Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2 - Анатолий Гейнцельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15 февраля
Феодосия
Рыбкины куплеты
Люби, твори и будь спокоен,И не катайся на изнанке,Не наноси себе, мой воин,В сердечный пряничек твой ранки!
И чтобы вес твой был удвоен,Стань хоть пасхальным поросенком!И обжирайся! Чтоб утроенБыл пай, указанный Розенком!
Будь хоть привратницы достоинСферичной, царственной осанкой,Будь отрубями хоть напоен,Но стань племянником германки!
Твоя же золотая рыбкаК тебе вернется без приманки,Без ритма шаловливой зыбки,Без слова сахарной баранки!
Теперь ей круглая улыбкаЛица и пухленькие ручкиВажней всего: устала рыбкаЛечить братишкины колючки!
16 февраля
Феодосия
Три осколка
I
Сплетем из наших душ венкиУ тихо дремлющей рекиЗабвенья, а тела, спалив,Насыпем в глиняный ликиф,
Где птица вечности – павлин,И Агнец Божий, и дельфин,И между лозами АмурХитро сокрыты под глазурь;
И драгоценный черепокПоставим смело на челнок;Раздастся колокольный звон,И тихо тронется Харон.
3 февраля
II
Как дикий Иоанн Предтеча,Пророк – пустынник и теперь,Но не приходит издалечеГрехами отягченный зверь,
И в синеструйном ИорданеНе омывает плоти явь,И Агнец только в ИоаннеУзрит поруганный устав.
III
Нет истины нерукотворнойИ ложен творчества Завет,Но, слову вечности покорный,Священнодействует поэт.
И потому алтарь Господень,Где раздается плотский войЦиничного познанья своден,Он очищает бечевой!
18 февраля
Феодосия
Голубой пир
I
Сегодня опять благосклонноРоняют вокруг чудесаМечты голубые затоны,Зовущие вдаль небеса.
Сегодня опять в небосклоныВоздушный кузов корабляУносит на юте «Беллоны»На пир голубой короля.
Овечек едва лишь рожденных,Кудрявых, атласных руна,Из бледных кораллов кессоны,Фестоны червонного льна,
Громадные, страстные грудиКрасавиц в лазурной фате,Жерла озлобленных орудий,Мессии на алом кресте,
Колонн голубых канелюры,Луга золотых орхидей,Твердынь грозовых амбразурыИ радуги пестрых цепей, —
Державному нищему нужныВ очей ненасытливый трюм:Без них он, калека недужный,Как сокол в неволе, угрюм!
II
Вот, вот он, синий, синий, синий,Слегка колышимый ковер,Разостлан до незримых линий,Что отуманивают взор!
Лишь слева пояс пурпуровый,Из глины низкая коса,Врывается стрелой суровойВ лазоревые чудеса,
Да в синей чаше серебристойСтруей влюбленная камсаКипит и блещет, как монисто,Как лунной пряжи полоса,
И серебристая чуларкаФонтаном плещется вокруг,Но ни одна рыбачья баркаНе простирает смертный круг.
Зато, о Боже, снег крылатый,Вихрясь на миллионах крыл,Оставил синие палатыИ всё подоблачье покрыл;
Зато, о Боже, покрывалоЛегло на свежую лазурьИ мерно в волнах колыхалось,Как незастывшая глазурь;
Зато, о Боже, диадемыТы обронил из чайных роз,Цветочной пылию ЭдемаПокрылся голубой наркоз!
III
Нет, не покрывало БожьеИ не блестки диадем,Не снежинки синю ложуПопадаются в ярем:
То крылатой, хищной братьиРаспростерлись тенета,То последнее объятьеПред потерей живота.
Острокрылые могилки,Двухклинковый ятаган,Альционы, звонокрылки,Черноперистый баклан
Завихрились, запрудилиБирюзовы небесаБриллиантовою пылью,Как метелиц волоса.
Сколько их! Считай-ка звезды,И червонный колосок,И усопших на погосте,И зыбящийся песок!
Ах, с алчбою человечьейАльционы в сереброПогружаются по плечи,И священное нутро,
Цель разбойничьих крылений,Цель, быть может, и всего,Туком дышащих мгновенийНаполняется легко!
IV
Не подобен ли белым пиратамНеобъятный Создателя мир,И не правит ли туком проклятымМирозданье нелепейший пир,
И не мне ли назначен символомАльбатрос, проглотивший кефаль,Что трепещет в кишечнике голом,Альбатрос, уносящийся вдаль;
И не я ли в груди, как Везувий,Создают от тоски и огня;И не я ли в искривленном клювеУношу золотое агня;
И не я ли всю рать альционов,И сребристую в волнах камсу,И земных и забережных троновДрагоценности в гроб унесу;
И не я ли, как хищник вселенной,Поглощаю из края и в крайИ прошедший, и мир нерожденный,И крылатыми созданный рай,
Поглощаю в грязи у дороги,Ненасытный, голодный всегда,Но уж насмерть усталые ногиНе расправит иллюзий узда!
