Солнечные часы с кукушкой - Надежда Николаевна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так жалок, одинокий и хромой,
на вате шапка летом и зимой,
Что дразнят ребятишки «серый Волька».
Когда б видали эти пацаны,
какой он был, вернувшийся с войны:
два метра росту. А медалей сколько!
Гармошка, кудри. Гвардии матрос.
И девочки, влюблённые до слёз.
Куда всё подевалось, интересно?
Жизнь кончилась. Осталась маята:
как маятник, один: туда-сюда…
А стрелки зацепились. И ни с места.
Начало времени
Ни шпаги от Дюма, ни карт от Жюля Верна.
Всё сон припорошил. (Смешной романтик, спи!)
И уползает в тень портовая таверна,
как усмирённый волк на якорной цепи.
Усталый пианист с манерами пирата,
чья гордая душа висит на волоске,
над пламенем свечи прищурившись куда-то,
нас топит, как котят, в нахлынувшей тоске.
У праздничных витрин – весёлая толкучка.
И, зазывая всех на шумный маскарад,
афиша на столбе, как преданная Жучка,
ободранным хвостом виляет невпопад.
А память всё верна тому тысячелетью,
перебирая хлам из ветхого ларца.
Но бешеных коней осаживая плетью,
уж рвётся новый век, гарцуя у крыльца.
Мерцают миражи неоновых созвездий
и хлещут по щеке промёрзшего окна.
Вздыхает и ворчит глухая дверь в подъезде,
что были на земле и лучше времена.
А нынче всё не так. И сами мы другие.
На ёлке во дворе не так горит звезда.
Поблекла мишура. И только ностальгия,
как падающий снег, пронзительно чиста.
«Снятся пальмы и вечное лето…»
Снятся пальмы и вечное лето,
и над морем лимонный рассвет.
Я полжизни отдам за билет
на обратную сторону света!
Снится звёздами вышитый свод,
паруса, канделябры и свечи.
Даже водка меня не возьмёт,
даже старость меня не излечит.
Но однажды на том берегу,
где туманы павлиньей расцветки,
мне приснится долина в снегу
и сосны золотистые ветки.
Бумажные паруса
Прощание
Бог с тобой, уходи с рассветом,
С самым первым попутным ветром.
Склянки звякнули. Поздно, знаю…
На причале туман и сажа.
Льдинки звёзд прокопчённых тают
В сетке мокрого такелажа.
Кружки лязгают: пьют корсары
За здоровье моё – до дна!
Доморощенной бряк гитары…
Луч рассвета рассеет чары,
И без разницы, чья вина:
Я сама ухожу сегодня
От себя
по скрипучим сходням…
В путь
А ветер, старый ловелас,
Ласкается щекой небритой.
У мыса мается баркас,
На нём компа́с, воды запас,
Полкалача – и хоть сейчас
Отсюда в океан открытый.
Всё соответствует: пейзаж,
На мачте – парус, в трюме – крысы.
Собрался дружный экипаж.
Рассвета розовый мираж
Скользит по черепичной крыше.
Осточертела болтовня
И пререканья, и расспросы!
Здесь боцман – я, и лоцман – я,
И капитан.
И все матросы.
Точка возврата
А на старом условном месте,
где бросал якоря корвет,
Атлантиды в помине нет,
и у ветра другие песни.
Если тихо сойти с ума,
с непривычки немного жалко…
Там, на мачте – одна русалка
несуразна, как я сама.
Вот бы кто-нибудь ей помог.
Просто руку подал, быть может,
что, возможно, и не поможет,
но приятно же, видит Бог.
А в округе кишмя киша
только нечисть наводит скуку,
только стрелки бегут по кругу,
непонятно куда спеша.
В заколдованном том кругу,
где спасаются в одиночку,
мне удача подставит точку,
чтобы шлёпнулась на бегу!
И тогда я назад вернусь.
Там, в тумане, остался город,
и акация под забором
помнит всю меня наизусть.
Всё как было в последний раз:
на углу продаётся квас,
две старушки гуляют кошек…
Может быть, как бродяжке – грошик,
руку кто-нибудь мне подаст?..
«Дождливый вечер. Паруса на рейде…»
Дождливый вечер. Паруса на рейде.
В пустом дворе намокшее белье.
Печальная мелодия на флейте —
намёк на одиночество моё.
У водостока – пьяная ундина,
безвинная пропащая душа.
И от луны осталась половина.
И жизнь идёт, как снежная лавина,
иллюзии ломая и круша.
До горизонта – ветрено и липко:
не проскользнуть рассветному лучу.
И утонула золотая рыбка —
ей всё равно теперь, чего хочу.
Мой галиот, разбитое корыто,
красиво догнивает на мели.
Почти не снятся пальмы, Атлантида…
Проходит жизнь, как детская обида,
сама… без пистолета и петли…
«Вчерашний день успел остыть…»
Вчерашний день успел остыть,
и в мире холодно и звездно.
И нужно что-то возвратить,
но даже плакать слишком поздно.
Роман окончен. И сюжет
почти не вспомнить. Из тумана
глядит улыбчивый рассвет,
как Бельмондо с киноэкрана.
Вдали, по кромке, у воды,
где тень от допотопной башни,
цепочкой тянутся следы,
оставленные днём вчерашним.
И различимые едва,
на парапете, у вокзала —
смысл потерявшие слова,
разбросанные как попало.
Там…
Быть может
