Сапфир - Резеда Шайхнурова

– Об этом не беспокойтесь! Завтра днем я отправляю ее к теще и тестю на выходные, а в понедельник подложу под дверь вашу записку, с тем чтобы она обнаружила ее по приезде.

– Вы меня успокоили, мистер Даймонд. Больше от меня ничего не требуется?

– Нет, благодарю вас. Я не буду вам жать руку, если позволите.

– Что вы! Я все понимаю.

Питер с Кальвадосом вышли из кабинета и прошли в гостиную. Бриллити встала, чтобы проводить графа. Когда она протянула ему руку для поцелуя, почувствовала в ладони шершавый клочок бумаги. Грек чуть заметно покачал головой, что подсказало мисс Даймонд оставить этот жест без внимания.

– До встречи, мисс Даймонд! – внушительно произнес он и покинул негостеприимный дом.

После его ухода Бриллити поспешно поднялась в свою комнату и прочитала в записке: «Мисс Даймонд, завтра днем ваш отец хочет отправить вас к бабушке на выходные. До вашего отъезда мне необходимо поговорить с вами. Жду вас сегодня вечером, как только заснет мистер Даймонд. Проходите в замок через сад, щеколда черного хода будет не заперта».

Через несколько минут к ней постучался Питер, чтобы сообщить о незапланированной поездке.

Глава VI. Прошлое

Как жаль, что невозможно боль и чувстваОтсечь от человеческой души…

Бриллити оказалась на кухне особняка. Было темно, и она не могла различить, куда ступает. На секунду ей даже показалось, что впереди стоит девочка. Ее лицо странным образом светилось, и можно было заметить слезу, стекающую по ее бледному личику. Мисс Даймонд отпрянула в сторону и ударилась о полку с кухонной утварью.

– Граф Альвадис! – закричала она от страха. – Граф Альвадис, я пришла!

– Незачем так кричать, мисс Даймонд, – послышался голос за ее спиной. – Я был в саду. Вот, держите лампу! Кажется, я изодрал ладонь в шипах. Помогите мне перевязать руку!

Бриллити поставила лампу на стол и посмотрела на грека. Тень от его густых ресниц веером дрожала под глазами в такт огоньку.

– Подайте мне полотенце и нож слева от вас, на комоде! – был отдан приказ.

– Здесь?

– Нет. Возле очага.

Мисс Даймонд передала Сапфиру вещи и присела. Хлопковая ткань тут же была разрезана на полоски, одной из которых Альвадис намеревался перевязать себе ладонь.

– Я помогу вам! – предложила гостья.

– Да, пожалуй!

– Граф Альвадис, вы не замечали ничего странного в замке, когда переехали сюда?

– Нет. А что вы имеете в виду?

– Я говорю о призраках. Возможно, они обитают в особняке.

Аристократ рассмеялся.

– У вас богатое воображение, мисс Даймонд.

– Простите. Просто мне показалась детская фигура там, возле окна.

– Вам действительно показалось, мисс Даймонд. Не забивайте себе голову!

– О чем вы хотите со мной поговорить, граф Альвадис?

– Вы, наверное, заметили изменения в поведении своего отца, мисс Даймонд, которые проявились в последнее время. И, верно, знаете причину его плохого настроения.

– Догадываюсь, – сконфуженно произнесла Бриллити. – С первого момента знакомства с вами папа стал по-другому себя вести.

– Именно, – утвердительно сказал грек. – Я являюсь источником гнева вашего отца.

– И вы даже не отрицаете, что так отталкиваете людей, из-за чего папа сразу распознал в вас черствую натуру?

– Дело не в этом, хотя оригинальная мысль, мисс Даймонд! Просто нелегко снова встретиться с тем, кто стал первым мужчиной его любимой женщины.

– Любимой женщины! Вы, верно, что-то путаете, граф Альвадис, – опешила Бриллити. – За всю свою жизнь папа любил только одну женщину – маму. Я никогда не слышала от него, чтобы он выезжал за границу, тем более в Грецию.

– Я не сомневаюсь в этом, мисс Даймонд! Но я говорю не о гречанке, – намекнул хозяин дома.

– Не хотите же вы сказать, – изумилась гостья, – что вы когда-то соблазнили мою маму! Это нелепо и просто невероятно!

– Так уж ли невероятно?

Бриллити вздрогнула от серьезного тона аристократа.

– Но мама никогда не говорила мне, что до папы любила другого мужчину, а мы всегда были с ней близки!

– Ну, полно, мисс Даймонд! Не обо всем можно рассказывать дочери. Тем более, – грек нагнулся к собеседнице и шепотом продолжил, – о столь сокровенном и интимном.

Соседка вскочила.

– Вы лжете, – дрожа всем телом, – вымолвила она. – Папа был единственным мужчиной, которого когда-либо любила мама!

