Время прощать - Джон Гришэм

— Нет, это ранний ужин. Я должен еще вернуться в офис. Никогда не догадаетесь, кто сейчас в городе.

— И кто же?

— Помните Вилли Трейнора, которому раньше принадлежала «Таймс»?

— Что-то припоминаю. Встречался с ним раза два много лет назад. Кажется, он продал газету примерно тогда же, когда я приехал сюда.

— Правильно. Вилли купил ее в тысяча девятьсот семидесятом у семейства Кодл. Они обанкротились, и думаю, газета досталась ему всего тысяч за пятьдесят. Десять лет спустя он продал ее за полтора миллиона с хвостиком. — Гарри Рекс щедро наложил на чипс расплавленный сыр, залил соусом и сунул в рот. — Трейнор так здесь и не прижился, — еще не закончив жевать, продолжил он, — поэтому вернулся в Мемфис, откуда был родом, и там все просадил на торговле недвижимостью. Потом умерла его бабка и оставила ему новую кругленькую сумму. Думаю, сейчас он в процессе и ее потери. Когда-то мы были с ним близки, и он наезжал время от времени выпить и поболтать.

— А Хокат-хаус все еще принадлежит ему?

— Ага. Думаю, именно об этом он и хочет поговорить. Он купил этот дом в семьдесят втором, когда умерли последние Хокаты. Странная была семейка. Близняшки Вилма и Гилма плюс брат и сумасшедшая сестра. И никто из них никогда не состоял в браке. Вилли приобрел этот дом, потому что больше никто не хотел его покупать, и потом потратил несколько лет на то, чтобы привести его в порядок. Вы когда-нибудь бывали в нем?

— Видел только снаружи. Очень красивый.

— Это одно из самых прекрасных викторианских зданий в здешних краях. Немного напоминает ваш старый дом, только побольше. У Вилли хороший вкус, внутри дом выглядит безупречно. Проблема в том, что за последние пять лет он и трех ночей в нем не провел. А теперь хочет продать. Наверное, деньги нужны. Но, черт возьми, кто же в нашей округе может позволить себе такое приобретение?

— Какова бы ни была цена, мне он не по карману, — кивнул Джейк.

— Вилли думает, что дом стоит триста тысяч. Я ему сказал: стоить-то он, может, и стоит, но ты никогда их не получишь. Ни сейчас, ни через десять лет.

— Какой-нибудь врач мог бы его купить.

— Он вас упоминал, Джейк. Вилли следил за процессом Хейли, знает, что Клан сжег ваш дом, и считает, что вы — потенциальный покупатель.

— Нет, Гарри Рекс, я — не покупатель. Это для меня слишком шикарно. Я все еще сужусь со страховой компанией. Тем не менее передайте ему мою благодарность.

— Хотите начос?

— Нет, спасибо. Мне нужно домой.

— Скажите Карле, что я люблю ее и вожделею ее тела.

— Она это знает. Пока.

Под моросящим холодным дождем Джейк шел к своей конторе, где оставил машину. Уличные фонари вокруг площади были украшены рождественскими венками и серебряными колокольчиками. Со сцены, установленной перед зданием суда, доносились рождественские гимны — там репетировали евангельское представление. Магазины были открыты допоздна и набиты покупателями.

Существовала вероятность, что на следующий день пойдет снег, и ничто не приводило город в большее возбуждение, чем подобный прогноз. Старожилы вспоминали, что в 1952 году было белое Рождество, и даже слабая вероятность того, что оно может повториться, заставляла детей постоянно выглядывать из окон, а магазины — настойчиво предлагать лопаты и соль. Покупатели суетились у прилавков в страшной экзальтации, словно ожидался снежный буран.

Джейк выбрал длинный путь домой. Он медленно вырулил с площади, проехал по нескольким темным улицам центра города и свернул на Маркет-стрит. В Хокат-хаусе горел свет, что удивило его. Они с Карлой много раз проходили мимо этого здания, всегда замедляя шаг, чтобы полюбоваться им, и знали, что этот восхитительный викторианский дом почти всегда пустует. Слухи о том, что Вилли Трейнор продает его, ходили всегда, с тех самых пор, как, продав газету, он покинул Клэнтон.

Дом нуждался в покраске. Летом цветочные клумбы зарастали сорняками, газон почти никогда не стригли. Осенью ветер наметал опавшие листья на крыльцо, и никто их не убирал.

На миг у Джейка появилось искушение остановиться, постучать в дверь, напроситься в гости, выпить с Вилли и поговорить о деле. Но искушение быстро прошло, и он продолжил путь домой.

