Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

Та жалобно стукнула в пазах и откатилась обратно, демонстрируя свободное нутро. Никита еще раз рванул дверь к себе, но та, вновь столкнувшись с другой створкой, откатилась обратно и даже дальше, чем в первый раз. У несчастного парня от злости перед глазами потемнело. Он вцепился левой рукой в ручку и стал безостановочно толкать дверь, но та не желала вставать на место и, будто издеваясь, откатывалась обратно. После двадцатого или тридцатого раза, не видя ничего от ярости, переполнявшей душу, парень бросился из бывшей родительской спальни, куда по воскресеньям малышом любил прибегать с босыми ногами, чтобы залезть под одеяло к маме с папой, чтобы почувствовать их тепло, чтобы почувствовать их любовь. И отец в своих огромных ладонях зажимал маленькие ледяные ступни сына...

А ведь всё это было. И смех отца по утрам в воскресенье. И походы на выставки. Да, ни разу не отдыхали на море вместе. Но у отца было оправдание: он всегда много работал. У него и отпуск был не целиком 28 дней, а какой-то рваный, по пять-шесть дней. Ну какое море? Зато была Карелия! Была Ладога! Была Москва! Были сплавы, походы, рыбалки!

Но всё это было в другой жизни.

Сейчас сердце норовило выскочить из груди. Адреналин бил по глазам, отдаваясь в висках, будто кто-то там в колокол ударял! Никита стаскивал с себя рубашку, а ему казалось, что сдирает кожу. Да, он взрослый! Да, ему уже 17! Но мама? А как же мама? Что будет с ней? С ее жизнью?

Каким-то краем сознания, каким-то его потаенным уголком Ник понимал: отец забрал вещи, пока никого не было в доме, чтобы избежать скандала, разборок… Но почему тогда в этом мальчик видел его трусость? Почему так? Почему не пытался оправдать его?

Кусок в горло не лез, но подросток заставил себя съесть хотя бы одну котлету, которые с любовью мама укутала в большое полотенце. Но полотенце не спасло. Котлеты остыли. Как и чувства отца. Никита, воткнув вилку в центр котлеты, откусил большой кусок. Он едва не подавился, пока не сообразил налить в стакан воды. Ел котлету и запивал водой, а сам вдруг понял: когда мама придет домой, Никита будет лежать в смотровой у Егора и ничего не увидит. Ничего: ни слез, ни истерики. Это их чувства, пусть они сами с ними и справляются. Никита поддержал бы маму, но у него уважительная причина не быть в это время дома. У него есть оправдание.

Он подхватил полегчавший рюкзак и влез в кроссовки, когда в кармане толстовки вжикнул телефон. Это Ника написала. Она уже стояла у своего подъезда и ждала парня, и Ник поспешил.

Он ничего не сказал своей девушке, хотя та, видать, что-то прочитала на лице Егорова. Парень отшутился. Говорить не хотелось совсем, о родителях тем паче.

На площади с фонтанами парочка разбежалась: Ник спешил на электричку, а Ника на занятие в музыкальную школу.

[1] Невозможно оправдаться, когда тебе не хотят верить. ( Франц Кафка. «Америка» («Пропавший без вести»))

Глава 30. ... кто объясняется — тот уже оправдывается .

Глава ХХХ. ... кто объясняется — тот уже оправдывается[1].

Никогда не объясняйся.

Никогда не оправдывайся.

Как только ты попытаешься

объяснить свои поступки,

тебя тут же сочтут виноватым.

Бернар Вербер, «Тайна богов»

Тим уже в десятый раз разбирал автомат. Илья Иваныч попросил его показать мастер-класс восьмиклассникам, которые в этом году впервые принимали участие в Зарнице. Для Уварова эта Зарница была уже третьей, и автомат он собирал-разбирал с закрытыми глазами. Тимка вздохнул, но покорился: фиг с вами, автомат так автомат!

В первый раз он разобрал и собрал оружие как того требовал временной регламент — 15 секунд на разбор, 25 на сбор. Даже Нестеров стоял и молчал (а ведь перед началом парня несло, так и хотелось съездить пару раз по прыщавой физиономии!). Во второй раз стал объяснять. Медленно, спокойно, доходчиво. Иваныч постоял-постоял, посмотрел-посмотрел, да ушел, оставив четверых юнцов на Уварова. Тимка проводил учителя взглядом, но промолчал.

«Хрен с тобой, рыбка золотая! Доверяешь, значит? Ну, получи и распишись!»— подумал Тимофей с досадой.

Ребята справились. Кто-то быстрее, кто-то медленнее, но в конце концов справились все. Все, кроме Леры. Та, заметив успехи парней, стала спешить и допускать ошибки. Тимка терпеливо объяснял раз за разом. Вот и получилось, что в кабинете остались только Лера и Тим, и девочка, оказавшись с ним наедине, стала чувствовать себя неуютно и, следовательно, еще больше ошибаться. Уваров глядел на покрасневшую с досады девочку и молчал.

— Черт побери! — не выдержала Лера и бросила автомат на стол, ругаясь сквозь зубы.

Тимофей придержал его.

— Никогда больше не бросай оружие. Это не игрушка!

— Какого хрена? Он же не заряжен!

Тим посмотрел на нее в упор. Девочка стояла, опершись обеими руками о столешницу, а пальцы, сжимавшие ее край, были белыми от напряжения.

— Вот на кой мне всё это? — не унималась она и наконец-то глянула на Тимку из-под своей челки.

Уваров стал вновь разбирать автомат.

— Потому что ты терпеть не можешь проигрывать, — флегматично заметил он.

Лера оторвалась от стола, прошлась по кабинету, что-то бормоча под нос. Потом вытащила из кармана юбки заколку и закрепила челку так, чтоб та не свисала на глаза, и только после этого вернулась к столу.

— Давай еще раз! — сказала девочка, глядя на Тимкины руки, держащие автомат.

Тимофей усмехнулся.

Через пятнадцать минут Лера справилась. Даже лимит временной выдержала. Тимка глянул на довольную улыбку, на миленькую ямочку, проглянувшую на бархатистой щечке, и бросил на стол упаковку влажных салфеток.

— Руки вытри.

Лера выдернула несколько штук и стала вытирать руки. Тимка разобрал оружие, убрал в коробку.

— Карина не подходила? — вдруг спросил парень, и девочка уставилась на него.

Память тут же услужливо извлекла из своих недр то, как Тимка стоял в