Юлов Юрий Фермер - Неизвестно

ЮРИЙ ЮЛОВ

ФЕРМЕР

ЗООМОРФНАЯ ФАНТАЗИЯ

Кто мы? Что и кто делает нас нами? Казалось бы, принадлежим самим себе и сами себя лепим. Но почему практически никто из толковых парней, взращенных в обыч­ных семьях, не может себя реализовать? Почему мы в своем круге зачастую встречаем людей, чье место на простой монотонной работе, качество выполнения которой на­прямую зависит от усвоения пяти-шести-десяти отработанных приемов? Не слишком ли сильно влияние воспитания? Оно не сильно - всеобъемлюще... Самохвальное выражение «Ген пальцем не раздавишь» применимо к потомкам, у которых не пре­рывался контакт с предыдущими поколениями и которым были даны (в мантрово- дидактической и эмоциональной формах) сведения о еще более ранних пращурах.

Слоны, родившиеся в неволе, не имеют бивней, одомашненной кошке вместо двухкилометрового утреннего пробега достаточно пространства среднестатистиче­ской квартиры. Конечно, отбор-отбор. Который чуть ли не в шутку назван есте­ственным.

Человека на протяжении всей жизни преследует дилемма: «Сдайся или изменись!» Состоявшаяся личность может делать выбор, лавировать, искать компромиссы. За ребенка делает выбор основной (без иносказаний) инстинкт.

Автор

Бывший врач Дмитрий Турчин, уволенный за взятки из поликлиники райцен­тра, находит работу в столичном агентстве «Incub». Работа представляет­ся непыльной и экзотической - Океания, отдаленный остров... Увиденное на острове Шонера (дети, воспитанные животными) не повергает Турчина в шок: врачи намного больше, чем обычные смертные, осведомлены об особенностях и загадках человеческой психики. К людям, волею судьбы живущим рядом с ним, он относится не по молодому возрасту философски.

Внезапный перелом событий, к тому же в нескольких направлениях, застав­ляет покинуть остров. С некоторыми приключениями Турчин добирается до своей Родины. Дмитрий Викторович обособляется, грустит, мечется, но в конце концов возвращается в родной провинциальный городок. Пребывание на острове оставляет след в сознании бывшего врача. Устроившись в ветеринар­ную фирму и более-менее наладив жизнь, он обнаруживает в себе склонность к писательскому ремеслу. С помощью бывшего журналиста, а ныне бомжа Валер­ки Жеребцова, соратника по Ферме, подготавливает и дает материал в рас­хожую газету «Сенсация и обыденность». Гглавный редактор Чайкин не собира­ется публиковать откровения бывшего врача и нынешнего ветеринара, хотя его корреспондент Кирилл Гоадовский предъявляет факты, подтверждающие правдивость повести Турчина.

Я - учредитель и главный редактор популярнейшей еженедельной га­зеты «Сенсация и обыденность» Владимир Чайкин.. Не сомневаюсь, что вы не только читали нашу газету, но и являетесь ее горячими поклонниками. Теперь, когда издание раскручено и поставлено на поток, проще. И порой меня охватывают чувства сродни тем, которые испытывает знаменитый артист во время концерта или же популист-оратор на митинге. Только подписчиков десять тысяч А в розницу уходит втрое больше. Есть, конечно, и возврат,, который тоже не пропадает: сеть распространителей сбывает (хотя и с некоторым опозданием) нераскупленные экземпляры томящейся в электричках публике. Однако расслабляться никогда не следует. Конеч­но, пятьдесят тысяч - это не миллионные тиражи застоя, а тем более начала перестройки, но все-таки, все-таки... По нынешним меркам, когда некоторые центральные литературные журналы с раскрученным лет пятьдесят назад брэндом не всегда могут превысить число читающих над числом пишущих...

Но, собственно, речь не о деле, которому я посвящаю жизнь. Речь идет о некоторых а.вторах, с которыми воленс-ноленс приходится сталкиваться. В общем-то мои «коры» сами неплохо справляются со своими обязанностя­ми. Тут главное - не закармливать, а то станут жирными, заносчивыми и неповоротливыми.

Или как Оксанка Бессмертнова.. Плачу-доплачиваю-подкидываю, а ей всё мало. Ты покажи, у кого много, - пусть поделится! И талантлива же! Правда., ее«сенсации» и «обыденности» все больше криминальный оттенок носили. Ну, я ей организовываю дочернюю газету«Криминальный вестник» (хоть учредитель - я, конечно). Покрутись с мое! А она - замуж за бизнес­мена с гуманитарным образованием. А он у меня - и Бесмертнову, и«Кри­минальный вестник». Оксану, как говорится, по любви, а уж «Вестник» - по полному со мной расчету. И держатся на плаву, черти! Порой сам сунусь в киоск номерок из любопытства купить. «Нету, - говорят - Вчера всё продали!» Работают приблизительно как мы: что у информаторов возь­мут, что сами напишут, что из Интернета скачают, глядишь - номер как картинка! Но до нашего размаха у бизнесмена-романтика деньжат не хватит...