24

В Рождественский сочельник утром Джейк встал поздно, насколько мог себе позволить. Карла спала беспробудным сном. В семь часов он осторожно выскользнул из постели и бесшумно прошел на кухню. Сварил кофе, сделал омлет, разогрел в тостере булочки и, составив все это на поднос, вернулся в спальню, где нехотя пробуждалась Карла.

Они ели медленно, тихо переговариваясь и наслаждаясь редким моментом, когда в комнату ворвалась Ханна, переполненная праздничными ожиданиями. Она без умолку тараторила про Санта-Клауса. Вклинившись между отцом и матерью, Ханна схватила булочку и, не дожидаясь, пока ее спросят, поведала обо всем, что написала в письме на Северный полюс, искренне сокрушаясь, что, быть может, попросила у Санты слишком много.

Родители стали дружно разуверять ее. Она, как единственный ребенок, обычно получала все, что хотела. К тому же они приготовили для нее сюрприз, который должен был затмить все, что попросила Ханна.

Час спустя Джейк с Ханной отправились на площадь, а Карла осталась упаковывать подарки. Рокси взяла выходной, а Джейку нужно было забрать подарок для жены, который он здесь спрятал. Контора всегда была для этого самым подходящим местом. Он не ожидал никого встретить, но не слишком удивился, застав в конференц-зале Люсьена роющимся в стопке старых папок. Вид у него был такой, словно он работал уже несколько часов, а главное, он был трезв и опрятно одет.

— Нужно поговорить, — сказал Люсьен.

Ханна обожала исследовать просторный отцовский кабинет, поэтому Джейк отвел ее наверх, а сам отправился за кофе. Люсьен уже наполовину опустошил кофейник и казался весьма взволнованным.

— Вы не поверите, — начал он, закрывая дверь в комнату.

Джейк плюхнулся в кресло, помешал сахар в чашке.

— А до понедельника это не ждет?

— Нет, молчите и слушайте. Главный вопрос состоит в том, почему человек мог сделать то, что сделал Сет Хаббард. Правильно? В последнюю минуту написать — кое-как, от руки — завещание, лишить наследства семью и оставить все человеку, у которого не может быть никаких претензий на его наследство. Этот вопрос уже сейчас не дает покоя и будет беспокоить все больше, пока мы не найдем на него ответа.

— В том случае, если ответ вообще существует.

— Да, но чтобы разгадать эту тайну и, таким образом, даст бог, помочь вам выиграть это дело, необходимо его найти.

— И вы нашли?

— Еще нет, но я на пути к разгадке. — Люсьен махнул рукой в сторону завалов на столе — папок, копий старых дел, каких-то заметок. — Я изучил регистрационные документы на те двести акров земли, которыми Сет Хаббард владел в этом округе на момент смерти. Многие, правда, сгорели при пожаре в здании суда вскоре после Второй мировой войны, но мне удалось восстановить большинство из тех, что я искал. Я перелопатил все книги актов регистрации вплоть до начала восьмисотых годов и прошерстил все подшивки местных газет от самого начала их издания. Еще я провел огромную работу по изучению генеалогических древ Хаббардов, Тейберов и Риндсов. Как вы знаете, с чернокожими все обстоит гораздо сложнее, чем с белыми. Летти воспитывали Сайпрес и Клайд Тейбер, но официально она никогда удочерена не была. Если верить Порции, мать узнала о том, что не является их родной дочерью, только тридцати лет от роду. Порция также считает, и я с ней согласен, что на самом деле Летти — дочь кого-то из Риндсов, но теперь ни одного человека из этого семейства в округе Форд не осталось.

Джейк слушал очень внимательно. Вытащив из-под груды бумаг огромную вручную начерченную карту, Люсьен начал указывать:

— Вот исконно хаббардовская земля, восемьдесят акров, ею семья владела сто лет. Сет унаследовал ее от отца, Клеона, который умер тридцать лет тому назад. Согласно его завещанию, все переходило к Сету, Энсил не был даже упомянут. Рядом с этим участком расположен другой, тоже площадью восемьдесят акров, вот он — возле моста, где нашли Сета в петле. Еще сорок акров, вот эти, Сет прикупил двадцать лет назад, но это не важно. — Люсьен постучал пальцем по другому участку, где были обозначены ручей, мост и дерево, на котором повесился Сет. — Вот где самое интересное. Эти вторые восемьдесят акров были присоединены в тридцатом году Клеоном Хаббардом. И достались они ему от Сильвестра Риндса, точнее, от жены Сильвестра Риндса. Семья Риндс владела этой землей шестьдесят лет. Необычно здесь то, что Риндс был черным, и его отец, судя по всему, являлся освобожденным рабом, который получил восемьдесят акров земли году в восемьсот семидесятом, в период Реконструкции.[15] Как ему удалось стать землевладельцем, неясно, и я уверен, мы этого никогда не узнаем. Документов просто не существует.