Ловец Чудес - Рита Хоффман

– Под домом.

Кто бы сомневался.

– Кто может меня туда проводить?

– Только господин фон Вильбрехт.

– Отправляйся в гостиную и сиди там, пока я не разрешу тебе уйти. И молчи. Если вернутся охранники, не говори им, что видела нас. – Я развернул женщину и легко подтолкнул. – Иди.

– Мог бы спросить, где сидит этот толстосум, – проворчал Хелай.

– На дворе глубокая ночь, он либо спит, либо корпит над бумагами в кабинете.

Я пожал плечами и взбежал вверх по лестнице. Мои шаги скрадывал толстый ковер, и в полной тишине я слышал слабые толчки чьего-то сердца. Коллекционер был совсем близко, где-то…

– Здесь, – прошептал я, кивая на дверь.

Осторожно приоткрыв ее, я просунул голову внутрь и заметил подтянутого мужчину с седыми висками. Признаться, это первый Коллекционер, лицо которого я увидел воочию; и намного приятнее было думать, что все они просто горстка толстых, невзрачных богатеев, помешанных на деньгах. Но господин фон Вильбрехт выглядел совсем не так: его широкие плечи и выправка были достойны восхищения, а волевой подбородок – кисти художника.

– Кто вы? – Он встал, и я отметил его высокую, статную фигуру. – Немедленно…

– Успокойся, – приказал я, и сердце мужчины, припустившееся было галопом, замедлилось, – и сядь.

Коллекционер медленно опустился в кресло и уставился на меня, приоткрыв рот.

– Покажи мне свою коллекцию, – вкрадчиво попросил я, вглядываясь в мрачные глубины его глаз.

Фон Вильбрехт встал, одернул домашнюю рубашку и сказал:

– Сюда, пожалуйста.

Следом за хозяином дома мы спустились на первый этаж и нос к носу столкнулись с парой охранников. Здоровяки потянулись было к оружию, но Хелай затянул сладкую песню, от которой я сам едва не уснул. Охранники попадали на пол.

– Отлично, – прошептал я, кивая Хелаю.

Тот лишь приподнял бровь и сдержанно кивнул. Я даже не успел заметить, когда он успел надеть затейливую маску, скрывшую половину лица.

Мысленно поблагодарив его за предусмотрительность, я скользнул в узкий проход, открывшийся за книжным шкафом в гостиной. Этот Коллекционер хотя бы потрудился спрятать коллекцию, а не просто унес все Чудеса в подвал на радость таким проходимцам, как я. Фон Вильбрехт остановился перед металлической дверью.

– Открывай, – приказал я.

Он снял с шеи ключ и вставил в скважину. Раздался скрежет замков, жужжание какого-то механизма – и дверь открылась.

– Ну и ну, – пробормотал Хелай, осматривая засовы толщиной с его запястье.

– И ведь он не самый богатый Коллекционер, – сказал я и переступил порог.

По всему периметру прямоугольной комнаты стояли выставочные витрины, над каждой висела яркая лампа. Я подошел к первой попавшейся и скривился – артефакт непонятного свойства, похожий на сухую человеческую руку. Почему все магические предметы прошлого выглядят настолько ужасно? Неужели нельзя было придумать что-то менее отвратительное?

– Вон она, – сказал Хелай.

Я обернулся и увидел серебряную клетку, сверкающую под искусственным светом. Внутри, сжавшись в комок, сидела серая, ничем не примечательная птица.

– Это и есть Эрциния? – с сомнением спросил Хелай. – Я представлял ее иначе.

Признаться, я тоже. Разве может быть Чудом это дрожащее существо, похожее на большого воробья?

– Так или иначе, – я снял клетку с постамента, – мы забираем ее.

– Позвольте, это… – начал было Коллекционер, но я шикнул на него – и он тут же замолчал.

– Мы уходим, – сказал я. – Забудь о том, что у тебя в коллекции была Эрциния.

Мужчина на мгновение обмяк, а затем снова выпрямился. Из его глаз исчезло всякое осмысленное выражение.

В гостиной я приказал охранникам и служанке забыть о нас, и мы с Хелаем выскользнули из дома, полностью довольные собой и сложившимися обстоятельствами.

– Не такое уж ты и Чудовище, – заметил Хелай, когда мы спустились с холма и дошли до городских трущоб.

– Кто-то в Караване так считает? – удивился я.

– Много слухов ходит, – пожал он плечами. – Раньше среди нас не было таких, как ты. Даже вервольфы из Армении скорее Чудеса, чем Чудовища, ведь проклятие передалось им от матери. Признаться, я считал тебя слабаком.

– Очень приятно, – пробормотал я.

– Это и не должно быть приятно, а вот мое признание после сегодняшней вылазки – очень даже. Чувствуешь себя королем мира? Всемогущим?

– Из-за похвалы сирены? – Я усмехнулся. – Пожалуй, нет. Но спасибо.