17–18 февраля
Феодосия
Верста придорожная
Один, как верста придорожная,Стою я в краю гололедицы,Но жизнь мне постыла острожнаяИ ласки седые метелицы,
Но песнь надоела мне горькаяПлетущихся мимо острожников,И жду не дождуся лишь зорьки я, —Забыл меня, бедного, Боженька!..
Настанет весна, это знаю я,Приходит нередко болезная,Зачем-то душою оттаю я,Польется и песнь безнадежная!
Ах, сколько допето напраслиныНад миром, холодным покойничком!Ах, сколько в игольчатом пасленеСожгло мотыльков моих солнышко!
Не лучше ль забиться мне в петлице,Как окунь, висящий на удочке,Не лучше ли Деве-МетелицеНавеки склониться на грудочки?!
19 февраля
Феодосия
Ризы
Кольцо яремное на шею не ложитсяТому, кого Господь по странному капризуОдел уже с утра в серебряную ризу.
Пускай он навсегда израненная птица:Ему печали явь сокроют занавескиЛазоревых небес и слова арабески.
И даже под бичом надсмотрщиков тюремных,И даже на дыбу, без чести и без шлема,Ему не изменить видение Эдема.
Вся грязь вселенной, весь позор деяний темныхНе захлестнут лазурь и не повергнут внизУшедшего туда в мерцаньи Божьих риз!
19 февраля
Феодосия
Облаками крылящий
I
Себе я дважды, трижды первый,Себе я Альфа и Омега,Хотя мои больные нервыГотова черная телегаВезти на краюшек могилы,Где смерти ящик шутовской,Встряхнув расползшиеся жилы,Опустят в яму на покой!Пустое! Уж не раз на донцеЯ опускался почему-то,И почему-то краше солнцеОпять всходило чрез минуту,И почему-то я всё то жеБезумие благовещу,И, сызнова на то похоже,Я крылья в вечность опущуИз подземельной колыбелиИ двинусь обновленным в путь,И бирюзовые свирели,Которых жизненная муть,Которых скорбь еще ни разуВ веках коснуться не могла,Опять священному экстазуОтпустят смело удила,И светлозарнейшая песньСожжет действительности плесень,И я немеркнущую душуВолнам безбережным отдамИ плача ритмом не нарушуГолубокрылый Божий храм!Надежд ожившие гирляндыОбветрившиеся акантыПолуразрушенных аркадВ том храме Божьем озарят,И небожителей великихЯ узрю пламенные лики,Те лики, что, когда я замерВ агонии, мне бледный мраморВ предсмертья блекнущих рельефахПовыявлял в лазурных нефах:Лик Мамы Вечности нетленной,Лик Божества несовершенный,Творца вертящихся стихийИ темно-синих литургий!Ах, нет, я не конечный прах,Меня не жалует гробница;Забрызжет в зреющих векахОпять немеркнущая птицаНеобычайности моей,Вселенной серый соловей!Да и теперь еще не мертвыйВлачится по снегу и по льду,Еще фантазии когортыПодвластны нищему кобольду,Еще из гроздий наслажденьяЯ муку творческую пью,Еще великое твореньеИз небылицы создаю.
II
В иллюзий замок я намеренУйти до страшного судаИ увести в лазурный теремМое печальное дитя!Не бойся, замок мой не тесен,Он был всегда отчизной песен,И теремок его не страшенСреди кольца лазурных башен.Не знает золоченых рамокМечты волшебный этот замок,Не знает рабского ярма,Хотя и он моя тюрьма!Подъемли взор: дом необъятныйЛазури тысячепалатныйТы видишь там, – то терем твой!То нам завещанный покой!Там вечный, чистый и пригожийНа маем постланное ложеПридет к избраннице жених.И псалмопевца райский стихДитя земли обворожит,Что в пухе розовом лежит,Что тучек алых покрывалоОт взоров жениха скрывало.Но он, склонясь к ее плечу,Поднимет легкую парчуИ, рядом опустясь легко,Устами красное ушко,Плененное волной кудрей,Освободит и скажет ей:– Я неиспепелимый Феникс,Царевна, твой смиренный пленник!И я люблю неугасимой,Рожденной долгой-долгой схимойЛюбовью милую тебя!Верижник нищий бытияДля изначального напеваК Эдема голубым садамТебя, искупленная Ева,Привел, как праотец Адам.Души возлюбленной напитокИспей: она святой Грааль,Очей неизъяснимый свитокЧитай: в них умерла печаль!Неугасимые лампадыМы перед ликом Божества,И, опьяненных от услады,Нас рая свежая траваСокроет от очей завистных,Познанья горечью нечистых.Но прародителями тленуВозлюбленных не выдаст рай;Его колеблемую стенуВороний не пронижет грай:Познанья дерево с корнямиМы вырвали из белых тучИ с ядовитыми плодамиСкатили по уступам круч!Еву создал для АдамаЗодчий мира Саваоф,Мир же – радужная рамаЭроса священных строф!
20 февраля