Белое с кровью - Кристина Робер

снять капюшон, да и плащ тоже снять, но она опасалась, что ее узнают. На площадке было немноголюдно: гуляли парочки – кто-то, как они, в карнавальных облачениях, другие – в будничной одежде. И Ника неожиданно пожалела, что не может так же просто идти с открытым лицом, быть невидимкой, обычным прохожим. И поняла, что ни в столице terra, ни в Лондоне не ходила свободно, все время пряталась от чего-то, и только в Морабате жила открыто, не думая, с легкостью обнажив всех своих демонов перед незнакомцами.

Неожиданно с мощеной улицы на смотровую вышла пара, в которой Ника тут же узнала Давида Дофина и его жену Софи, и это зрелище ее удивило. И дело было не в расслабленном виде Давида, одетого в простые джинсы и ветровку, а в самой Софи. Муж придерживал ее за талию, а она, вечно улыбающаяся, раздражающе сияющая, шла сгорбившись, опираясь на него и опустив голову. Лоб наморщен, глаза прищурены, губы болезненно искривлены, а левая рука трепетно лежала на животе.

Домор отвернулся, и Ника последовала его примеру.

– Как странно видеть ее такой, – шепнула она.

– Ты знаешь о болезни?

– Знаю. Но мне казалось, она назло судьбе делает вид, что все хорошо.

– Может, и так. Но она же не железная. Невозможно все время притворяться.

Ника кивнула, уставившись на свою маску. Это хорошо, когда на свете есть хотя бы один человек, с кем можно быть настоящим. Всего один – больше и не нужно. И снова подумала об Алексе. Я скрываю это от всего мира, так не заставляй меня хотя бы от тебя скрываться.

– А ты? – Ника положила маску на мощеную плитку и взглянула на Домора. – Когда ты сам не притворяешься? Есть такие дни?

Илан нахмурился.

– Ты же все время прячешь их, – Ника кивнула на капюшон. – Под волосы, шапки…

– Это другое.

– Ничего не другое. – Ника понимала, что, несмотря на доверие, которое испытывала к Домору, друзьями они не были – так, чисто рабочие отношения, и возится он с ней не по большой любви, а наверняка потому, что Николас приказал присматривать, – и вести разговоры о расе на земле, в которой не так уж лояльны ко всему, что хоть на каплю дышит магией, совершенно бестактно. Сам вот Домор ни разу не поинтересовался, что же там случилось на кладбище в Лондоне, не спросил про отметины на теле. Вообще ни о чем не спросил. Хотя, может, это никакая не тактичность. Может, ему просто плевать. От этой мысли Ника почему-то разозлилась и отмахнулась от крупиц собственной тактичности. – Так что там твоя Катарина? С чего ты удрал от нее?

Домор вскинул брови. Удивительно, как человек с такой неподвижной мимикой мог каждый раз выдавать такие красноречивые гримасы.

– Всего один вопрос, – чтобы убедить его в несерьезности своего допроса, Ника картинно улыбнулась. Домор со вздохом кивнул. – Какие у вас отношения? По шкале от одного до десяти, где один – это ничего не значащий перепихон, а десять – всерьез задумываюсь жениться.

– Одиннадцать, – ухмыльнулся Домор.

– Что «одиннадцать»?

– Это значит, что мы поженимся в феврале.

– О-о-о, – протянула Ника. Ответ Домора застиг ее врасплох и породил тысячи вопросов – от очевидного «А почему ты тогда бегаешь от нее?» до «Значит, ты меня бросишь». Последний Ника мысленным пинком отправила в озеро. – И почему зимой? Кто женится зимой? Она что, залетела? Тогда к этому времени ее разнесет, и…

– Воинам Розы нельзя жениться, пока действует контракт. А мой истекает в феврале.

Домор говорил сухо, но взгляд его сделался пристальным, и Ника, захлопнув рот, уставилась вниз, на бездонную черную гладь озера. Она вдруг поняла, что не просто доверяла Домору, а он был единственным, кому на этой земле она доверяла. Необъяснимо почему, но это было так. И времени у этого доверия – всего ничего, каких-то жалких полгода. А потом и он уйдет.

Дура ты, Харт-Вуд. Жизнь тебя бьет под зад каждый день, а ты, как малолетка, по-прежнему привязываешься ко всему, что движется в твою сторону.

– Значит… у тебя тоже есть человек, рядом с которым можно не притворяться, – шепнула она в темноту и не удержалась, посмотрела на Домора. Его всегда светлые серые глаза, казалось, сделались еще светлее, словно из них вся жизнь ушла. – О-о-о…

В замок они вернулись в полном молчании, и только у ворот Ника заговорила. Попросила забрать у Саквильских «эту рыжую медсестру» Севиль и привезти к ней. Домор лишь кивнул. А затем им навстречу вышла Лидия и сообщила, что несколько часов назад при родах скончалась ведьма Фрея.

Была ли она брошена, изгнана или сбежала из отчего дома – этого Харута не знала, а может, не хотела говорить. Но однажды, в одну из последних встреч в Полосе, сказала: «Во мне всегда это было – желание жить открыто, на своем месте, не отстаивая, не доказывая, не запугивая. Жить справедливо».

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 14. Плач по Фрее

Лес Морабат, на границе с Полосой Туманов

На похороны Фреи Ника и Лидия отправились вместе.

Ведьмы не изменили себе и даже в столь печальный вечер держали на лицах смиренные улыбки. Ни слез, ни проблеска печали – только уголки губ, едва заметно вздернутые. И серая одежда – безликая неизвестность, как пояснила Лидия.

Последнее Нику удивило. Ведьмы верили, что их Полоса Туманов – чистилище, созданное, чтобы сохранить их души до второго пришествия. Верили, что рано или поздно это случится, туман рассеется, а духи обретут плоть. Поэтому и отдавали тела своих мертвых Полосе – чтобы сохранить и тело, и магию, в нем заключенную. Чтобы, когда душа возродится к жизни, она сделала это в своем теле. Вполне себе конкретный план – какая уж тут неизвестность.

Мертвая Фрея лежала на деревянных носилках. Ее голову покрывал серый тюрбан, концы светлых волос разметало по плечам, а тело укрывало меховое одеяло, под которым в ее руках был зажат маленький сверток. По традиции Морабата ведьму нельзя было хоронить с плодом во чреве, потому что ведьмы опасались, что на той стороне души матери и младенца останутся неразделимы, и сестры были вынуждены извлечь тело из утробы. И Ника не знала, что вызывало большее омерзение: этот обычай или другой – оставлять веки поднятыми. Большие и светлые от природы, распахнутые глаза женщины, казалось, смотрели на тебя, куда ни встань. Будто Фрея видела все, что происходит вокруг.

– Миккая как-то говорила, что, если похоронить сестру с закрытыми глазами, она потеряется в Полосе. Ведьма должна переступить черту и сразу увидеть свой путь, – шепотом пояснила Лидия.

– Полная хрень, – буркнула Ника, наблюдая, как ведьмовской народ выстраивался вокруг деревянных носилок. – Я бы хотела умереть, зная, что там мне не нужно никуда идти. В чем тогда смысл смерти?