Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2 - Анатолий Гейнцельман

21 ноября

Ст. Крым

1919

Спасение

Резец и кисть, перо и стека,Октавы смутнодумных струн —Вот в чем спасенье человекаПеред неразрешимых рун

Мучительно манящей жутью,Вот чем невыносимый торгС беззубой смертью у распутьяВозможно претворить в восторг

Вакхического опьяненьяИ элевзинской чистоты,И в Фидиево устремленье,И в Поликлетовы мечты.

16 февраля

Жуть

Качаются голые веткиВ чулочке зимы ледяномУ жарко натопленной клетки,Где бьется развенчанный гном.

Свинцовые скуфьи навислиНа грязный разъезженный снег,Фантазии пестрые числаНе служат, как оси телег,

Не смазанных сладостным дегтем,И песен не тешит хаосВ веленевом гробе, что когтемИсчерчен, продавлен насквозь.

И кажешься вороном чернымНа дуба кристальных ветвяхНевольно себе, что, покорныйЧему-то, на падаль в червях

Слетает зачем-то и жутко,И хищно, и жалко кричит;И злостною кажется шуткойНа солнце синеющий Крит,

И храм вековой Агригента,И Этны волнующей грудь;А грязная снежная лентаДороги твердит: позабудь,

Навек позабудь эти чарыИ русским безумьем живи,Равенства лобзай кошемарыИ снежные груди в крови.

19 февраля

Обезьяна и ангел

В раю, где формы без изъяна,Но где не запрещен каприз,Влюбилась как-то обезьянаВ лазоревых сиянье риз

Блистательного серафима,Что, опираяся на меч,Шагал у стен невозмутимоМеж темных кипарисных свеч.

Влюбилась же она не в шутку,Раз, словно маятник какой,Качалась каждую минуткуЗа ним, не находя покой.

Она любовные гримасыПочище, чем любой тенор,Умела корчить, выкрутасыЖе руконог ее танцор

Не передал бы из Марьинки,Не объяснил балетоман.Подарочки ей без заминкиДавал магический карман

Деревьев райских и рабаткиНеувядающих садов,И много всякой снеди сладкойМеж гордых Ангела шагов

Валялось в вертоградах Божьих,Наказанных Адаму вилл,Но Ангел почему-то рожиВлюбленной сей не возлюбил

И, в петлю гибкую лиануСвязав, закинул в кипарис, —И перебросил обезьянуЧрез рая золотой карниз.

Увы, влюбленною макакойТакой и ты, поэты, стоишьПред рая крайнею абакой,И песен золотой камыш

Подкашивает беспощадноКакой-то черный серафим;С покинутою АриаднойТы в лучшем случае сравним.

19 февраля

Я

Я Анатолий восходящий,Я солнца воспаленный диск,Я несгораемо горящийТысячеискрый василиск;

Я плосконосый, горбоспинныйВ печали скорчившийся гном,Полувершинный и низинный,Томимый воплощенья сном.

7 марта

Ты

Ты Розы Алой ароматней,Ты солнца вешнего светлей,На подвиг вдохновляешь ратныйТы утомленных королей.

Чрез Ада мрачные куртины,Чрез терний и кресты Голгоф,Как Готфридовы паладины,Я за тобой идти готов.

Сверкни же маяками черных,Печалью засвеченных звезд,Чтоб, как подснежник я проворный,Как первый желтоклювый дрозд,

Защелкал песнь освобожденьяОт жизни тягостной дремы,Чтоб в поцелуйное мгновеньеРастаяли, как облак, мы.

9 марта

Deus absconditis

Бессмертный духом, оболочкойЯ умирающий атом,Лиющий к данаидам в бочку,Меж чревом матери и ртом

Могилы, личности мятежныйИ вдохновенный эликсир,Но в яму за азарт безмежный,Как проигравшийся кассир,

Я брошен разумом-жандармом;Когда же крылья поднимали,Я чувствовал, что к царским бармамЛюдей прикованы печали.

Тогда, как ясень, стал неясенЯ в бури мечущих руках,Постигнув, что мятеж напрасенНа Вавилона злых реках,

Тогда загрезил я печальныйЗапорошенный двор тюрьмы,Доверясь бездне ирреальной,Животворящей души тьмы,

Где Бог сокрытый, вечно новый,За Млечной Пеленой лицом,Мне дал гиматион перловыйИ сделал райским паяцом.

10 марта

Канна Духа

Наследных мыслей очертаньяПромеж сомкнувшихся ресницКлубятся смутно, но восстаньяОни среди упавших ниц

Уже не вызовут, как прежде,Когда пророчества нам зудВелел в истрепанной одеждеОдетых звать на страшный суд.

Теперь обогнут острым килемПоследний прибережный риф,И по загадочным небылямПарит освобожденный гриф,

Теперь с закрытыми очами,С открытой наотмашь душой,Мы будем правды палачами,Оставив этот край чужой.