– Да, Розмари тоже пыталась убедить в этом свою мать, только миссис Бейли знала, что дочь ошибается. Но, к сожалению, не смогла вразумить ее. Розмари была упрямицей.

– Вы знали мою бабушку?

– Именно у нее и Роберта, вашего деда, я просил благословения на наш с Розитой брак.

– Почему тогда мама вышла замуж за папу, а не за вас?

– Из жалости.

– Из жалости!?

– Ваш отец был бедным сыном священника, который жалость к своей персоне принял за любовь. А ваша мать была слишком благородной, чтобы ответить ему отказом.

– Если бы это было правдой, я бы заметила жертву с ее стороны.

– В десять лет?

– Но она всегда выглядела счастливой! – взбунтовалась Бриллити, не замечая, что убеждает не Альвадиса, а себя.

– Выглядеть – не значит быть такой в реальности, мисс Даймонд.

– Зачем вы говорите мне об этом?

Гостья нервно мяла свой носовой платок.

– Чтобы вы знали, – последовал ответ.

– И вы решили поведать мне о прошлом моей матери спустя 7 лет после ее смерти!?

Сапфир поднял голову к потолку и закрыл глаза.

– Мне понадобилось много времени, чтобы прийти к этому решению, – стал объяснять граф. Его голос странным образом смягчился, речь потеряла былую жесткость, исчезли неприятные нотки, которые раньше жалили слух. – Когда я узнал о смерти Розмари из письма вашей бабушки, жар моего сердца, питаемый все эти годы лишь любовью к ней, потух навсегда. Сначала я не хотел покидать Грецию, но в день ее похорон посетил скромную могилу своей возлюбленной.

– Я не помню вас среди пришедших в тот печальный день, – прервала тягостные воспоминания грека Бриллити, отчего он, словно очнувшись ото сна, широко открыл глаза и посмотрел на дочь той, которая секунду назад так живо танцевала с ним на балу.

– Меня никто не видел тогда. Только когда ночь окутала кладбище, мне выпал шанс попрощаться с ней навсегда.

Слова надменного аристократа, казалось, не могли выразить всего, что таилось в его душе, поэтому на особенно важных, с его точки зрения, местах Сапфир делал ударения или нарочито растягивал предложения. Тогда его усилия заметно отражались на красивом лице: брови сдвигались к переносице, а на лбу появлялись две параллельные морщинки.

Пока грек говорил, его соседка старалась до мельчайших подробностей вспомнить мамино лицо. И ей становилось чрезвычайно обидно, если это не удавалось. Бриллити не могла себе простить, что какая-то черта самого близкого человека пропадает из памяти, даже улыбка матери мутным пятном всплывала в голове. Помимо ненависти к самой себе дочь также укоряла Розмари в том, что та не поделилась с ней сокровенной тайной. А Бриллити была уверена в их близости.

Нет, не должны два родных человека скрывать друг от друга что-либо. Дело здесь даже не в том, что уважаемая леди стыдилась своего прошлого. Розмари Бейли не первая и, увы, не последняя выказала слабость перед мужчиной до брачной ночи. Однако в чем же причина такого поступка благовоспитанной девушки, христианки до кончиков волос? На этот вопрос Бриллити никак не могла найти ответа. Кто угодно, только не ее мать могла совершить прелюбодеяние, отдавшись при этом не тому, с кем намеревалась идти к алтарю.

Гостья взглянула на хозяина дома. Его губы шевелились, но Бриллити не слышала слов. Все ее внимание занимала в данный момент лишь его внешность: красота, разительная и бесстыжая красота бросалась в глаза. Безусловно, ее отец проигрывал в сравнении с Сапфиром, но ведь Розмари была незрячей. Хотя харизма этого грека могла свести с ума любую, даже слепую.

– И в день венчания ваших родителей я покинул Англию, – прервал размышления Альвадис.

Все сказанное им было правдой, но о многом он умолчал, на что имелись понятные только ему основания.

– Я устала, граф Альвадис, – зевая, проговорила девушка. – Поздно, пора домой, чтобы выспаться перед поездкой.

С этими словами Бриллити встала и по привычке пошла в парадный зал. Она совсем забыла, что проникла в замок через черный ход. Вдруг ее что-то остановило. В зале на окне, за которым открывался вид на цветочный сад, стояла старинная ваза, в которой под лунным светом красовались розы.

– Вы позволите? – подойдя к ним, спросила гостья.

– Конечно! Они великолепны, правда?

– О да! – согласилась Бриллити, кончиками пальцев дотрагиваясь до нежных лепестков.

Она вдохнула чудесный аромат и, словно что-то вспомнив, сжала губы и посмотрела на графа. Ее влажные от слез глаза изумительно сияли, но аристократ не успел заметить этот едва уловимый ангельский огонек. Его привлекла только дрожь в ее теле.