Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

хорошо понял! Почему не ты? А ведь это легко. Когда спасаешься, не будешь возвращаться туда, где тебя ждут.

— Ты мог, по крайней мере, вернуться в наши края. Там нет недостатка в тайниках, не считая крепостей тех, кто с радостью согласился бы ради тебя принять осады и битвы!

— Я знаю, — крикнул он в гневе. — Но этот чертов бастард, будь он проклят, сказал, что меня приговорили к смерти, что меня казнят в тот же вечер. К тому же он явился в одежде монаха, который должен был меня подготовить. Когда мы бежали, я хотел вернуться в Овернь. Я не хотел ничего другого, но он мне сказал, что король уже послал войска, чтобы завладеть моим городом и имуществом. А потом… когда он мне сообщил… то, что ты знаешь, мне больше ничего не было нужно… только излить мою ярость на все, что попадет под руку. К чему возвращаться туда? Я был даже лишен удовольствия выпотрошить Беро д'Апшье, поскольку люди короля уже должны были всем завладеть. Тогда я примкнул к Роберту. Я знал, что ему удалось бежать из тюрьмы, где его держали люди Рене Лотарингского. Я его знал давно. Кроме всего, он был теперь, как я: сбежавший узник, изгнанник… но могущественный и во главе сильного войска. Я его нашел. Он не изменил своей дружбе. Дворянчик принял меня с распростертыми объятиями.

— ..и сделал из тебя бандита, дав тебе довольно точное прозвище! Ты меня простишь, если я не буду ему в этом признательна. А теперь, если хочешь, я все тебе расскажу…

Она села на корточки на земле перед ним и начала говорить. Спокойно, насколько она могла, Катрин рассказала свою одиссею, которая, начиная с подземного хода Монсальви, привела ее до верхней страны Марны. Она рассказала о своей встрече с Ришмоном, об аудиенции у короля, о беседе с дофином, помощи Жака Кера и, наконец, о визите в замок Тура, который она отдала королеве Сицилии.

Он слушал ее, не говоря ни слова, сложив руки на коленях, временами царапая своим железным башмаком землю, как нетерпеливая лошадь.

Наконец она встала, порылась в своей дорожной сумке у пояса и достала пропуск.

— Держи! — сказала она. — Вот что дала мне для тебя королева. Возвращайся в Монсальви! Король с королевами и дофином скоро направится к южным странам, чтобы урегулировать вопрос о наследстве графа де Фуа, и…

Она едва заметно помедлила, потом решилась и сказала, четко выговаривая слова, чтобы удар был вернее:

— ..и пресечь бесчинства живодеров… Он содрогнулся, окинув ее черным взглядом. Она ждала его реакции, и он не замедлил ответить.

— Я вызываю у тебя ужас, ведь так?

— Да! Ты вызываешь у меня ужас! — произнесла она четко. — Или, скорее, у меня вызывает ужас человек, который стоит передо мной, так как я отказываюсь поверить, что это действительно ты.

— А кто же другой? Я занимаюсь войной, Катрин, а война такова! Ты не хочешь в это поверить! Я делал только то, что делают все те, кого ты так любишь: Ла Гир, Ксантрай… и другие. Что они делают сейчас в Жизоре, эти двое?

— Они сражаются с Англичанином! Они сражаются с врагом…

— Я тоже! С Англичанином? Где он, по-твоему? На границах королевства? Ничуть: он в десяти лье отсюда, в Монтини-ле-Руа, где, твой герцог Филипп позволил им остаться. В этот самый час сеньор де ля Сюз Рене де Рэ его осаждает.

— Рене де Рэ? Брат…

— Жиля, да, этого чудовища с синей бородой. Но Рене — хороший рыцарь и мой товарищ по оружию, даже если он использует методы, которые тебе не нравятся, как и мои. Что же касается меня, я сражаюсь с Бургундией… так как она и есть злейший из всех наших врагов!

— Врагов, ты говоришь? Но кого? Чего?

— Короля… и Франции! Тебе понравился Аррасский договор, эта унизительная бумажка, обязывающая короля просить прощения у Филиппа и освобождающая герцога даже от вассального долга? Никто из нас с этим не согласен и не согласится никогда. Этого мира мы не хотели. А здесь — Бургундия!

— Бургундия? Да, конечно, но я не видела ни стен, ни военных, ни осадных, метательных орудий! Я видела только убитых стариков, женщин, детей, невооруженных мужчин, которых пытали с целью вырвать у них деньги.

— Война не имеет ни возраста, ни пола. А враг во всем. Убивая тех, кто кормит военных, мы их уничтожаем тоже.

Начиналась ссора, жестокая, питаемая злопамятством и убеждениями. Перед лицом безжалостного феодала, привыкшего презирать почти всех — всех этих крестьян, ремесленников, Катрин почувствовала солидарность с народом, терзаемым, угнетаемым, обескровленным, одной из тех, с кем обошлись не менее грубо.

— Ну что ж! Я не в первый раз вижу войну, раз ты говоришь, что это она и есть. Я знаю, что она ужасна. Но до такой степени! Кто тебя так изменил, Арно? Ты был доблестен, суров, часто безжалостен, но ты не опускался до такой низкой жестокости! Вспомни, кем ты был, кем вы все были, когда следовали за Девой Жанной?

При этом имени у него на лице появилось радостное выражение, почти облегчение.

— Жанной? Но я все еще за ней следую! Я служу ей лучше, чем когда-либо, так как я ее снова видел… и она дала мне свое благословение…

Оглушенная, Катрин широко открыла глаза.

— Что ты говоришь?.. Жанну, ты видел Жанну?

— Да, живую! И прекрасную, радостную, сильную, как никогда! Я видел ее, говорю тебе! Я видел ее, когда присоединился к Роберту в Нефшато. Она только что приехала тогда в Гранж — оз — Орн, около Сен-Привей. Ее сопровождали два человека, и все местные сеньоры сбежались, чтобы на нее посмотреть!

Катрин с раздражением пожала плечами. Уже достаточно жестоким было то, что ее муж превратился в дикое животное, а теперь к этому добавилось слабоумие.

— Я начинаю думать, что ты сходишь с ума. Жанна живая! Если бы в этом был здравый смысл!

— Я говорю тебе, что видел ее, — заупрямился он.

— Ты видел ее? А на костре в Руане, когда палач раздвинул огонь, чтобы все могли убедиться, что это действительно она, ты ее, может быть, не видел? Для меня это было зрелище, которое я никогда не забуду. Бедное тело, обожженное огнем, красное, окровавленное! А это лицо с закрытыми глазами, уже безжизненное, но еще нетронутое! Может быть, это была не она?

— Это была другая! Девушка, похожая на нее. Ей помогли бежать.

— Каким образом? Через подземный ход, где ты ее ждал в