– За мою похвалу многие могли бы отдать все, что имеют, – притворно возмутился Хелай.

– У меня ничего нет; похоже, дело в этом.

Хелай смерил меня задумчивым взглядом и сказал:

– У тебя есть Караван. Это намного больше, чем «ничего».

Глава 22

Я застегнул крошечные пуговички на спине эльфа, и тот, благодарно жужжа, завертелся вокруг меня с такой скоростью, словно у него где-то спрятан пропеллер.

– Я понял, понял. Пожалуйста, Лиам.

Каким-то образом я начал различать эльфов и запомнил их имена. Как мне объяснил Хаджи, скорее всего, их зовут по-другому, но жители Каравана дали им человеческие имена, чтобы не путаться. Да что там имена! Я вдруг осознал, что понимаю их жужжание, что у него есть интонации, а ведь несколько недель назад мне такое даже в голову бы не пришло.

– Скоро ваш выход. – Я потрепал Лиама по кудрявой макушке. – Тебе пора в большой шатер.

Мы вместе выбрались из Гнезда, эльф, жужжа, побежал прочь, а я вытащил ведро и швабру и собрался было навестить Чиэсу, которая разрешила мне помогать ей с уборкой, как нос к носу столкнулся с пробегающим мимо Хаджи.

– Как хорошо, что я тебя встретил! – запыхавшийся кардист стер пот со лба. – Найди Эхо, Григорий не справляется, его доконал радикулит.

Я успел только открыть рот, а Хаджи уже умчался, сверкая блестящими подметками выходных туфель. Кто такой Григорий? С чем он не справляется? Оставалось надеяться, что Эхо поймет, о чем он.

Я оббежал весь Караван, заглянул в каждый вагон, но так и не нашел ее. Эхо не было ни у костра, ни рядом с другими артистами, она будто провалилась сквозь землю. Не питая особых надежд, я отогнул полог среднего шатра и замер, не в силах поверить своим глазам. В центре стоял огромный бассейн с прозрачными стенками, а в нем, кружась в медленном танце, плавали сирены.

Назвать их Хелаем и Эхо у меня не повернулся бы язык – у этих существ, древних, диких, не могло быть человеческих имен. Их бледная кожа почти пропускала приглушенный свет накрытого одеялом прожектора. Я видел очертания их сердец и пышным цветком расходящихся от них артерий. Хвосты искрились всеми цветами радуги, перламутровая чешуя переливалась, горела ярче, чем любой драгоценный металл, но оставалась почти белоснежной. Хвост Хелая, длинный, мощный, совсем не походил на рыбий, скорее на змеиный. Полупрозрачные плавники выглядели бритвенно-острыми. Хвост Эхо, короче и не такой элегантный, был покрыт великолепной голубой чешуей, настолько красивой, что смотреть без боли на нее просто не получалось.

Хелай заметил меня, подплыл к прозрачной стенке, и я едва не отпрянул, увидев его истинное лицо. Безбровое, безносое, совсем не похожее на человеческое, оно выглядело одновременно пугающим и чарующим. Синие глаза затянула белесая пленка, зрачки превратились в узкие щели. Вместо носа – две вертикальные прорези, вместо губ – неровная трещина-улыбка с рядом острых треугольных зубов. Он приложил ладонь к стеклу, и я увидел прозрачные перепонки между его пальцами и острые крючкообразные когти. Хелай не стыдился своего истинного облика и демонстрировал его во всей красе.

Он развернулся, быстро отплыл от стенки и, разогнавшись, насколько это позволило ограниченное пространство, выпрыгнул из воды. Его длинное тело выгнулось дугой, он перевернулся в воздухе и вошел в воду почти без брызг.

И тут меня увидела Эхо. Она заметалась, попыталась прикрыть обнаженную грудь, которую я, честно говоря, даже не заметил, полностью поглощенный созерцанием их изменившихся тел и лиц. Мне захотелось дать ей знак, сказать, что ей нечего стыдиться, но я побоялся.

Эхо выбралась из воды, ее кожа начала темнеть, а хвост укорачиваться. На моих глазах сирена превратилась в человека, и я впервые разглядел ее лицо без грима. Швимпик был прав: она прекрасна. Если Хелай казался совершенством, то она – больше чем совершенство, торжество бытия, Вселенная, выразившая себя в Чуде. Влажный блеск синих глаз манил; я смотрел в них, и казалось, что передо мной разверзается бездна и я должен сделать шаг, чтобы очутиться в ее объятиях. И нет ничего важнее, нет ничего желаннее.

Она провела руками по коротким черным волосам, выжимая из них воду; и этот жест показался мне идеальным. Все в ней было идеально: и чувственный изгиб рта, и длинные ресницы, и смуглая кожа, будто подсвеченная изнутри. А ее профиль! Прекрасный прямой нос, темные пятнышки – поцелуи