Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ей-богу, милая, – отвечал я, – береги свои заряды. С такой артиллерией тебе никакая армия не страшна.
Это была моя жена!»
– Ох-ох-ох! – взвыли мошенники.
Они хохотали, держась за бока, и расхваливали хозяина.
– Эй, виконт, ты слыхал такое?
– О, вот так история!
– Да, отличная история!
– Всем историям история!
– Царица, а не история!
– Ха! После такого и слушать ничего не захочешь!
– Честное слово христианина! Это лучшее, что я слыхал за всю мою жизнь.
– Я так и слышу эту музыку!
– О, а я хочу облобызать оркестр!
– Господин хозяин, – на полном серьёзе промолвил анжуец, – не сойти нам с этого места, коли мы не взглянем на вашу хозяйку, и мы не станем просить дозволения поцеловать её инструмент только из почтения к доброму рассказчику.
И все они принялись так возносить хозяина, его историю и раструб его жены, что старый дурак поверил в их искренность и велел позвать жену. Однако она не явилась, и тогда плуты не без задней мысли сказали:
– Пойдём, поищем её сами.
Все вышли из зала. Хозяин взял подсвечник и двинулся первым вверх но лестнице, дабы показать гостям дорогу, однако мошенники заметили открытую дверь и ускользнули, словно тени, за порог, оставив хозяину вместо платы лишь новый женин фук.
Тяжкий плен Франциска Первого
Перевод Е. В. Трынкиной
Всякому известно, как наш первый король Франциск{72} попался, будто птичка на клей, и препровождён был в Мадрид{73}, что в Испании. Там император Карл V запер его за семью замками, как какую-никакую ценную вещь, и держал безвыходно в своём дворце, где наш покойный, вечной памяти государь скучал и маялся безмерно, ибо любил свежий воздух, удобства и удовольствия, и сидеть в клетке ему было так же просто, как кошке плести кружева. И вот погрузился он в столь дикое уныние, что, когда его письма прочитали на совете, и герцогиня Ангулемская{74}, матушка его, и госпожа Екатерина, дофина, и кардинал Дюпра{75}, и господин де Монморанси, и прочие вельможи королевства французского, кои все ведали, сколь любвеобилен король, после долгих обсуждений порешили послать в Марид королеву Маргариту{76}, дабы она короля, который очень любил свою весёлую и умную сестру, утешила в его трудный час. Однако же сия дама полагала, что душа её бессмертная может пострадать, ибо оставаться наедине с королём было небезопасно, и посему в Рим направили ловкого секретаря, господина де Физа, коему поручили раздобыть папское бреве с особыми индульгенциями, с решительным отпущением простительных грехов, кои ввиду кровного родства могла совершить упомянутая королева, желая излечить короля от тоски.
В ту пору папскую тиару носил нидерландец Адриан VI, который, будучи добрым товарищем, несмотря на тесные связи с императором Карлом и памятуя о том, что речь идёт о старшем сыне католической церкви, любезнейшим образом направил в Испанию легата, уполномоченного сделать всё, дабы, не нанося большого ущерба Господу, спасти душу королевы и тело короля. Сие дело государственной важности не давало покоя придворным и вызвало у всех дам непреодолимое желание в интересах короля и короны отправиться в Мадрид, и им помешала только беспримерная подозрительность Карла V, который не позволял французскому королю видеться ни с подданными его, ниже с членами его семьи. Следовало также обговорить условия отъезда королевы Наваррской. В общем, все только и говорили, что о досадном и весьма обременительном воздержании и недостатке любовных утех, столь вредном для охочего до них короля. И, слово за слово, женщины забыли о короле, беспокоясь лишь о его гульфике. Королева первая сказала, что хотела бы иметь крылья. На что господин Оде де Шатильон заявил, что она и так ангел. А госпожа адмиральша упрекала Господа Бога за то, что Он не в силах послать с гонцом то, чего так не хватало бедному государю, хотя любая из дам готова была ему это одолжить.
– Хвала Господу за то, что сии дамы прикованы к Парижу! – шепнула дофина. – А не то в их отсутствие наши брошенные мужья от безысходности взялись бы за нас.
Столько было всего сказано, столько передумано, что добрые католички перед отъездом королевы маргариток поручили ей облобызать пленника за всех дам королевства, и коли б можно было запасать лобзания впрок, точно горчицу, королеву нагрузили бы поцелуями так, что она могла бы продавать их обеим Кастилиям.
Пока королева Маргарита, невзирая на снега, преодолевала горы в карете, запряжённой мулами, стремясь к утешению, как к жаркому огню, король ощутил такую тяжесть в чреслах своих, какой не бывало у него никогда прежде. Не выдержав жестокого испытания естества своего, он признался в своих страданиях Карлу V, желая добиться особого сочувствия. Франциск объявил, что испанский король покроет себя вечным позором, коли позволит умереть другому государю от недостатка утех. Кастилец показал себя добрым малым. Рассудив, что он возместит ущерб, нанесённый испанским женщинам, когда получит выкуп за своего пленника, Карл тихонько намекнул стражникам Франциска, что дозволяет им в этом вопросе пойти французскому королю навстречу. И вот дон Хийос де Лapa-и-Лопес Барра ди Пинто, бедный капитан, в чьих карманах вечно гулял ветер, несмотря на его родовитость, кастилец, который давно подумывал о том, чтобы попытать счастья при французском дворе, положил, что, обеспечив сеньору