Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды иду я по улице, задумалась. А около нас букинист торговал книгами. Было у меня 10 рублей денег всего.
— Дяденька, нет ли у вас книжки такой, которая была бы приятна читателю?
Посмотрел на меня внимательно и спросил: «А сколько у вас денег? Любит ли читатель ваш театр?» — «О да, очень любит». — «Вот я вам дам комплект „Ежегодника“, 12 книжек». Вынимает пачку книг. <…> «Сколько стоит?» — «Девять рублей. У вас еше рубль останется от ваших денег». — «Да, — думаю, — рубль, но он у меня последний». Раздумывать было некогда, плачу деньги, он подает мне пачку, довольно тяжелую. <…>
На 8-й этаж надо было подниматься, лифт не работает.
Я решила оставить книги в передней и подготовить Сергея Николаевича к столь неожиданному подарку. Но готовить не пришлось. Услышал мои шаги и идет навстречу мне. «Что это за кипа?» — «Я купила книжечки, если не понравятся, отнесу обратно — так я условилась». Нетерпеливо, быстро стал развязывать книги. Очень не любил резать веревки, а тут: «Дай же мне ножницы!» Первую книгу взял в руки и сразу прослезился. «„Ежегодник“, полный комплект, даже приложения есть! А я мечтал всю жизнь купить — и не было денег». Забыл совсем про то, что у нас и сейчас их нет. Я была счастлива, что первая моя большая покупка книг была так удачна. <…>
Вот и начался мой запой на покупку книг. При первой возможности, на каждый рубль, какой попадался под руку, я несла Сергею Николаевичу новую книгу, преимущественно по театру. Сначала я сама делала выбор книг, а потом уже Сергей Николаевич стал делать мне заказы. Стал он писать статьи в журнал «Декада». Тут уж я прямо из бухгалтерии — в книжный магазин покупать заказанные для Сергея Николаевича книги. Он так любил, когда я возвращалась домой. Во-первых, всегда чего-нибудь вкусного приносила, а во-вторых, новые книги. Он умел радоваться малому.
Пошла я в Жилотдел хлопотать комнату через Литфонд[371]. Но как-то ничего не получалось. Жили мы очень тесно, скученно. Стали нас книги «выживать»: места мало, а груды книг с каждым днем все росли и росли. Прожили мы так три года, и стала я усиленно хлопотать о получении комнаты. Но это оказалось очень трудно, просто невозможно, или мы не умели за это взяться? Предложили похлопотать о получении участка под постройку дачи. Я за эту мысль ухватилась и стала предпринимать самые энергичные хлопоты, притом еще и врачебный консилиум установил, что Сергей Николаевич в таких условиях проживет не более 3-х месяцев. Ужас охватил меня, и я все силы напрягла, чтобы спасти его.
К этому времени [1936 г.] прошла инсценировка Сергея Николаевича романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина»[372], и у нас были деньги, что дало мне возможность приступить к постройке дачи. Теперь надо было думать, куда поместить Сергея Николаевича на это время. В марте начались хлопоты по оформлению участка, в конце апреля получили участок в Болшеве (с. ж. д.). 2-го мая перенесли купленный тут же, через две дачи, тесовый сарай к себе. 6-го числа сарай был уже поставлен на место, и с этого времени началась новая забота, почти непосильная. <…> А с 1-го июля я устроила его к Тютчевым при музее, в маленькой комнатке, где он и прожил месяц, а затем на 2 недели в Дом отдыха «Правда» в Болшеве. В августе началась самая стройка.
Сергей Николаевич не верил, что у меня что-нибудь получится, так как было трудно с материалами. В августе он в первый раз пришел ко мне на участок посмотреть. В это время ставили фундамент, и ему показалось, что дом будет очень мал, он отшагнул метра на 3 и показал: «Это будет коридор, уборная, ванна». Я его послушала и удлинила дом, что очень осложнило постройку. <…>
В сентябре, в начале, был воздвигнут на место сруб дома, покрыта крыша, настилался потолок и пол. <…> Визжал Муран, щенок, подаренный Николаем Ивановичем Тютчевым, когда на участке был еще только сарай, — он и назван был в честь Муранова. Бегали два котенка, уже поселившиеся на прочное житье. <…>
Надо рассказать про эти рамы. Получив участок, я шла по улице Горького (б. Тверской), опустив голову вниз. Остановилась и вижу взорванный Страстной монастырь[373]. «Вот сейчас спрошу, не продадут ли что-нибудь». — «Скажите, пожалуйста, вы что-нибудь продаете?» — «Да, вот, например, рамы, двери. Бери». — «Выпишите мне, пожалуйста, счет, а я отберу». — «Плати, тогда и отберешь». Выписал счет на 280 рублей. А я думаю: «Как дорого». Но моей натуре свойственно не раздумывать долго, тем более, что деньги я только что получила за статью Сергея Николаевича, напечатанную в «Огоньке». Пошла в Ветошный ряд[374], внесла деньги и иду обратно отбирать рамы. «Вот вам квитанция. Где мне можно отобрать рамы?» — «Как так, отобрать? Бери все». — «Что вы, куда же мне их, мне надо всего 14 рам и 3 двери». — «Нет, забирай все, а то бы я ничего не выписал вам. Мне надо площадку очистить к маю». Я так и ахнула. Ну, думаю, что я буду с ними делать? Но раздумывать некогда, надо брать машину и увозить — деньги уплатила. Сколько я ни поднимала руки, никто не едет в Болшево. Потом нашелся шофер из Болшева. <…> Шофер говорит: «Полезай наверх, только голову пригинай». — «Как — наверх? Я упаду, изрежусь вся». — «А как же быть: мы все растеряем и не увидим». Влезла, встала между рам в передке, взяла носовой платок, уцепилась за большую раму, кричу: «Трогай, 5 ½ часов вечера». <…> Когда мы складывали рамы, то уставили их во всю усадьбу. <…> На следующий день поехала, договорилась и купила кирпич монастырский: они охотно продавали, все это происходило под май.
Когда стали устанавливать рамы, нам советовали делать не круглые — верхушки бросить. Сергей Николаевич меня умолял, чтобы я никого не слушала, а ставила бы круглые рамы — это красиво. Я вполне разделяла
