Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

подготовленный Сталиным, немало способствовал приближению последовавшей вскоре кончины Жданова»[455]. После публикации письма Ю. А. Жданов приехал к отцу на Валдай; Жданов встретил сына с грустной иронией: «Ну вот, мне пора на пенсию. Ты будешь писать и публиковать опровержения, на гонорар от них и будем жить»[456]. 31 августа 1948 г., по-видимому, по причине неоказания квалифицированной медицинской помощи А. А. Жданов скончался[457].

Президент Академии наук СССР С. И. Вавилов был вынужден написать такие строки:

«Советская интеллигенция и весь передовой культурный мир потеряли со смертью Андрея Александровича замечательного теоретика новой, советской культуры, давшего блестящие примеры широчайших обобщений по вопросам советской философии, литературы, музыки. Поразительные по своей остроте, сосредоточенности и меткости выступления А. А. Жданова по вопросам культуры навсегда останутся для нас руководящими.

Глубокую скорбь вызывает весть о смерти Андрея Александровича Жданова у советских ученых. С удивительной ясностью и отчетливостью Андрей Александрович понимал дух советской науки в целом и ее особенности в отдельных отраслях. По всем важнейшим принципиальным вопросам существа и организации науки наши ученые и научные учреждения получали у Андрея Александровича Жданова указания, советы и тончайшие замечания, попадавшие всегда в самую суть вопроса. От нас ушел выдающийся друг науки»[458].

Но вернемся к последнему дню сессии ВАСХНИЛ, точнее, к заключительному слову «народного академика». «Смелый новатор в науке академик Т. Д. Лысенко – славный воспитанник советской власти и большевистской партии»[459] только в самом конце сессии расставил точки над i, чтобы чувство победы было более упоительным, превосходство несомненным, а коварство – очевидным:

«Меня в одной из записок спрашивают: каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его»[460].

В. М. Молотов вскоре также во всеуслышание заявил: «Научная дискуссия по вопросам биологии была проведена под направляющим влиянием нашей партии. Руководящие идеи товарища Сталина и здесь сыграли решающую роль, открыв широкие перспективы в научной и практической работе»[461].

Спустя пять лет после смерти Сталина академик поместил в «Правде» хвалебную статью «Корифей науки», где написал, что Сталин «непосредственно редактировал проект доклада “О положении в биологической науке”, подробно объяснил мне свои исправления, дал указания, как изложить отдельные места доклада. Товарищ Сталин внимательно следил за результатами работы Августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина»[462].

После Августовской сессии ВАСХНИЛ последовало августовское же расширенное заседание Президиума АН СССР, на котором достижения Лысенко обретали уже вполне директивную форму. С. И. Вавилов[463], брат гонимого и уничтоженного Лысенкой академика Н. И. Вавилова, уже не говорил о различных точках зрения в биологии: «Речь идет не о дискуссии ‹…›. Нужно также, как и всюду, на биологическом участке научной работы искоренить раболепие и низкопоклонство перед заграницей»[464].

Министр высшего образования С. В. Кафтанов, близкий к Лысенко[465], в своем выступлении говорил, что «та борьба, которую вели мичуринцы ‹…›, имела огромное научное, идейное и политическое значение, ибо они отстаивали марксистско-ленинское мировоззрение»[466]. Остальные выступавшие также приводили вопрос к политическому знаменателю.

Примечательно, что в сессии ВАСХНИЛ принимал участие и заведующий кафедрой диалектического и исторического материализма философского факультета МГУ профессор З. Я. Белецкий – инициатор обсуждений в ЦК ВКП(б) философских вопросов. Его филиппики в адрес окопавшихся в МГУ вейсманистов завершались словами:

«Наша партия тем и сильна, что она знает, за что она борется, и знает, под знаменем каких идей, какой теории она побеждает. Учение И. В. Мичурина и Т. Д. Лысенко оказалось проверенным практикой социалистического строительства. Теоретическим фундаментом этого учения является диалектический материализм. За этим учением будущее. (Аплодисменты.)»[467]

Собственно говоря, кроме разгрома в биологии – трагического, но все же локального события – уже для всей страны была выведена общая, универсальная мораль. Повсюду стали ругательными определения «менделисты-вейсманисты-морганисты», еще опаснее и резче стали обвинения в антипатриотизме.

Решения Августовской сессии ВАСХНИЛ хотя и не имели грифа решения ЦК ВКП(б) и не являлись, соответственно, одним из постановлений ЦК по идеологическим вопросам, но имели огромный, чрезвычайный резонанс. Конечно, этому способствовало и то общеизвестное обстоятельство, что доклад Лысенко был рассмотрен и одобрен этой высшей инстанцией. На это постоянно обращалось всеобщее внимание, это же обстоятельство было особо отмечено в постановлении Президиума АН СССР от 26 августа 1948 г.:

«Одобренный Центральным Комитетом ВКП(б) доклад академика Лысенко ставит перед учеными Советского Союза и прежде всего перед биологами и представителями других отраслей естествознания ряд новых, принципиальных вопросов…»[468].

В сентябре – октябре 1948 г. в подавляющем большинстве научных и учебных учреждений страны (даже далеких от биологических проблем) состоялись обсуждения решений Августовской сессии и доклада Т. Д. Лысенко, и везде осуждались сторонники буржуазной реакционной науки, а Мичурин и Лысенко, используя терминологию того времени, были подняты на щит. Стенограмма сессии (более чем 500 стр.) была издана в самые сжатые сроки (подписана в печать 21 августа 1948 г.) огромным тиражом – 200 тыс. экземпляров.

Даже за границей стали издаваться многочисленные труды Лысенко – статьи и монографии; в свою очередь, апологетический труд английского пропагандиста мичуринской биологии Джеймса Файфа «Лысенко прав», изданный в Лондоне в 1950 г., вскоре появился в русском переводе[469]; а в 1952 г., публикуется в СССР работа Алана Мортона «Советская генетика»[470].

Апофеоз идеологических кампаний 1940-х годов

Но наиболее знаменитой из всех послевоенных идеологических кампаний стала так называемая борьба с космополитизмом. Подобно раскату грома она оглушила современников: началась внезапно и так же внезапно закончилась, оставив за собой шлейф многолетнего антисемитизма. Начало ей было дано 28 января 1949 г.: в этот день главная газета страны «Правда» поместила редакционную статью под названием «Об одной антипатриотической группе театральных критиков».

Почему же в начале 1949 г. свет сошелся клином на разборе деятельности театральных критиков? Почему эти разбирательства, бывшие внутренним делом Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), Союза советских писателей и Всесоюзного театрального общества, оказались на слуху у всей страны?

Как и прежде, фигуранты громкой кампании, в данном случае «по борьбе с космополитизмом», были лишь заложниками невидимых, но крайне ожесточенных баталий и попались (правильнее сказать – были подставлены) под руку Сталину, который сделал их жертвами своего большого замысла.

Причины, побудившие партийное руководство в конце 1948 г. дать ход делу театральных критиков, разобраны в исторических работах последних лет[471]. Традиционно они сводились к конфликту между драматургами и театральными критиками, причем чисто производственному по своей сути. Но поскольку высшим органом был Центральный Комитет ВКП(б), то автоматически такой конфликт