Юлов Юрий Фермер - Неизвестно

- Артур, это так и надо, чтобы ты ходил за нами и объяснял что-чего-где- откуда?

Около «Стюарта» из-за жары нельзя было долго стоять. Валерка через пару анекдотов, судя по их примитивности, рассчитанных на подслушивающих аген­тов, попросил Артура попариться в сторонке, а мы прошли дальше, присели в тени мангровых зарослей около высохшего русла ручья и обсудили ситуацию в теперешнем ее понимании.

Затем я, как врач и человек, сталкивавшийся с самыми различными судьбами, обратился к Жеребцову:

- Валерий, тебе скоро исполнится сорок лет. Это определенный геронтологи­ческий рубеж, но он же рубеж этапный: ты переходишь из молодых в зрелые.

- Не понял, Димон, ты на меня наезжаешь? Тебе что-то не нравится?

Но по тону было понятно: как умный человек, он осознал, что я не просто тре­плю языком, и был готов слушать.

- Ты чересчур склонен ко всяким средствам взбадривания. Организм человека, в особенности его внутренние органы, в первую очередь - сердце, не могут пере­носить постоянных перегрузок.

- Я понял тебя, Димон. Запомни: с возрастом становишься циником. В принци­пе нас никто не любит, на нас лишь претендуют. А впоследствии перестаешь лю­бить себя. И еще: любой жизненный импульс, искреннее рвение побуждают лишь питиё и соитие. Или подготовка к питию или к соитию. Остальное от скукоты. Жизненная программа выполнена. Или же срок ее выполнения закончился. К тому же мои предки (я имею в виду отца, деда и дядек - больше запомнить советская власть не дала) долго не жили: все в сорок - пятьдесят уходили.

- Ясно, Валера. - Я позволил себе перебить старшего по возрасту и жизненно­му опыту, что со мной случалось единичные разы. - Тут дело в том, что в твоем роду давно не было прецедента преодоления критических лет. Пойми, это доста­точно просто. Мне кажется, что у тебя нет химической зависимости ни от чего, включая водку, которую ты, наверное, не меряя пил, еще когда учился. Ты на грани и сам должен решить: или жить дальше, или же уйти в мир, где тебя до­жидается вся мужская линия. Не лучше ли тебе явиться туда человеком, который преодолел проклятие рода?

- Говори, доктор Херболит.

- Покрути шариками - найдешь решение. Начни жить сначала. Твои сорок - половина человеческого века. Не больше.

- Вот тебе и тихушник. Я так и думал, что с тобой надо быть осторожнее. А теперь послушай меня: еще Довлатов сетовал, что о водке (я склонен думать, он имел в виду любую гарь, освобождающую мысль) сказано много плохого и ничего хорошего. Посмотри на нас. Ты умный, тебе не надо объяснять - на кого. Вспом­ни историю страны и пространства. Поройся в энциклопедиях, проанализируй век исторически активных личностей. Регулярные войны истребляли поколения сорока-пятидесятилетних. Дети и женщины оставались дома - мужчины шли во­евать. Приходили враги - и они выходили вперед, выполняя долг перед семьей и Родиной. Они уже не были проворны и живучи, а смерть не оставалась в долгу.

А теперь самое главное: войны тоже затевают не пацаны. Они могут только подраться - у них сильно жизнелюбие. Старики воюют в крайнем случае, предпо­читая худой мир. Я о лидерах государств - можешь проверить.

И подвожу к выводу: мы - невостребованные воины, ни в грош не ставящие жизнь. И пьянство наше - альтернатива войне. Как это я так резко, а?

Валерка победоносно-выжидательно улыбнулся.

- Македонский, кажется, молодой был.

Валерка вздохнул:

- Дался тебе Македонский. Обезьяна, ничего не понял.

КУНСТКАМЕРА

- Первое, с чем я хотел бы вас ознакомить, - кунсткамера. По большому счету она не представляет собой ничего необычного. Скорее всего, вам приходилось встречать нечто подобное в музеях и охотничьих магазинах. - Шонер толкнул дверь и пригласил войти.

Вспыхнули вертикальные лампы дневного света, установленные по стенам комнаты, но тут же исчезли из сознания, так как возникла картина тропических джунглей, освещаемых полуденным солнцем. Почти одновременно (после секунд­ного оцепенения) скептически настроенный мозг выдал оценку: даже если чучела и были сделаны талантливым таксидермистом, то решение расположить их и при­дать им соответствующие позы, наделить обличье такой свирепо-обыденной на­правленностью мог только художник - творец, живущий в отрыве от реальности и отчаянно пытающийся по зыбкому канату искусства перейти от возбужденного кошмарами сознания к умиротворенному восприятию действительности.

