Преддверие войны - Алексей Птица

когда стрелял, потерял половину ствола, срезанного вчистую моим противником. Видимо, это и помогло мне выжить и не получить фатальную для себя рану. Оружие приняло на себя основной удар дара врага и ослабило его.

Я огляделся по сторонам, мне повезло, никого из врагов рядом больше не оказалось. Все, кто выжил в этом бою, успели сбежать, остальные остались лежать и угрозы для меня не представляли. Между тем, разрез, нанесённый невидимым оружием, изрядно сочился, вкупе с раной на руке он заставлял меня терять много крови. Я чувствовал, что силы мои на исходе, нужно остановить кровь и заняться осмотром оставшихся в живых. Их раны тяжелее, мои всё равно скоро покроются коркой, и не так опасны, как у них.

Я разговаривал сам с собой, пытаясь собрать последние силы для оказания помощи другим, но кровь продолжала сочиться сквозь пальцы, а правая рука начала неметь. Хотелось упасть и заснуть. А ещё я чувствовал дикий голод, это о себе давали знать последствия истощения дара.

Шатаясь, я принялся снимать с себя мундир и рвать рубашку, чтобы перевязать собственные раны. Получалось не очень хорошо, но я старался и успел кое-как перевязать себе руку, как мне стало совсем плохо, и я свалился на землю, немного не дойдя до стонущего от боли штабс-капитана.

Не знаю, терял ли я сознание, но очнулся довольно быстро. Кровь заливала лицо, хотя сочилась уже не так интенсивно, я понимал, что нужно вставать и идти. Куда идти — не знал, что делать дальше — тоже, сознание помутилось, и я вновь упал. Упал и не смог подняться. Раскрыв глаза, я глядел на далёкое-далёкое небо, что радовало своей небесной синевой и чистотой, на меня снизошло благоговение, и я закрыл глаза.

Глава 20

В преддверии войны

Дежурный телеграфист воинской части, располагавшейся на окраине города Ливны, спокойно принял дежурство, вывел каллиграфическим почерком в журнале приёма-сдачи свою роспись и отложил его в сторону. Сегодняшний день не грозил никакими потрясениями и авралами. Обычный вторник.

Это понедельник тяжёлый день, начальство бегает, как укушенное за одно место бешеной собакой, подчинённые резвятся после полученной взбучки от командиров, солдаты усиленно топчут плац или страдают на стрелковой подготовке, а во вторник все уже успокаиваются, и служба после выходного дня вновь приходит в основное русло.

Время до обеда прошло в спокойной обстановке, доставили пару не слишком срочных телеграмм, да пришло несколько депеш и справок по телеграфу, на этом всё. Обед прошёл по распорядку, а вот после обеда началось что-то невообразимое. Сначала принесли одну телеграмму, а потом все словно с цепи сорвались.

Впрочем, прочитав текст второй телеграммы, дежурный телеграфист ужаснулся написанному, полностью сосредоточился на своей работе, и не прогадал. Телеграммы пошли потоком, как наверх, так и в обратную сторону, и чем дальше, тем более ужасным и катастрофичным оказывалось их содержание.

Воинскую часть подняли по тревоге, и через полчаса она почти полностью опустела, на месте остались только дежурные службы, да прибывали те, кто оказался в это время где-то на стороне или на отдыхе.

Весь остаток дня телеграф лихорадило, как и всю империю, в разных уголках которой произошли аналогичные нападения. В основном, они закончились намного худшими последствиями, но где-то тайный враг не смог ничего достигнуть и, умывшись кровью, затаился.

Через двое суток после всего произошедшего император Павел Пятый созвал экстренное совещание, на котором присутствовали руководители всех силовых министерств и генерал-губернаторы, из числа самых доверенных лиц. Более никого не позвали. В воздухе отчётливо запахло войной.

Император вошёл в зал, когда там уже находились все приглашённые, опоздав минут на пять, что за ним ранее не наблюдалось. Никто этому и не подумал удивляться, понимая, что происходит сейчас в империи. Император обвёл всех внимательным взглядом, словно беря на карандаш, и начал.

— Господа! Я созвал вас здесь и сейчас для того, чтобы принять экстренные меры по поддержанию в нашей империи конституционного порядка и защиты наших граждан от внешнего и внутреннего врага. Позавчера произошло несколько нападений, вследствие которых мы потеряли много одарённых юношей убитыми и ранеными, и если раненых мы сможем поставить на ноги, то убитых не вернуть. Все вы знаете, насколько много я приложил усилий, дабы оттянуть, как можно дальше, сроки проведения войны, но нас постоянно провоцируют. И вот последняя из акций перешла все границы. Нам не выгодна эта война, она выгодна Европе, как в общем, так и по отдельности. Я, надеюсь, что это все понимают… Господин начальник отдельного корпуса жандармов, попрошу доложить, сколько выявлено нападений и наши потери!

— Есть!

Мрачный генерал Аврамов Евгений Авксентьевич шагнул к трибуне и, заняв место за ней, стал озвучивать доклад, который помнил наизусть. Да и как не запомнить то, что он изучал в последние два дня и две ночи⁈ Удар оказался неожиданным, отсюда и последствия. Они готовились к одному, а получили совсем другое, и ведь всё отдали под охрану военному министерству, и, тем не менее, всё получилось совсем не так, как должно.

— Всего, Ваше императорское Величество, было организовано двенадцать военно-полевых лагерей, нападение произошло во всех двенадцати. В двух из них оно отбито, атакующие уничтожены, десять человек взято в плен. В трёх лагерях положение дел спасли находившееся в них военные, по каким-то причинам не покинувшие его с оружием, там нападение отбито и потери относительно небольшие, особенно, среди студентов. Итого: в пяти из двенадцати лагерей с атакой справились, в остальных семи военно-полевых лагерях нападение привело к весьма печальным последствиям.

Император помолчал, сдерживая эмоции.

— Так, и что по тем лагерям, почему в них не отбито нападение?

— Враг оказался очень хитёр, к каждому случаю подошёл индивидуально, найдя слабые места и атаковав в то время, когда лагеря уже стали расформировываться, а охрана со всем оружием удалилась к местам своего постоянного размещения.

— Так, а что нам доложит по этому поводу военный министр, почему не дождались убытия студентов и только после этого не отправили войска по казармам?

Военный министр, конечно же, мог ответить, но по факту ответить ему оказалось нечего, потому как ответ его грозил оказаться риторическим. Сборы организовывались в первый раз, регламент новый и не апробированный, дело близилось к завершению и, собственно, ничего удивительного в том, что войска снялись немного раньше, не было. Однако, враг думал точно также, и ударил в нужный момент времени. Остальное уже мало могло повлиять на дальнейший исход событий и, тем