Мастер и Жаворонок - Бринн Уивер

она проводит пальцем по одной из полосок черной кожи, которые будут у нее под грудью. Если она наденет это. Если она не сочтет, что это слишком. Может быть, еще слишком рано для такого.

— О чем ты думал, когда мастерил это? — спрашивает она, указывая на звезды.

Ларк по-прежнему не поднимает взгляд, и ее вопрос повисает в воздухе.

Я делаю шаг вперед, обходя кофейный столик. Обхожу еще раз. Затем ещё. Потом вынимаю руку из кармана и указываю на звездочку возле ее большого пальца.

— Когда делал эту, думал о том моменте, когда ты сказала, чтобы я не уговаривал тебя простить меня.

Ларк издает тихий вздох сомнения. Я почти слышу, как она закатывает глаза.

— Лжец.

— Нет, правда. Я вспомнил это и рассмеялся. Вот почему край этой звезды не такой, как у других.

Ларк переводит взгляд на меня, прежде чем вернуться к ремешку в руке. Она подносит его ближе к лицу и поворачивает к свету, чтобы рассмотреть детали. Когда снова смотрит на меня с подозрением и сомнением, я показываю на другую звезду.

— Делая эту, думал о том, как ты пела «Я не могу дать тебе ничего, кроме любви». Твой голос, он… — я качаю головой. — Мне пришлось прерваться. Моя мама любила эту песню. Я уже и забыл времена, когда она пела в нашем доме в Слайго. Я так давно о ней не вспоминал.

Ларк затихает. Она проводит большим пальцем по звезде, к которой я только что прикоснулся, как будто может прочитать через нее мои мысли.

Я прочищаю горло и указываю на другую.

— Тогда вспомнил твое лицо на свадьбе Слоан и Роуэна. Не понимал, почему ты выглядела такой другой, когда пригласила меня на танец.

— Другой?..

— Холодной, но сильной. Не то чтобы я был с тобой хорошо знаком, но заметил, что в тот вечер ты была резка. Тогда это показалось бессмысленным. Теперь я знаю почему.

Я мог бы оставить все как есть. Может быть, уйти, позволить ей осмыслить мои слова так, как она хочет, без всякой помощи с моей стороны. А Ларк смотрит на меня так, словно ожидает, что именно это я и сделаю.

Или, может быть, я вижу в ее глазах слабую надежду на то, что я останусь. И это меня пугает.

Когда я впервые понял, что мне нужно заслужить ее прощение, я и не подумал о том, как сам изменюсь. Знал, что мне придется доказать Ларк, как я сожалею. Показать, что я понимаю, что совершил ошибку. Что я чувствую себя ужасно из-за своей грубости, из-за того, что заставлял ее чувствовать себя небезопасно в моем присутствии, проявлял неуважение. Но как показать это человеку так, чтобы все казалось намного значимее, чем просто несколько слов? Теперь я знаю, что не могу просто создать для нее безопасное место, или уничтожить любого, кто угрожает ее счастью, или позаботиться о ее здоровье, ведь она сама не может этого сделать. Я не могу просто купить подарок или что-то сделать. Я начинаю понимать, что мне нужно отдавать что-то от себя. Мне нужно быть немного уязвимым. Подвергнуть себя опасности, отличной от той, к которой я привык.

Как сейчас.

Надежда в глазах Ларк приковывает меня к полу, хотя все инстинкты говорят мне бежать.

Я опускаю руку, и это самое большее, что я могу себе позволить.

— Тогда я думал, ты ведешь себя так, просто потому, что я тебе не нравлюсь, но это было только частью проблемы. Теперь я понимаю: тогда в тебе искрилась решимость осуществить свой план, чтобы помочь близким, даже если пришлось отказаться от собственного счастья и связаться со мной. Это очень смело, Ларк. Мы оказались в таком положении в первую очередь из-за меня. И зная, что тебе пришлось набраться храбрости, чтобы спасти меня и моего брата, хотя я сам должен был все делать… — я качаю головой. Отвожу от нее взгляд. — Мне стыдно за то, как я обошелся с тобой. Но тот момент на танцполе — самый ужасный, потому что я догадываюсь, что творилось у тебя в голове. Я думаю об этом каждый чертов день. И с каждым днем становится только хуже, ведь я понимаю, насколько был неправ.

Ларк пристально смотрит на меня, ничего не выражая. Это похоже на вызов. Небольшой толчок, чтобы посмотреть, отступлю ли я. Но я никуда не собираюсь уходить.

— Я хочу, чтобы ты гордилась нашим браком, независимо от того, как он начался и как долго продлится. Я не хочу, чтобы ты сожалела.

Тяжелое напряжение заполняет пространство между нами. Воздух кажется густым от тяжести всех мыслей, которые я выпустил в мир. Затем губы Ларк складываются в улыбку, и узел у меня в груди разматывается.

— А как насчет этой? — шепчет она, указывая на следующую звезду в ряду, не отрывая от меня пристального взгляда.

Я провожу рукой по затылку и дарю ей слабое подобие улыбки.

— Нет, ты не захочешь знать, о чем я думал, делая остальные.

— Почему?

— Не могу сказать, не-а, — я поднимаю обе руки, когда она одаривает меня дразнящей, скептической улыбкой. — Просто знай, я делал этот так называемый корсет, почесывая перышки.

Ларк смеется, и мне кажется, что в тусклом свете я вижу, как краснеют ее щеки.

— Очень красиво, Лаклан. Я надену его сегодня вечером.

— Ты не обязана, — говорю я, стараясь не лопнуть от гордости.

— Знаю. Но я хочу. И для тебя у меня тоже кое-что есть. Подожди здесь.

Она выпрямляет ноги и встает с дивана. Идет в свою спальню, дверь за ней закрывается с тихим щелчком. Я жду в тишине, засунув руки в карманы и прижав большой палец к обручальному кольцу, пытаясь вспомнить всю ту херню, которая раньше помогала мне впечатлить женщину. Криво ухмыльнуться. Немного подразнить ее, чтобы она рассмеялась. Быть уверенным в себе, но не дерзким — не знаю, овладею ли я когда-нибудь этим навыком. И уж точно не быть засранцем.

Но когда Ларк выходит из спальни несколько минут спустя, все мысли о том, как я должен себя вести, внезапно улетучиваются.

— Ты, эм… выглядишь… э-э…

Чертовски фантастически. Теперь у меня нет ни уверенности, ни дерзости. Я каким-то образом превратился в некую подростковую версию самого себя, и даже у того парня было больше смелости, чем у меня.

И Ларк наслаждается этим. Еще бы.

— Вау, это самое приятное, что ты мне когда-либо говорил, — говорит она со смехом. Сжимая в руке маленькую коробочку, она указывает рукой