Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

сне и даже не чувствует иголок. Тебе давай-ка тоже воткнем парочку.

— А может, не надо?

— Надо, Федя, надо!

Брат стал готовить инструменты, и Ника старалась отвлечься от мысли о предстоящей процедуре.

— А как у него с ногой? Понимаешь, у него соревнования…

— Знаю, — ответил Егор и вновь сел за свой стол. — Тридцать первого. Серьезные соревнования. Региональные.

— Ну и…

— Что «ну и»? Ты от меня прогноза ждешь?

— Понимаешь… его тренер заменил другом.

— Другим, может?

— Нет. Именно другом. Вместо него будет прыгать Тимофей, но Ник…

— Ника. Тренер как врач. Ни один врач, ни один тренер не будет делать что-то просто так. Не заменит просто так одного спортсмена другим. Пойми, тренер тоже живет весь учебный год ради этого дня! Ему важно, чтобы его подопечный выступил и выступил хорошо! Тренер не поставил же тебя вместо Ника, он поставил другого спортсмена, может, и не такого хорошего, но подающего надежды. Того, кто оправдает доверие.

— А как же Никита? — возразила Вероника.

— Никита не дурак. Он понимает, что поехать кому-то нужно. Он не поедет…

— Ну еще же есть время! — возмутилась сестренка.

— Был бы месяц, а лучше два, то да, можно было бы думать, предполагать. Но в данном случае…

— А ты помочь не можешь?

Егор смотрел на свою сестру, а видел другую девочку. Постарше. И волосы темные, волнистые, настолько густые, что резинка, не выдержав, лопнула, и по плечам рассыпался темный каскад и скрыл заплаканное юное лицо. Та девочка не поднимала на врача глаз, из которых капали слезы. Смотрела сквозь пелену на ногу, замурованную до бедра в гипс, и ненавидела ее. И в этом отчаянии Егор видел зеркальное отражение собственной боли и ненависти. Видел себя шестнадцатилетнего. И тогда он встал и сделал то, что не делал никогда: обнял эту семнадцатилетнюю девочку, которая вынуждена была поставить крест на своей карьере спортсменки. А ведь наверняка, ей снится звук коньков, разрезающих лед. Снится коробка шорт-трека. Снится прикосновение холодного воздуха к лицу. И еще долго будет снится. Спорт из души плохо и тяжело вытравливается. Егору ли об этом не знать. И потому он обнимал свою юную пациентку, а та плакала у него на плече, прощаясь с частью своей жизни, с частью себя самой…

— У него хороший диагноз. Это не травма, которая бы ставила крест на спорте. Просто он пропустит именно эти соревнования, — ответил Егор.

— Понимаешь, именно эти соревнования сейчас нужны. Вот позарез!

Врач вздохнул и еще раз пролистал медицинскую карту Егорова. Потом поднял глаза на сестру.

— Вот прям позарез? — спросил он.

Ника оживилась:

— Ему нужно что-то, за что он может держаться!

Брат хмыкнул:

— Ну, думаю, у него уже есть, за что можно держаться, но ведь в переносном смысле?

Сестренка вытаращила на него глаза:

— В смысле?

— В прямом. Я же не дурак, вижу, что ты ему нравишься. Целовались уже?

— Егор!

— Да тихо ты! Разбудишь же.

Ника насупилась и отвернулась. Брат вернулся к ее рукам и молчал. Девочка смотрела в окно, стараясь не думать об иголках.

Да о них и не думалось. Егоров не выходил из головы. Никита ей казался одиноким. Все вместе, все рядом, а он один. Не со всеми. Возможно, так казалось из-за родителей парня. Возможно, из-за этой злополучной ноги. Тим теперь ходил на тренировки вместо него. И выступать будет вместо него… Неужели, всё настолько серьезно?

— Ладно, — сказал брат, — сейчас время закончится и сходим на томографию.

— А как же ты лечил, если даже не делали МРТ?

— Да там и без МРТ всё видно! Атлет, блин…

Егор еще что-то хотел сказать, но тут открылась дверь и в проеме показалась коляска, а на ней темноволосая девушка с гипсом на ноге. Она так не ожидала увидеть в кабинете врача еще кого-то, что даже растерялась и уставилась на Веронику. Та смотрела на пациентку. Егор же выскочил из-за стола и подошел к гостье, помог с креслом о чем-то спросил, но очень тихо — Ника не расслышала, о чем именно — девушка ответила, но тоже тихо.

— Я бы тогда позже зашла, — услышала Вероника.

— У меня потом пациенты один за другим, — ответил врач и подкатил коляску к диванчику, а сам сел на него и взял девушку за руку. Та смотрела с нежностью и улыбалась.

Егор посмотрел на сестренку.

— Знакомьтесь, это Вероника, моя сестра, а это Даша, моя… моя девушка.

Нику будто огрели. От удивления у нее даже рот открылся. У Егора девушка? Нет, понятно, что девушка должна быть, но у него восемь лет была одна девушка — Олеся, одногруппница и ровесница. Но пара неожиданно рассталась перед новым годом. Да так неожиданно, что мама долго не могла простить это брату. Олеся ей нравилась: тихая, спокойная, терпеливая. В инвалидном же кресле сидела девочка. Именно девочка. Сколько ей?

— Ей семнадцать, — словно подслушав Нику, сказал Егор.

— Мне через два месяца уже восемнадцать! — возразила Даша и с вызовом посмотрела на Нику.

Врач это заметил, усмехнулся.

— Даш, это не тот человек, который будет против наших отношений. Думаю, она наш союзник, как и Серёга.

— Ну да, — согласилась Ника.

Она хотела еще что-то добавить, но у Дарьи заиграл мобильник, и девушка ответила на звонок. Слушала с каким-то обреченным лицом и вздыхала. Закончив разговор, сказала, что должна идти на процедуры. Егор тут же подхватился на ноги и, несмотря на протест Даши, сам отвез ее. Сестра проводила его взглядом.

Егор ей казался непоколебимым, как Стоунхендж. Невозмутимым как гранит. За всю свою жизнь она ни разу не слышала, чтобы он ругался или выяснял с кем-то отношения. Даже дома он словно боялся уронить лицо и держал эмоции под контролем. Отчима, Никиного отца, он уважал и называл дядей Лёней. А вот родного отца просто обожал! Нике Владимир Викторович казался очень тихим, и она даже представить не могла, как он уживался с взрывным характером матери. А еще он был удивительно молодым! Он был