Линии Леи - Евгений Луковцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая красота! — вырвалось у меня.
— Да, между прочим, — откликнулась Вересаева. — Я на час задержала пуск воды. Что прикажете мне ответить на вопрос королевы, почему её русалок держат в каменной кишке и не выпускают в океан?
— Русалки?
— Они в бешенстве, и я могу их понять. Вода стоячая, двадцать два градуса! Того и гляди, прямо здесь нереститься начнут!
Я вгляделся в воду и осознал, что мне не мерещится. Лица. В волнующейся и искрящейся толще воды мелькали десятки женских лиц. Округлости их фигур дорисовала уже моя фантазия, ибо никаких фигур среди водяных струй нельзя было ясно разглядеть. Кожу русалок покрывала мелкая серебристая чешуя вроде селёдочьей, и её узор начисто стирал все различимые формы.
— Ответьте её величеству, — отозвался Сфинкс, — что мы только что спасли всё её маточное стадо.
— Это серьезное заявление или одна из твоих дурацких шуточек?
Вересаева упустила контроль над мимикой и под глазами сложились едва заметные недовольные морщинки. Сфинкс в ответ протянул ей обрывки пакета с медными дисками.
— Это что… банка?
— Она самая, Елена Владимировна. Была установлена в трансформаторный коллектор и вот посюда заполнена. Думаю, не меньше месяца заряжалась. А схему аварийного сброса кто-то закоротил на массу, а канал массы взял — угадайте, с какого перегона?
— С краснопресненского, — уверенно сказала начальница, и губы её зло сжались в две бледных линии.
— Точно так. Стоило русалкам открыть переход в свои теплые нерестилища, и в тоннель разрядились бы все аккумуляторы.
— И имели бы мы посреди Москвы полный тоннель ухи, — добавил я.
— Стожар, ну вы-то куда? Интеллигентный человек, не уподобляйтесь этому… хищнику, — процедила Вересаева.
— Ухи — это в лучшем случае, — как ни в чём не бывало продолжил Сфинкс. — Если бы вместе с аккумуляторами детонировала банка, мы имели бы подгоревшие королевские креветки.
Замдиректора выхватила устройство из его рук. Уже в спину ей Сфинкс закончил:
— А представьте, если бы банка была полной? Сквозной тоннель в мир, покрытый океанами! Аквапарк на Красной площади и рыбалка с Останкинской башни!
Она сделала нервное движение плечами, словно хотела обернуться, но сдержалась. Прошла прямиком к бурунам, крутящимся по водяной преграде.
Буруны раздвинулись, поднялись двумя вертикальными волнами и обхватили мою начальницу, полностью скрыв от глаз. Никто из полутора дюжин сотрудников, суетившихся на платформе, не обратил на это ни малейшего внимания. Значит, всё в норме, так и должно быть.
— Слушай, зачем ты ей так жёстко? Банка же была для отвода глаз, ты сам говорил?
— Проверить хотел. Что-то мне подсказывает, неспроста она нас с тобой трансформатор проверять отправила. Не верю в такие жёсткие совпадения.
— Ну, знаешь! Если она и была в курсе, то вида не подала. Все эмоции натуральные. С поправкой на то, что это Елена Владимировна и её эмоции попробуй прочти. А потом, устраивать такую опасную аварию ради нас двоих — не слишком ли круто?
— Эка ты хватил. Гибель королевской стаи при миграции — это если не война, то как минимум разрыв дипломатических отношений. Вересаева не дура, такими вещами шутить не будет.
— Вот-вот. У меня ощущение, что она всерьёз напугана.
— И тем не менее, провалиться мне на месте, если она не знает об этой истории гораздо больше, чем мы с тобой.
Я хотел было ответить, что ей такое знание по рангу положено, но тут вновь заволновались буруны. Вересаева вышла из водяного столба — совершенно сухая, машинально отметил я краем сознания — и пристально посмотрела на меня. А потом поманила пальцем.
— Королева хочет видеть тебя, — пояснила она негромко, когда я подошел поближе.
— Только меня?
— Вот мне самой интересно. Диверсию, если не кривить душой, предотвратил Сфинкс. Но видеть она желает тебя. Мне бы очень хотелось знать, что это значит?
Судя по всему, вопрос был риторический. Я все равно не знал ответа, поэтому молча дождался, когда она шагнула в сторону, открывая дорогу к воде.
Струи колыхались, переливаясь розовым и золотым. Они обхватили меня и властно придвинули к краю платформы. Словно не вода, а сотни прозрачных рук надавили на плечи.
— Ну здравствуй, — услышал я тихий и низкий бархатный голос, как только купол замкнулся за спиной. — Значит, это тебе обязана жизнью королевская семья? Честно сказать, ты не выглядишь особо сообразительным или похожим на героя.
Я сунул руки в карманы, чтобы скрыть, как дрожат пальцы. То ли нервную систему до сих пор колотило после схватки в тоннеле, то ли это уже новые впечатления так взбодрили. Не хватало ещё упасть прямо в лужу, чтобы меня после всего на скорой увезли. Идеальное завершение для такой ночи!
— На вкус и цвет, ваше величество. Я бы тоже мог съязвить о вашей внешности, если бы видел, с кем говорю.
Бурлящая преграда выровнялась и стала прозрачной. За ней словно за толстым стеклом проступил образ собеседницы.
Без сомнений, она была красива. В своем роде. Четкая подтянутая фигура, плавные изгибы бёдер, чуть округлый живот. Широкая крупная грудь, хотя сразу понятно, что королева не относилась к классу млекопитающих. Под мелкой серебряной чешуёй бугрились мышцы, неизбежный атрибут жизни в плотной водной среде. Атлетические плечи переходили в настолько же сильные руки. Ну и, конечно, хвост. Не легкомысленный хвостик гуппи, какой рисуют русалкам в мультфильмах. Э нет, это был здоровенный, увеличивающий длину тела до добрых трёх метров, резко расширяющийся к окончанию акулий треугольник.
В общем, красота для тех, кто в ней понимает. Лично я, встретив такую красотку на морском побережье, задал бы стрекача куда подальше. И потом до конца жизни испытывал фобию даже при виде ведра с водой.
— Дерзишь? — ничуть не удивилась королева. — Забавно. Интересно, это твоя исконная манера или последствия травмы?
— О, вам Вересаева и об этом рассказала?
— Ну что ты! Первый принцип Елены Владимировны — никогда не обсуждать дела Метрополитена с путешественниками, а своих подчинённых — с посторонними. Но у меня есть свои способы получения информации, так что в общих чертах твою историю я знаю. Скажи, что тебя больше всего беспокоит в твоей аномалии?
— Меня беспокоит, что я превращаюсь в колдуна. А больше всего — что я при этом не могу себя контролировать. Боюсь однажды сорваться и натворить
