Походы Стефана Батория на Русь. 1580-1582 гг. Осада Пскова - Сергей Николаевич Бирюк

о дальнейшем ведении войны. Великий гетман короны представил все недостатки оставления лагеря под Псковом: «Придется снова отправить солдат на зимние квартиры, что будет большим бременем для бедняков, собрать армию летом, просить у сейма новые налоговые сборы на жалованье, и сомнительно, согласятся ли сословия на это. С другой стороны, Поссевино уже договорился с царем. Если бы мы сейчас отступили, то ободрили бы противника и не получили бы от него никаких уступок. Перед лицом такого исхода лучше ждать сейчас, терпеть голод и холод, терпеть в течение необходимого периода, а не обозначать срок в восемнадцать дней. Есть еще надежда, что город и дальше будет страдать от голода, судя по тому, что мы знаем от пленных и торговцев, тогда ему придется выгнать всю чернь за стены, а оставшись только с солдатами, он не сможет оказать долгого сопротивления. Что касается продовольствия, то теперь, когда реки и болота замерзли, фуражиры могут легко добраться до деревень, которые раньше были недоступны, а что касается зимней одежды, то король уже послал в Ригу и Вильно купцов, чтобы они привезли сукно и все необходимое для армии, заверив их в надежности оплаты»[483].

Хотя доводы Замойского, поддержанные монархом, не убедили литовцев, их удалось уговорить остаться в лагере на некоторое время. Отряд Кшиштофа Радзивилла демонстративно прошел мимо стен Пскова, а затем был направлен для усиления блокады города с востока. Это было сделано для того, чтобы дать псковичам понять, что король не думает отказываться от осады. Отказываться от штурма также не собирались, хотя в данном случае надеялись не столько на взятие города, сколько на психологический эффект. Гетман Замойский посещал ротмистров пехоты в окопах, ободряя их обещаниями наград за упорство. Пехота, как пишет Пиотровский, уже с начала октября «…с отчаяния ждет скорее штурма; говорит, что лучше погибнуть от руки врага, чем от холода да голода»[484].

Подготовка ко второму штурму велась уже с конца сентября. После того, как стало ясно о неудаче подкопов, началась заготовка осадных лестниц и намечены новые места для артиллерийских батарей. На одном из совещаний офицеры пехоты посоветовали обстреливать и атаковать город одновременно с трех сторон. Идея заключалась в том, чтобы вынудить защитников города рассредоточить силы. Атаковать предполагалось из-за реки Великой, из старых и новых шанцев, которые Уровецкий построил к 16 октября. Также здесь «от прежних шанцев на расстояние выстрела из лука, так что теперь удобно подавать взаимную помощь, обстреливать город с разных сторон, беспокоить, грозить лестницами и пр.» были построены батареи[485].

Судя по этому указанию – расстояние выстрела из лука достигало 100–150 метров, новые батареи находились между Великой и Сокольей башнями. По предположению автора, южней Сокольей башни именно здесь был построен Похвальский раскат, на котором были установлены самые крупные пищали.

Как на новые позиции, так и в старые окопы были подвезены осадные лестницы, факелы и установлены туры для прикрытия пушек. На этот раз основная атака на крепость должна была вестись с запада, через Великую, которая уже замерзла настолько, что ее можно было переходить по льду. От Мстиславской башни, где заканчивались прибрежная часть стены Среднего города, до разрушенной Покровской башни находилась только одна Георгиевская башня с воротами. Находящиеся у разрушенной Покровской башни Покровские ворота представляли собой просто ворота без башни в городской стене. Таким образом, участок стены в несколько сотен метров не мог быть достаточно защищен фланкирующим огнем. Было сочтено, что старая прибрежная стена легко будет разрушена артиллерийским огнем или подкопом.

27 октября на левый берег реки Великая были переправлены два орудия. Три орудия уже находились у Мирожского монастыря с 7 сентября. Новые орудия были быстро установлены и днем открыли огонь. После семинедельного перерыва Псков вновь подвергся артиллерийскому обстрелу[486].

Осадные пушки вели огонь по городским стенам и из новых польских укреплений, построенных под руководством Уровецкого в середине октября справа от старых позиций. В анонимном «Дневнике» сообщается о 6 пушках, которые впоследствии были привезены оттуда в лагерь[487].

Гейденштейн сообщает, что здесь защитниками города был сделан новый раскат, на котором были установлены столь тяжелые орудия: «что залп их (одно стреляло ядрами весом в 70 фунтов, другое в 80 фунтов) пробивал ряд из трех корзин, наполненных песком и расположенных одна за другою»[488].

Возобновление обстрела и подготовка к новому штурму вызвали большую тревогу в городе, тем более на фоне прибытия в лагерь отряда Кшиштофа Радзивилла. Однако Шуйский и его воеводы уже давно ожидали штурма. Позади Покровской башни были возведены как деревоземляные тарасы, так и деревянные башни. С наступлением октябрьских морозов начались работы позади прибрежной стены, так как было очевидно, что враг теперь может угрожать городу с запада. Здесь была возведена деревянная стена с бойницами, с многочисленными высокими башнями, с которых можно было вести обстрел поверх старых укреплений во всех направлениях.

К концу октября венгры расширили пролом у Покровской башни. Гарнизон не мог себе позволить венграм закрепиться здесь. Завязались упорные бои, в которых венгры «то сами гнали неприятелей по развалинам, то были прогоняемы ими назад»[489].

Можно предположить, что значимость развалин Покровской башни снизилась после того, как 26 октября «русские втащили орудия на новую деревянную башню, которую выстроили против разбитой венгерцами каменной»[490].

Каменная стена у реки Великая не смогла выдержать обстрел, и на второй день после открытия огня в ней была пробита большая брешь. 28 октября к ней по льду подошел отряд венгерских гайдуков. Закрывшись специально сделанными щитами, венгры начали подсекать кирками и ломами каменную стену от Покровской башни и до прибрежных Покровских ворот. Гайдуки хотели обрушить стену, а затем атаковать и поджечь недавно построенную деревянную стену, которая являлась второй линией обороны.

Защитники начали метать на щиты зажженное смоляное тряпье, чтобы поджечь щиты, и вынудить венгерских солдат выбегать из-под стены от удушливого дыма либо погибнуть в пламени. Тем не менее гайдуки все это терпели и продолжали упорно и настойчиво разрушать стену.

«Повесть…» сообщает: «Государевы же бояре и воеводы повелели провертеть сквозь деревянную и каменную стены частые бойницы и из тех бойниц стрелять по подсекающим из ручниц и копьями их колоть. Кроме того, лили на них горячую смолу, деготь и кипяток, зажженный просмоленный лен на них кидали, и кувшины с порохом в них бросали. Те литовские гайдуки, что надежно укрылись, продолжали долбить стену; другие же, охваченные огнем и дымом, не в силах терпеть, стремглав