Теперь ширококрылый вскореСебя накормит пеликан,И претворится желчь в амфореВ вино необычайных Канн.

10 марта

16 марта 1907

Однажды я, смятен и жалок,Двенадцать лет тому назад,Букетик скромненьких фиалокУ Пантеона колоннад

Купил за несколько сантимовИ на молящуюся грудь,Где сердце билось серафимаИ первосозданного жуть,

Душистых уроженок ПармыБулавкой острой приколол, —И в царские мгновенно бармы,В шитье мистическое стол,

Казалось, превратился жалкийПоэта сицилийский плащ;Когда же робкие фиалкиЯ солнцу, вставшему из чащ

Кирпичных вещего Парижа,Отнес на девственный алтарь, —Душевная зажглася риза,Стиха святая киноварь.

Двенадцать лет неугасимоТобой зажженная свечаУ изгнанного серафимаГорит на лезвее меча.

Хотя ни зги теперь не видно,И хриплы голоса ворон,И саван снежная ехиднаСо всех навеяла сторон,

Хотя фиалочек кудрявыхВ отчизне мертвой не сыскать,Где полчища сынов неправыхРодную истязуют мать, —

Как веточка в снегу лещины,Чертящая иероглиф,Слагаю этой годовщиныЯ нежно просветленный миф

И духа чистые фиалки,За неимением других,Свиваю на словесной прялкеТебе в любвеобильный стих.

16 марта

Я и не-я

Я – Красота незримая,Былинкою творимая,Я – Красота трагичная,От Бога не отличная,Вне этой КрасотыНе зиждутся Мечты.

Не-Я – кошмар уродливый,Бесформенный, угодливый,Не-Я – помои в шайке,Декреты чрезвычайки,Не-Я – всё то, в чем нетПоэзии тенет.

27 мая

Бог и я

В синесводном безбрежности Божием нефеЯ желанный повсюду и прошеный гость,Потому что в творенья я пасмурном шефеЧту алмазовых звезд изваявшего гроздь.

Мы пустыни Хаоса делили от века,В безысходности вечной миражи творя,Он на землях спешит создавать человеков,Я елеем святым освящаю царя.

В многосложной гармонии красок и формыОн слепую скрывал прародителя Цель,Я же в море Фантазии сталкивал кормыИ зачем-то настраивал чью-то свирель.

9 июня

Мелодия

Будь влюбленным, окрыленным,Никогда не отрезвленным,Будь восходным, предвосходнымТрубным звуком предпоходным,Будь счастливым, шаловливымКолосом небеснонивным,Семя в звездной пыли слезнойОброняя многолозной,Рай духовный создавай,Бога в атоме познай!

20 июня

Монада

Я только жалкая монада,И мне немногое дано,За храма белой колоннадойВ лазури солнечной темно.

Я опьяненною менадойУ алтаря кружусь давно,Стоглавой истины не надоМне в маскарадном домино.

Лобзанье Иудино – наградаПророкам, и повсюду «но»Схватилось из-за палисадаЗа занавесей полотно.

Я только жалкая монада,Зачем-то павшая на дно,Но розы Божья вертоградаМне словом воплощать дано.

22 июля

Шмелю

Не будь трудолюбивым шмелем,Стоглавых истин не ищиИ площадным полишинелемНа Бога всуе не ропщи!

Решением твоим эстраднымСлепых не приведешь в Лицей,Для этих братьев многострадныхНикто не создал панацей.

Где первородный Сын ПечалиЛюбовью алчущих не спас,Там избавителен едва лиУтопий низменных компас.

Где ничего не перестроишь,Там ничего и не желай,Протестом горе лишь утроишь,И в ореоле Николай

Великомученик из гробаНа трон поднимется опять,И дикого повесы злобаУныло поплетется вспять.

27 июля

Руст

Солнце выплыло багрово,Туча стелется лилово,Снова слово без покроваДля сурового улова.

Звонко звенья поколеньяНа кровавом кабестане,Обрываясь в испытанье,Догорают, как поленья.

Было новым, стало старымСлово опытных жонглеров,Ныне сонные отарыИх не удостоят взоров.

Новизны алтарь барочныйОбходил лишь я один,Призрак в мире полуночный,Дон Кихот и Паладин.

Я чуждался криков, споров,Митингующих идей, —И таков уж, видно, норовУ меня, – и всех людей.

Я чуждался слов печатных,Кривотолков, пересуд,Сливок, пенок неопрятныхИ над кем-то чей-то суд.

Я вершинный, океанный,Постоянный, первозданный,Пошлый, радостный и странный,Божьи врачевавший раны.

Я без школы и без партий,Я не создаю эпохи,От моих ритмичных хартийВряд ли полевеют блохи,

Но Отцу я, видно, нуженВ архаичной арабеске,И дроблю я, хоть контужен,Слово древнею стамеской.

И всё снова Божье словоВырывается из уст,И над сводами суровоНовый вырастает руст.

27 июля