Мастер и Жаворонок - Бринн Уивер

не услышим, как приехала полиция. Наверное, она думала, что воры уйдут к рассвету. «Не двигайтесь с места. Молчите. Боже, храни моих девочек». Это было последнее, что она сказала перед тем, как спуститься вниз. На самом деле, это был последний раз, когда я слышала, чтобы она о чем-то просила бога.

И я тоже молилась в ту ночь. Я просила Его спасти мою семью. Я молилась, молилась и молилась богу, который так и не ответил. Три выстрела, два крика и всего несколько минут суматохи, когда воры украли деньги, драгоценности, ключи от машины и скрылись. Но никакого бога.

— Мы видели будильник в комнате через щель между дверями. Я запомнила каждый раз, когда мы проверяли часы. Два двадцать четыре. Три восемнадцать. Пять тридцать девять. Шесть двенадцать. Шесть пятьдесят две. Наконец пробило семь часов, и моя сестра заставила меня остаться, пока она пойдет проверит. Мама была без сознания внизу. Папа был уже мертв. И я больше никогда не молилась, — я делаю глубокий вдох и сжимаю руки, выдавливая из себя следующие слова. — Даже в Эшборне, когда…

Эти слова уносит ветер. Я не пытаюсь их поймать. Они просто исчезают, не готовые к тому, чтобы ими поделиться, как бы мне ни хотелось.

Я качаю головой. Это не та тема, о которой я могу говорить, даже со Слоан. Это как бетон в нашем фундаменте, о существовании которого мы знаем, но никогда не признаем. Даже когда я ходила на терапию, я не говорила о колледже. Я слишком нервничала, чтобы сказать правду, слишком беспокоилась о том, что подвергаю опасности свою лучшую подругу. Мне было проще переодеться в другую личность, создать образ, который я отработала, чтобы другие люди не чувствовали себя некомфортно рядом со мной. Я думала, что останусь одна, если на надену маску. Но на самом деле это не так. Я все равно живу со своей истинной сущностью внутри.

— Спасибо тебе, — шепчу я, не в силах смотреть на Лаклана, потому что слезы наполняют мои глаза. — За доктора Кэмпбелла. За то, что ты сделал это для меня.

Возможно, Лаклан не понимает, что я чувствую по этому поводу. Наверное, трудно понять, когда я не смотрю в его сторону. Но он все равно рискует. Я закрываю глаза, когда он проводит костяшками пальцев по моей щеке.

— Он ничего не сделал, чтобы предотвратить случившееся. Он заслужил то, что получил.

Я поворачиваюсь, чтобы Лаклан не видел моего лица, и киваю. Когда мой взгляд прикован к горизонту, его рука обхватывает мою, мягко разводя мои ладони в стороны, чтобы взять меня за руку.

— Спасибо, — шепчу я, не отрывая глаз от городских огней.

Мои губы сжимаются в тонкую линию, пока длится тишина, только ветер и шум машин далеко внизу, басы музыки за стеклом, стук моего сердца в ушах. И спустя долгое время Лаклан начинает крутить мое обручальное кольцо. Взад и вперед. Взад и вперед. Это такое простое движение, что он, вероятно, даже не задумывается об этом, и, возможно, именно поэтому мое сердце сжимается, как бумага. Его постоянное присутствие отпечатывается в линиях, которые он оставляет после себя.

Я не знаю, сколько проходит времени. Не знаю, когда именно я прижимаюсь к Лаклану, чувствуя тепло его тела сквозь одежду, и сколько времени проходит, прежде чем он отпускает мою руку и обнимает за плечи. Но проходит много времени, прежде чем я говорю:

— Нам пора домой.

— Я отвезу тебя.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты уйдешь куда-то?

— Да, — это слово звучит непоколебимо, но мне кажется, я чувствую, как рука Лаклана напрягается, обхватывая мою руку. — Мне нужно к Лиандеру.

— Жаль.

— Мне тоже.

Я поворачиваюсь к Лаклану и кладу руку ему на грудь. Приподнимаясь на цыпочки, целую его в щеку. Чувствую, как бьется его сердце под моей ладонью.

— Пойдем, — говорю я и веду его обратно.

Через двадцать минут он меня высаживает возле дома. Ждет у обочины, пока я включу свет в нашей квартире и помашу ему из окна. Еще через двадцать минут я получаю сообщение с фотографией, на которой видна наклейка с золотой звездой на груди Лаклана. Я улыбаюсь, когда приходит второе сообщение.

|Ты наклеила мне первую золотую звезду! Кажется, у меня что-то получается.

Моя улыбка становится шире, когда я беру гитару и открываю блокнот на новой странице. Усаживаясь в круглое кресло у окна, набираю свой ответ.

|Возможно, Бэтмен. Поживем и увидим.

Беру несколько аккордов.

И вскоре начинаю писать новую песню.

18_СОФИТЫ

ЛАКЛАН

— Я сделал это для тебя, — я передаю Ларк черную матовую коробочку с логотипом «Кейн Ателье» обвязанную по краям золотой лентой.

Она сидит, скрестив ноги, рядом с Бентли на диване в нашей квартире, освещенная лучами заходящего солнца. Улыбается мне, пока трясет коробкой. Мое волнение нарастает с каждым ударом сердца. Ей понравится. Стук. Ей не понравится. Стук. Это слишком. Стук. Этого недостаточно. Стук.

— На самом деле, ничего особенного. Просто желаю удачи на концерте, — я пытаюсь сдержать жар, который разливается по моим венам. Мой голос звучит резко, когда я говорю: — Ничего страшного, если тебе не понравится.

Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего такого, но Ларк видит меня насквозь. Я вижу, как расплывается ее улыбка, когда она медленно тянет за один конец ленты, чтобы развязать бант.

— А что, если и так?

— Что, если… что?

Ларк хихикает. Лента развязывается и падает ей на колени, но она не открывает крышку, а просто смотрит на меня светящимися глазами.

— А что, если мне не понравится?

Господи Иисусе. А что, если и так? Если она достанет это из коробки и возненавидит? Черт возьми, я тогда найду какую-нибудь нору, и заползу в нее, чтобы умереть.

— Ну тогда, я могу просто…

— А если не понравится? А если очень понравится? — тихо говорит она и достает подарок.

Ларк ставит коробку на пол и поднимает кожаную портупею. Я молчу, наблюдая, как ее взгляд скользит по деталям из черной кожи и маленьким золотым пряжкам. У меня пересыхает во рту, когда она прижимает ее к груди и смотрит вниз, оценивая размер. По выражению ее лица невозможно ничего прочесть, пока она рассматривает мелкие детали на бретельках, которые перекрещиваются на груди и обрамляют бюст. По всей поверхности вырезан ряд равномерно расположенных звездочек. В отверстиях виден лишь слабый отблеск, каждая линия звезды аккуратно прокрашена золотым цветом.

Ее губы приоткрываются, когда