неудачных попыток сдалась и сказала, что сойдет и так.

Потом они шли по залам особняка, и Макс, поглядывая на себя в зеркалах, с удивлением обнаружила, что навыки Неллы в макияже определенно менее спорны, чем ее вкус в одежде.

Нелла привела ее в бальный зал. По пути они прошли мимо одного из охранников Грея, который уставился на них так, что последние сомнения Макс растаяли.

Фрэнки, Томазо и Виттория уже были там, как и группа гостей из семи человек – мужчины в костюмах и женщины в платьях, с пирсингом и разноцветными волосами. Одним из мужчин был Кинтон. Некоторых Макс узнала по видео Фрэнки. Томазо смотрел на них так, будто они размазывали собачий помет по роскошному паркету. Макс же они показались вполне дружелюбными, и даже Виттория смеялась, разговаривая о чем-то с женщиной с фиолетовыми волосами.

Грей говорил, что это классическая Фрэнки: если Джио не позволит ей сбежать с гала-шоу в ее «коммуну хиппи», то она приведет коммуну к нему в дом. Но Томазо, похоже, пришел к выводу, что некоторые чужаки все же достойны приглашения. В окружавшей его группе преобладали люди в элегантно повязанных шарфах, и в целом их аутфит сводился к единому стилю «библиотекарь-детектив». Команда Тома, расположившись на некотором удалении от остальных, разглядывала высокий, от пола до потолка, винный стеллаж, растянувшийся во всю западную стену. Макс подумала, что стеллаж здесь не объект любования, а символ доминирования, как оленья голова на стене или оружейный арсенал.

Оглядывая младшее поколение Барбарани и их друзей, Макс вспомнила странные слова Виттории про детей Джованни.

Наблюдая за потягивающей вино хозяйкой поместья, она мысленно искала повод арестовать ее по подозрению в терроризме и выбить показания любыми доступными способами. Впрочем, что-то подсказывало, что Виттория Барбарани не из тех, кто ломается под пытками.

К тому же она больше не коп.

Пока.

Макс вздохнула и обвела взглядом зал. Сказать, что он огромный, было бы преуменьшением. Гигантский – да. Сверкающий золотом и серебром потолок со свисающими хрустальными люстрами, белые колонны, тянущиеся, словно сталагмиты, от пола до потолка, создавали ощущение, будто они все находятся в пещере. На золотистых стенах красовались портреты Барбарани. В центре, над лестницей, где уже стояли секьюрити в черных костюмах, под выглаженным итальянским флагом висел портрет, почти идентичный тому, что был в подвале: невысокий темноволосый мужчина с жестким взглядом и холодными глазами. Эмилио Барбарани, создатель «кровавого вина». Макс различила в нем черты Джованни и Томазо, но было еще что-то, чего она не могла определить.

– Секьюрити, да? – Джетт подошел незаметно. В идеально сидящем черном костюме и при галстуке он выглядел безупречно; на гладко выбритом лице резко выделялся шрам. Макс снова подавила желание спросить, откуда он у него, когда ее осенило.

Джетт был единственным из охраны, кому Грей доверял находиться рядом с Барбарани без присмотра. Единственным, кого не проверяли. Что нужно сделать, чтобы вечно подозрительный и скептичный Грейсон Хоук настолько доверился человеку?

Она улыбнулась ему.

– Грей хотел, чтобы я затерялась среди гостей. На случай, если кто-то решит сначала убрать охрану. Мы согласились, что мне лучше быть под прикрытием.

– Ага. – Джетт оглядел ее с ног до головы. – Вот почему.

– Что ты… – начала она, но осеклась, когда в комнату вошли Грей, Джованни и Лука. Барбарани выглядели так, словно снимались в фильме о Джеймсе Бонде: строгий черный костюм от Армани и гладко зачесанные, смазанные гелем волосы. Что касается Грея, то он…

Мозг расплавился. Макс словно провалилась в глубокий колодец, оставшись только тенью и отголоском той, кем была. Нет, она и впрямь лишилась рассудка. И как теперь предотвратить убийство, если воображение разыгрывает богатую деталями сцену, в которой Грей прижимает ее к столбу и…

– Язык проглотила? – ухмыльнулся Джетт.

– Я просто…

– Слюни пускаешь?

Чтоб его. Да, наверно, все так и про язык, и про слюни. Грей – просто засранец, ублюдок, который берет все, что пожелает, прикрываясь словами о «высшем благе» семьи Барбарани. Там, в Перте, он подразнил ее и, не дав ничего, оставил, как какую-то дешевую потаскушку, которую держат при себе потому, что она доставляла бы больше проблем, оставшись без присмотра, чем находясь рядом, – как собака, которую терпят только из жалости.

И все же нельзя отрицать, что в этом костюме он производил впечатление не только на нее, но и на всех