Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

прекращено за недоказанностью и Л. М. Субоцкий был освобожден, восстановлен не только на литературной работе, но и в рядах ВКП(б) и в военной прокуратуре, а в 1941 г. был назначен заместителем военного прокурора Южного фронта.

После войны Л. М. Субоцкий по-прежнему принимал участие в работе ССП СССР, а весной 1946 г. выступил на закрытом партсобрании ССП с резкой критикой ответственного секретаря ССП Д. А. Поликарпова. В докладной записке Г. М. Маленкову по поводу этого собрания отмечалось, что «т. т. Нусинов и Субоцкий, имея в виду т. Поликарпова, требовали от Правления Союза писателей широкого, умного и квалифицированного подхода в деле руководства литературой и критикой»[479]. В результате развернувшейся критики, в том числе и упомянутых выступлений И. М. Нусинова и Л. М. Субоцкого, 3 апреля на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) было принято решение об освобождении Д. А. Поликарпова от должности (9 апреля это решение было утверждено Политбюро ЦК)[480]. На его место был назначен Л. М. Субоцкий.

Отвечая за идеологию в Союзе советских писателей, Субоцкий имел достаточно устойчивое собственное мнение, к тому же обладал смелостью и твердостью. Любопытна характеристика, данная ему «критиком-космополитом» Даниилом Даниным:

«Предшественник Софронова на посту оргсекретаря Союза писателей, был он правой (или левой) рукой Фадеева. Он всегда пребывал на посту. Была в нем черта, которую можно без всяких двусмыслиц определить как мужскую женственность. Тем непредвиденней бывала его властность. Невысокий, красивый, благоухающий, вежливый, безотказный, он вершил делами писательского департамента. А еще печатал изредка критические статьи. Бесцветные – партийно-выверенные до последней точки. ‹…›

Кажется, нас исключали на одном (но двухдневном) собрании в Дубовом зале (Центрального дома литераторов, в феврале 1949 г. – П. Д.). Мой черед был раньше. Я признал за собою ошибки аполитичного эстетизма, дабы повиниться по правилам игры хоть в чем-нибудь. И жалел потом, что дал Николаю Грибачеву повод мстительно ухмыльнуться: “А король-то голый!” Но воистину уличенным в малодушии я почувствовал себя, только когда с той же трибуны слово самозащиты произносил Лев Субоцкий, знавший более сложные правила политической игры.

Он отводил все обвинения: никакой вины перед партией!

И грубейшие реплики из президиума не могли его сбить. Он прокурорствовал! Оскорбленно и надменно. И все бы хорошо, – все бы просто замечательно! – не впади он к концу в якобинско-чекистскую гордыню.

– Я заявляю! – обвел он нас всех зачеркивающим жестом маленькой волевой руки. – И прошу занести это в протокол! Трибуналы революции… Трибуналы войны… Я отправил на расстрел больше нечисти, чем сидит сейчас в этом зале! Понятно?!

Погребальным холодком повеяло от его карательной риторики. И была в ней надежда на великодушие обязанного восхититься партийного собрания… Да-да, обязанного! Вот потому это и про него: о стыд, ты в сладость мне!

И все мы отлично понимали – чувствовали: не окажись ключевая позиция оргсекретаря Союза писателей жадно-надобной Анатолию Софронову, исправнейший Лев Матвеевич мог бы уцелеть, даже несмотря на свое рязанское еврейство. И больше того – сам явил бы образец беспощадного палачества от имени и по поручению…»[481]

Таков был Л. М. Субоцкий, сменивший Д. А. Поликарпова: и был он для Фадеева не легче предшественника, поскольку серьезный дискомфорт от такого «ординарца» ощущался постоянно. И Фадеев попытался устранить «пятую колонну» в своей вотчине, затеяв интригу. Результатом должна была стать замена Л. М. Субоцкого на избранного в 1947 г. секретарем партбюро ССП прозаика А. В. Софронова, в то время откровенно заискивавшего перед Фадеевым и всецело подчиненного его воле (именно поэтому поэт И. Л. Сельвинский характеризовал тогда Софронова однозначно – «существо лица не имеющее»[482]).

По сути, открытая атака Фадеева против Субоцкого началась на XI пленуме ССП в июне 1947 г., на котором Фадеев выступил с речью «Советская литература после постановления ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах “Звезда” и “Ленинград”». Генеральный секретарь вел речь не столько о писателях, сколько о критиках, – именно поэтому при последующих публикациях это сочинение А. А. Фадеева и фигурирует под заглавием «Задачи литературной теории и критики». Обвинения Фадеева неминуемо задевали и Л. М. Субоцкого, который руководил работой Комиссии по критике и теории литературы ССП, к тому же основным фигурантом своей речи Фадеев сделал близкого к Субоцкому литературоведа И. М. Нусинова.

Но формальным поводом для непосредственного удара по Л. М. Субоцкому стала развернутая в конце 1947 г. по воле Сталина кампания по осуждению Ф. М. Достоевского. Так совпало, что в это время в Комиссии по критике и теории литературы ССП рассматривалась рукопись книги М. М. Поляковой о Достоевском; в октябре 1947 г. рукопись получила одобрительный отзыв заместителя председателя Комиссии Д. С. Данина, а в январе 1948 г. – заведующего теоретической секцией Комиссии по критике доктора филологических наук Д. Е. Тамарченко; таким образом, рукопись была рекомендована для публикации в издательстве ССП «Советский писатель». Именно этим обстоятельством и воспользовался А. А. Фадеев, инспирировав письмо своего верного товарища по партии, редактора «Литературной газеты» В. В. Ермилова секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову.

Личность Ермилова была характерна как внешне («страшный Владимир Ермилов – карлик, а с посадкою головы как у жабы»[483]), так и внутренне. Поддерживавший и пользовавшийся его услугами Фадеев сам порой остерегался этого человека. Вениамин Каверин дал ему следующую характеристику:

«Пожалуй, именно на этих страницах следовало бы рассказать о том, что представлял собой В. Ермилов, тем более что справедливое время, без сомнения, уничтожит самый след этого имени в литературной истории. А жаль! Среди преступников, которые десятилетиями отравляли духовную жизнь страны, он по праву занимает одно из первых мест. Не лишенный таланта, он был зол, болезненно честолюбив, беспощаден, опасен. От него, если можно так выразиться, на десять шагов несло предательством, стремлением унизить, жаждой показать свою власть. Не знаю, в ком нравственное уродство выразилось с большей силой. Его единодушно ненавидели все – думаю, что и друзья, то есть те, кто притворялся (из трусости) его друзьями. Недаром же, когда он умер, среди писателей не нашлось никого, кто согласился бы нести гроб, – редкий случай»[484].

27 февраля 1948 г. В. В. Ермилов переслал в ЦК ВКП(б) письмо на имя А. А. Жданова, в котором критически оценивал работу Комиссии ССП по критике и теории литературы, а в большей степени – позицию ее руководителя Л. М. Субоцкого, ставя ему в вину одобрение книги о Достоевском. Однако, кроме частных обвинений, это письмо содержит и ряд важных обобщений, фактически отражая позицию А. А. Фадеева и его верных помощников, которая в результате и вылилась в огромную кампанию начала 1949 г.:

«Для