Заря над Уссури - Вера Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько ни вглядывался Вадим в окружающую его плотную толпу людей, не мог угадать человека, сказавшего эти слова. Ясно — говорил недоброжелатель, а скорее всего враг. Кто? В городе неспокойно, шевелятся, поднимают шипящие головы змеи, исходят ядом. Да. Враги.
Враги. Ждут часа…
Через весь зал звонко и радостно окликнула его Александра Петровна:
— Вадим Николаевич! Подождите меня…
И уже шла к нему, сияя, ликуя. Победа! Победа! Кто может противостоять такому единодушию?
Вдруг вдали Вадим увидел знакомое лицо.
Золотоволосая статная женщина. Алена! Конечно, это она! Скрылась в толпе. Он хотел броситься следом, но Сашенька Ким, увлеченная, еще не остывшая от выступления, взяла его под руку, нетерпеливо допытывалась:
— Ну как? Я ведь не утомила их? Иногда увлекаюсь и перебарщиваю, хотя и знаю, что выступать надо кратко, ударно и только по существу…
Он молчал. Неужели Алена? Вряд ли — они недавно были в городе. Конечно, ошибся ты, чужой человек. Все поблекло вокруг: как ударила!
Вечером он записал выступление Ким. Умница! Много, много ей отпущено талантов. И впрягся в работу.
Войска белочехов отправлены союзниками из Владивостока к Никольск-Уссурийску — свергнуть и там советскую власть.
Идут ожесточенные бои.
Интернациональный отряд Красной гвардии, после мужественного сопротивления, после геройских сражений с численно превосходящим противником, вынужден покинуть город, отступить.
Части Красной гвардии и Красной Армии уходят из Никольск-Уссурийска и с Гродековского фронта. Снимается с места банда Калмыкова и сопутствует белочехам в их разбойничьем походе.
Часть революционно настроенных чехословаков откололась от белых чешских войск, сражающихся с нашими войсками на фронте. Создан «Полевой комитет чешско-словацкой Красной армии», который обратился с воззванием к белочехам.
«Силы русской реакции, во главе которой стояли русские офицеры и генералы, не смогли победить в бою русского пролетариата, а вы здесь, на Востоке, хотите сделать их черную работу… вы по указке англичан, японцев и американцев с Востока хотите задушить молодую русскую революцию, которая должна послужить прологом всемирной революции.
Что скажет вам наш народ дома, когда узнает, что вы здесь, в братской России, выступаете в роли душителей несчастного, четырехгодовой войной измученного русского народа, что вы уничтожили его свободу, которая должна быть зарей нашей свободы, так страстно ожидаемой…»
Беда грозит Хабаровску уже не только с Востока, но и с запада — там тоже выступили чехословаки и белые.
«К оружию! К оружию!» — зовут листовки, воззвания, прокламации.
«На защиту Советов! К оружию!» — бьет набат тревоги.
Хабаровск мобилизует людей, вооружается, обучает новобранцев, готовится к битвам.
Красногвардейцы 1-го Хабаровского Интернационального отряда, выезжая на фронт для борьбы с интервенцией, дали народу нерушимую клятву.
«…ни один из нас не отступит назад с поля брани, мы умрем или же победим врагов трудового народа».
Красноармейцы и красногвардейцы уже сталкиваются на фронте с калмыковцами и белочехами. И победа неизменно сопутствует доблестным красным войскам! Они успешно выбивают противника из занимаемых ими позиций, наступают, атакуют, умело разят врага. Счастливцы! «Будьте счастливы, будьте удачливы, братья, товарищи мои! Я изнываю: рвусь туда, тоже хочу видеть отрадные картины, когда калмыковцы и белочехи отступают в паническом страхе и бросают орудия, пулеметы, личное оружие. Смерть оккупантам и презренным изменникам, восставшим против родины и своего народа!..»
Глава шестая
Тревожное, насыщенное событиями лето 1918 года мчалось стремительно! По поручению Дальневосточного краевого штаба Красной Армии, гвардии и флота Яницын вел большую организаторскую работу: формировал в деревнях и селах военные отряды, закупал у крестьян муку и крупы для нужд фронта, изымал из воинских складов старой армии оружие, снаряжение, фураж, продовольствие.
