Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын

22-го мая

В субботу выехал и в воскресенье повидал подъесаула Миллера{234}, который приехал сюда по поручению от общественных деятелей Москвы передать Маклакову записки и постановления и, узнав, что делается здесь, вернуться назад. О М.В. Алексееве знал полковник Гутьяр{235}, который долгое время был на Дону. В сущности, у Миллера специального поручения не было.

Все это менее серьезно, чем предполагали молодые люди. Гутьяра не было в Париже. Но личные впечатления Миллера интересны, пережитое тоже. Кто умеет приспосабливаться, тот кое-как проживет. Уже к марту армии не было, были остатки на юге и, вероятно, то, что сидело в запасных батальонах и тыловых учреждениях, которым приятнее было остаться на пайке, при возможности безнаказанно грабить, чем ехать в деревню.

Сказать, что проехался даром, не могу, ибо попутно были затронуты другие вопросы, но существенного в смысле ясности положения внутри России немного. Надо знать суть и по всей России. Если бы приехало человек 10 вроде Миллера и из разных мест, было бы серьезнее. Большевистское правительство если не благоденствует, то живет себе и будет жить долго. До Петрограда никому нет дела, и если половина населения помрет от голода, никого это не тронет.

Социал-революционеры собираются, толкуют. Большевики им, наверное, платят. Хотят по-хорошему сесть на место большевиков, но так как хотят работать языком и оплачены, то ждут удобной минуты.

Чиновники, офицеры работают, вероятно, скверно и тоже получают. Старые бюрократы или нанялась или доедают старые крохи, как и остальные, и если все недовольны, то никто не двинет перстом, чтобы изменить положение. Сверх же всего, кроме официальной полиции и шпионов, каждая кухарка, горничная, служащий – готовый шпион против тех, кому служит, и все сидит безмолвно и страдает.

Мне жаль Алексеева.

Его военные крохи растают в этой мрази, а других у него нет, и никто создать их не желает. Французы на мои предложения в марте молчат.

Маклаков и М.Д. Стахович{236} вчера поехали в Лондон, уговаривать англичан. Говорил со Стаховичем. Он стал солиднее, но посольское звание сделало его самодовольным. Оба эти господина и русские дворяне, но служивые той революции, которая погубила Российское государство. И тот и другой, как фальшивые ассигнации, фальшивые послы идут спасать ту Россию, которую они со своими сообщниками загубили. И в ус себе не дуют. Стахович все изрекает. Он поехал в Финляндию, потому что ее изучал. Когда же он ее изучал, в 1910 году в приятных разговорах? Я сказал ему мягко, что народ доведен был правительством до революции, что не от того она возникла, а от нашей гордости она разразилась. Он обиделся, я ему добавил: «От Вашей эгоистичной гордости». Недовольные, мы расстались.

24-го мая

В понедельник и во вторник Безобразов имел разговор с Франсуа Марсалем и Гурко и, кроме того, был и Миллер вызван к первому, и затем, когда для получения разрешения на обратный отъезд их направили в Генеральный штаб, то там встретились с Нивелем. Марсаль все собирается докладывать Клемансо, но до сих пор еще не докладывал, или скрывает, что доложил. С другой стороны, если миссия Лиоте приостановлена, то без Клемансо это дело обойтись не может. Но, кроме того, Клемансо желает иметь список разных деятелей, с их характеристикой. Значит, что-то хотят делать.

Гурко бурлит и недоволен, что ему отказали в разрешении ехать в Англию. Он думает, что это Клемансо или Пишон, а я думаю, что это Маклаков, который со Стаховичем во вторник 21-го должны были поехать на какую-то конференцию спасать Россию, уговаривать англичан действовать. Так, по крайней мере, после обедни сказал Стахович, выставляя это как акт гражданского подвига, ибо тратит на это свои последние харчи.

Желаю им успеха, ибо судя по слышанному, Англия ввязываться в наши дела не желает, а Америка, по-видимому, не прочь создать в России самое демократическое правление с большевиками и Советами во главе. Возражать им нельзя, ибо у них, по-видимому, сложилось так, что Россия как военная сила не существует. Создать армию нельзя, а в данное время им только и нужно пушечное мясо. Но вот в этом они и ошибаются. Я думаю, что армию создать можно. Не в 8 млн., а в 1½ и даже более. Для первой поры больше и не нужно, но за дело надо взяться умеючи. Годы 1909–1917 сверхсрочные явятся по всей России. Офицеров и начальников призвать и рассортировать можно. Кое-какие материальные части сохранились. Само собой разумеется, что немцы этому будут препятствовать, и так как центральный Совет и комиссары в их власти, то сделать эти последние не будут в силах, да и желания у них нет. Работа Басова{237} какая-то призрачная.

Я написал Безобразову и просил его перевести письмо, чтобы передать его Марсалю. Суть для нас, ценно им, чтобы у нас была бы армия или вооруженная сила, что, когда соберутся для общего мира, у России было бы свое лицо и голос. Вооруженная сила, хотя бы и небольшая, нужна союзникам теперь как противовес, а когда она будет при мирной конференции, то цена ей будет, и союзникам, и врагам, и нам.

Но немцы не позволят большевикам ее создать, в особенности с их наивными приемами, а Басов ничего не сделает, ибо не может. Здесь все толкуют о правительстве, о свержении большевиков и т. п. Но прежде всего, нужна сила русская, а как сложатся внутренние вопросы, это хотя и важно, но не так. Большевики если бы и хотели, то сделаться иными не могут, они сами во власти толпы и немцев.

Они, может быть, и желали бы изменить курс, но где же им: ни умения, ни государственности, ни сил у них нет, как доктринеры они вне жизни. Бедный Ленин уже слезы льет. Несчастные люди, наделавшие своей гордостью и слепостью столько бедствий. В «Journal» помещено показание немецкого пленного, вернувшегося в Германию, что Алексеев и Корнилов 26-го февраля были расстреляны на станции Новочеркасск. Сопоставляя с поздними данными, уверен, что выдумка. Миллер во второй половине марта в Москве не имел этих сведений. Интересно знать, когда Гутьяр оставил Михаила Васильевича.

25-го мая

Очень грустно на душе сегодня. Если основывать свои выводы на газетах и на том, что задним числом доходит из России, то подчас совершенно невозможно поставить диагноз о состоянии нашей бедной больной. Кто-то правит, сносится и ставит какие-то условия. Власть сидит в Кремле, охраняемая латышами, что-то такое сидит в Петрограде. В губерниях, уездах советы, вероятно, то же по волостям и деревням. Как будто все прежнее отменено, а гражданская жизнь с куплей и продажей идет рядом с захватом квартир и угодий, не гражданским путем. Где-то бьются, отстаивая единство России. Фабрики, если не все, то многие работают, и кто-то рабочим платит. Буржуи живут, как живут: это неизвестно, но еще дышат.