В общем я о Дмитрии Турчине. Заходит ко мне Градовский (мой корре­спондент; бойкий парень, но рогастый, временами увлекающийся) и пока­зывает папочку. Так и так,, говорит, материал, кажись, наш, но объем великоват. И без названия. Сами, мол, какое вам подойдет, поставите. Автор - дилетант в писательском деле, порой высокопарен, часом мелочен, однако показалось интересным, поэтому поработал. Подчистил то есть. Странички, естественно, красные от правок - порой целые абзацы пере­писаны. Но аккуратненько всё, как обычно Градовский делает.: ненужное до неосмысления - зачеркнуто, вставки отпечатаны и вклеены - читать можно. Наверное, порой такие ляпсусы встречались - хоть мусорку рядом с собой ставь! Я-то понимаю, что Кирилл просто так и трех букв на за­боре не прочитает, не то чтобы обрабатывать перед докладом главному. То есть, так мыслю, зацепило. Но виду, естественно, не подаю:

- Не тем ты занимаешься, Кирилл! Ты от самотека отбиваться должен, а не время на него тратить! Всё, елки-палки, налажено, а тебе неймется... Попал в струю и не вихляй! И на авторских гонорарах - какая-никакая экономия.

Короче, не стал я графомана-дилетанта читать: положил текст на полочку, а Градовского отправил в командировку к одному самородку по телекинезу; сосед его написал (кстати, член Союза кинематографистов): пустую рюмочку от себя отодвигает, а полную - притягивает. Самородок,, конечно, а не член. В смысле, что член писал, а самородок двигает.

Да беда, что этим не кончается. Пожаловал ко мне через пару недель тот самый графоман - Дмитрий Турчин.. Докладывает, кепчонку снимая, залысинками подсвечивая. Так, мол, и так: Градовский говорит, что об­работал и вам для окончательного решения передал,, а дальше от него не зависит. Хотелось бы ваше решение услышать.

Ну я, естественно, не глядя рукой - за спину, рукопись - на стол (мол, мы только и делаем, что о вас думаем) и эдак вежливо: давно ли, мол, в писательство ударились? Какое у вас образование? Чем по жизни занимае­тесь? Почему выбрали именно «Сенсацию и обыденность»? На чем основано ваше произведение?

А он так очень даже конкретно: «Ранее не писал, не публиковался. Об­разование - медицинский институт. Пока устроился в частную ветери­нарную фирму в одном из районных центров. «Сенсация и обыденность» предпочтительна тем, что публикует сомнительные с точки зрения обывателя материалы, а в солидные издания с такой тематикой не до­пустят Произведение есть описание реальных событий, произошедших со мной, как бы анекдотично это ни выглядело».

Так и сказал: «анекдотично»!

Ну, я распространился, что среди врачей писателей немало, поздравил его со вступлением в эту славную плеяду, затем сослался на дефицит вре­мени, пообещал его опус тщательно рассмотреть, дал старую визитку с поменявшимся телефоном и попросил перезвонить через месяц.

А этот писака разочарованно тянет: «Через месяц?»

Тут уж я более жестко, хотя и с хмурой улыбкой: «Да, раньше не по­лучится!»

Он за дверь, а я, поскольку время было - рабочий день к концу шел - и импульс появился (все ж общение с авторами напрягает), раскрыл руко­пись и стал читать.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Знакомо ли вам чувство унылой повторяемости будней, которое начинает при­ходить, когда проживаешь первые три десятка лет из отмеренного тебе срока?

Родители такие же заботливые и занудные, как и в шальную пору твоей юно­сти, только постарели и безнадежно отстали от бега реки времени. Ты, барахтаясь, плывешь, а они, не в силах помочь реально, посылают нравоучения с берега, по­лагая, что тем самым выполняют свой долг.

Не так, как думалось, складывается и в собственной семье. Семь лет, прожи­тые под одной крышей и под одним одеялом с чужой в общем-то женщиной, без следа развеяли розовый туман влюбленности и окончательно убедили, что она так и останется чужой до конца дней. Жестокий Амур болезненно тащит стрелу из сердца зрелого мужчины, некогда так сладко вонзенную в сердце юноши.

Работа, которой ты посвящаешь основные силы и лучшие годы, также не от­вечает взаимностью. Инициатива рубится на корню, уродуется или присваива­ется вышестоящими, которым наплевать, по большому счету, на всё, кроме соб­ственной должности. Оплата труда совершенно не связана ни с результатом, ни с затратами - она представляет форму пособия, размер которого не позволяет ни нормально жить, ни взбунтоваться.