По возвращении в Хабаровск вновь и вновь обращался с просьбой послать его сражаться с белыми и чехами, рвался с оружием в руках схватиться с интервентами. Ему отвечали: «Вы накопили опыт борьбы с голодом и недостатками. Продолжайте свое дело. Накормить, одеть, снабдить оружием и снаряжением красных воинов — задача не менее ответственная, чем личное участие в бою. Уссурийскому фронту важнее ваша работа на месте…»
Скрепя нетерпеливое сердце подчинялся Вадим. Горько, конечно, но превыше всего партийная дисциплина: «Подчинись, солдат…» Что скромная роль то ли интенданта, то ли заготовителя имела большой смысл, он понял, хлебнув мурцовки в низовьях Амура. Там он попробовал горького до слез, когда сам-друг погрузил на пароходы сотни бочек с кетой, горбушей и вывез их в Хабаровск. Все незамедлительно пошло на фронт.
После изнурительной поездки грязный, изможденный Яницын еле доплелся до родного крова.
Марья Ивановна, милая мама Маша, так и всплеснула руками:
— Хорош! Да в чем у тебя душа-то держится, сынок? Вадим, Вадимка! Высох-то как, кожа да кости…
— Были бы кости, мама, а мясо нарастет, — отшучивался сын; собирал белье, мыло — в баню, отмыть дорожную грязь. И бежать в исполком, отчитаться, узнать последние новости — положение на фронте с каждым днем веселее! — прочитать свежие газеты, повидаться с товарищами и опять — в который раз! — просить отправить его на фронт: душа кричит, просит ратного дела. «Победят, опоздаю!» И опять — в который раз! — он получал отказ и подчинялся: такова воля партии.
Дела на фронте развивались отлично: Красная Армия шла в наступление.
Яницын ни в чем, казалось, не мог винить себя: приказ есть приказ, ему говорили — он и его товарищи приносят огромную пользу фронту, — и все же Вадим горько стыдился своей «штатскости» и, как всякий сильный молодой человек, не сомневался, что на поле брани он один бы «семерых побивахом».
В ответ на его сетования мать, умница Марья Ивановна, утешала, будто в воду глядела:
— Навоюешься! Жизнь большая. Еще успеешь «семерых побивахом», передряг на твою долю хватит, сын…
Яницын был в Хабаровске, когда во Владивостоке, помимо англо-японского десанта, произошла высадка новых союзных десантов — американского, французского, канадского.
Вадима срочно вызвали в штаб. «Готовьтесь к длительной поездке, подбирайте по своему усмотрению людей для работы и рассредоточьте их в Советах крупных поселков — фронту необходимы новые отряды Красной Армии, требуется пополнение Красной гвардии. Формирование, немедленное формирование воинских частей — безотлагательная задача! Утверждайте в штабе людей — и немедленно в дорогу!»
Вадиму и заикнуться не дали с просьбой направить его на фронт: «Вы нужны сейчас здесь. На фронте ничего не изменится от вашего пребывания там в качестве рядового бойца или комиссара, ваша работа в тылу больше даст фронту…»
Перед отъездом Вадим срочно приводил в порядок записи, документы. Тяжелая дума томила его после беседы в штабе. Рано, рано радоваться блестящим победам наших войск! Хотя в августе 1918 года Красная Армия победно двигалась вперед и от нее в панике бежали бело-чехи, хотя на повестке дня было уже освобождение Владивостока, поведение интервентов внушало тревогу.
Благословив антисоветский мятеж чехословацких войск, интервенты внимательно следили за ходом военных событий. Когда крупные боевые успехи и продолжающееся наступление советских войск создали серьезную угрозу положению белочехов на Уссурийском фронте, интервенты стали лихорадочно готовить свои войска к отправке на фронт: «избавить чехословацкие силы от угрозы, которой они ныне подвергаются».
Вадим угрюмо и машинально вычистил перо и продолжал писать.
По улицам Владивостока уже маршируют английские войска — 25-й батальон Мидльсекского полка, под командованием полковника Уорда.
Японские войска под командованием генерала Оой.
Американские войска под командованием полковника Стайера.
Из Индокитая на пароходе «Андре Лебон» прибывают французские колониальные войска. Вот так-то вот! В исконно русском городе Владивостоке гремят по мостовым тяжелые бутсы солдат соединенного союзного десанта, сформированного из японцев, американцев, англичан, французов, итальянцев, и сила, тупая, чугунная сила — на их стороне!
А как вездесущи и активны японцы: понукаемые самураями и одураченные ими, они рвутся в поход — овладеть Дальним Востоком! И что всего омерзительнее — это двурушие и лицемерие императорской Японии: в декларациях она заверяет Россию в своих дружественных чувствах, говорит о нежелании вмешиваться во внутренние дела русских, а тем временем под шумок гонит и гонит пароход за пароходом с войсками и снаряжением. Четыре японских миноносца забрались даже в амурский лиман и назойливо маячат там! Вблизи от Николаевска-на-Амуре!