Прямо у моего правого колена, разведя черные губы, оскалилась собака динго, казалось, уже вкусившая плоти, о чем свидетельствовала застывшая кровавая струйка из уголка ее рта. Хотя, возможно, именно она и была причиной смер­ти громадного сумчатого волка, лежащего на боку, вздернувшего, да так и не опустившего в смертельной агонии заднюю лапу. Я прошел в центр зала, чтобы дать возможность осмотреться остальным, и оказался под распущенным веером лирохвоста, который прихотью художника устроился на ветке пальмы. Прямо передо мной сидела сова (опять же капризом творца занесенная в кунсткамеру), повернутая. Короче, лапки ее обхватили сучок, но голова была развернута в противоположную сторону. Снизу шипели (нет, какое шипенье! - полумрак и тишь) какие-то крысообразные сумчатые. В верхнем углу, чмокая, жрал банан коала, а в нижнем самозабвенно оплодотворялись казуары.

- А человек при чем? - вывел меня из полутранса Валерка.

- Человек - неотъемлемая часть Природы. Именно так - «неотъемлемая»! Все­вышний подарил ему возможность быть любимым из ее детей, - ответил Шонер.

Действительно, в левом углу, отделанном под каменный пригорок, скорчив­шись и закрыв лицо ладонями, сидела человеческая особь. Похоже, юноша. Вер­нее, подросток.

- Развиваю вопрос, - с журналистским темпераментом продолжил Валерка: - Вы делаете чучела из людей?

- Нет, мой молодой друг, - ответил Шонер и при этом поднял вверх почему-то не только указательный палец, как делают все преподаватели, но и находящийся рядом с ним средний. - Просто вы не знаете, что представляет собой человек. Но вопрос убеждает в частичной подготовленности к тому, что я собирался изложить. Давайте бегло осмотрим зал океанических рыб и комнату мозга. А после десяти­минутного перерыва, в течение которого можно будет обменяться впечатлениями и получить информацию по элементарным вопросам у Артура, я проведу вас в клинику.

Наверное, зал океанических рыб неплохо бы воспринимался при одиночном обзоре, но когда в правое плечо дышала Марина, а в левое ухо - Валерка, осмотр был обречен на неуспех. Разве что запомнился вездесущий крокодил, челюсть синебрюхого кита и акуленок-зародыш.

В комнате мозга наряду с заспиртованными образцами, добрых две трети из которых принадлежали видам животных, о чьем существовании мы никогда и не слышали, имелся и человеческий мозг, правда, несколько меньших размеров, чем должен был быть.

ПЕРЕКУР

Перекур, во время которого единственный курящий из нас Валерка высмолил две сигареты, был достаточно информативным. «Метеоролог» Артур на этот раз был вполне искренним и сообщил, что еще студентом работал в лаборатории Вильгельма Шонера в Лейпциге. Лаборатория, тогда будучи на взлете, прово­дила генетические исследования. Дерзкий Шонер, не согласовывая свои идеи с вышестоящими, занялся клонированием и за какие-то незаконно взятые про­бы с выкидыша-эмбриона был с позором изгнан из института. Мировая научная общественность на сей факт отреагировала вялым и неопределенным мычанием. Естественно, с увольнением Шонера был отправлен в Союз и его лаборант - Ар­тур Рацин. Они не виделись двенадцать лет. Шонер сначала показался Артуру здорово сдавшим, но крепкое рукопожатие убедило его в том, что шеф - в форме и не собирается сдаваться. А значит, предстоит работа, работа и еще раз работа. И прошедшие годы, восемь из которых Артур, по его словам, «отсидел» на станции прогноза погоды, были необходимым интервалом, чтобы настроиться на что-то «более настоящее».

- Какая работа предстоит нам? - не выдержав, спросил я.

- Фатер Вильгельм сообщил мне основные аспекты своей деятельности, - успо­коил Артур. - Вам придется столкнуться с тем, что вы в своей жизни и видеть не могли. В настоящее время на острове проводятся исследования человеческого мозга. Завершив определенный этап, Шонер рассчитывает выйти с результатами в мировую науку и впоследствии продолжить опыты, организовав легальную лабораторию на средства какого-нибудь крупного исследовательского института, тем самым не только реабилитировав свое имя в науке, но и обессмертив его. Пока Шонер расходует личные средства и средства спонсорской организации, название которой держится в секрете.

- То есть остров Шонера - место нелегальное? - зацепился Валерка.

- Остров Шонера - место никакое, оно неизвестно миру. Законы нынешних цивилизаций не определены в отношении эксперимента, который проводится здесь.