Воронцов - Александр Ламантин

– Это не смешно, графиня! Я могу убить вас!

– Давайте подумаем вот о чем, граф, – сказал девушка, присаживаясь на диван. – Я не думала о том, что могу убить вас, когда стреляла. И вы не думайте. Будьте бесчувственны. У вас же это хорошо получается.

Воронцов встал и подошел к тому месту, откуда стреляла графиня.

– Вот и славно… – прошептала графиня и, взяв новое яблоко с тарелки, положила его себе на плечо.

Воронцов без тени улыбки на лице поднял руку с пистолетом и прицелился в девушку, которая спокойно сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на Воронцова.

– Давайте, граф. Стреляйте.

Воронцов поставил палец на курок…

В прихожей раздались шаги.

– Лиза, я дома! – послышался голос Бормана в прихожей.

– Ему вряд ли это понравится, – заметил Воронцов.

Он спрятал пистолет за пояс; Елизавета сбросила яблоко с плеча и сделала самое непринужденное выражение лица, будто никакого пари и в помине не было.

В гостиную вошел Борман.

– Воронцов! – обрадовался он. – Друг мой, ты все-таки остался!

– Лишь на некоторое время, – произнес Дмитрий, вернув своему лицу прежнее равнодушие. – Как прошла встреча с императором?

– Как и всегда, – ответил Борман, наклонившись над женой и поцеловав ее в щеку. – В государстве неполадки, движение мятежников вновь дало о себе знать. Их лидер предпочитает радикальные методы борьбы с нынешней властью. Вчера был взорван Большой Литейный завод, и есть все основания полагать, что это дело рук мятежников. Канцелярия взялась за это дело всерьез: Николай I хочет, чтобы враги государства были пойманы.

– Что их не устраивает, этих повстанцев? – спросила Елизавета.

– Они – новое поколение декабристов. Хотят свергнуть самодержавие в стране. Глупцы… Они не понимают, что именно абсолютная власть монарха обеспечивает расцвет Российской империи.

Воронцов кашлянул, выражая свое сомнение. Борман улыбнулся.

– Да-да, я знаю, что ты на их стороне. Помню, как ты рассказывал мне о своих идеях, когда мы жили в деревне.

– Я тебе больше скажу, мой милый друг: я был одним из тех, кто основал движение мятежников.

Борман побледнел. Елизавета с живым интересом посмотрела на Дмитрия.

– И, сдается мне, что тот, кого вы ищете, ни кто иной, как Метельников.

– Он самый! – вскрикнул Борман, наливая себе в бокал вина. – Черт возьми, Дмитрий, я не верю своим ушам! Может быть, ты еще знаешь, где их логово?

– Ну разумеется. В 1839, когда я заканчивал Кадетский Корпус, мы обосновались в старой типографии на окраине города возле леса. Это очень удобное место. Держу пари, что основной штаб мятежников все еще там.

Дмитрий оживился и встряхнул головой, обрадовавшись пришедшей в голову идее.

– Слушай, Борман, а что, если нам наведаться к ним? Мне безумно интересно узнать, как там кипит жизнь.

Борман усмехнулся.

– Ты верно шутишь. Я – один из приближенных государя. Они пристрелят меня, как только увидят.

– Ты со мной. Тебе нечего бояться. Мятежники все еще помнят меня. Метельников помнит точно. И, вне всякого сомнения, ждет моего возвращения. Да, идея хороша. Я удовлетворю свое любопытство, а ты – свое.

– И ты не боишься, что я могу узнать и выдать их тайны государству?

– Друг мой, не бойся. Я сомневаюсь, что ты узнаешь какие-либо их тайны. Потому что все их замыслы нематериальны, и живут у них в голове.

Борман моментально осушил бокал вина. Видимо, затея пришлась ему по душе.

– Тогда не будем терять ни минуты. Я только возьму револьвер. Вдруг там станет жарко.

Дмитрий пожал плечами. Елизавета с грустью в глазах посмотрела на него.

– Меня не возьмете?

– Разумеется, нет! – воскликнул Борман из другой комнаты. – Лиза, это может быть слишком опасно! Откуда такая тяга к приключениям?

Девушка не отводила взгляда от Дмитрия. Тот подошел к ней и едва слышно сказал:

– Я бы вас взял с собой, графиня. Но Борман – ваш муж, и ему виднее, что будет лучше для вас.

Елизавета с обидой поджала губы.

1840 г.

Вот уже несколько месяцев как длился роман Воронцова с Оленькой. Каждую ночь граф ждал с нетерпением, оставаясь молчаливым и раздражительным в течение дня. Графиня была в недоумении от вновь вернувшегося дурного расположения духа мужа. Понфилов догадывался, в чем дело, но каждый раз, когда он пытался заговорить об Оленьке, Воронцов старательно уходил от разговора.

Дмитрия начало бесить все: Васнецова, ее дом, полный слуг-французов, снующих туда-сюда, мерзкий сад с душистыми яблоками; даже Понфилов, который уже дал Воронцову все, что знал и все, что умел, стал неинтересен Дмитрию. Воронцова терзала несправедливость: почему он не может быть с той, кого он любит? Неужели он не заслуживает счастья? Сколько еще можно скрывать этот роман? День, год, всю жизнь?

Все, чем я владею, после моей смерти станет твоим

Но Васнецова и не думала уходить на тот свет: ей становилось лучше с каждым днем благодаря лечению Понфилова. Так сколько еще придется ждать?

Проведя пару часов с такими мыслями, Воронцов резко вскочил со скамейки возле пруда и двинулся к дому. Пройдя через гостиную, он зашел на кухню, где Оленька готовила что-то к обеду. Увидев ворвавшегося в комнату Воронцова, она от неожиданности выронила нож.

– Дмитрий, что ты…

Она не успела договорить: Дмитрий обхватил ее за талию и прижал к себе, страстно целуя ее шею, щеки, влажные губы… Пролетавшие секунды казались вечностью, запах жаркого – ароматом цветов, а сама кухня превратилась в лазурный морской берег. Воронцов не знал, сколько времени прошло, и не хотел знать…

Скрип входной двери.

Дмитрий и Оленька в страхе обернулись: на пороге стоял один из слуг-французов Васнецовой Лоренс, молодой парень лет девятнадцати. Застыв на месте, он некоторое время смотрел на них, будто не веря своим глазам. Затем, гадко усмехнувшись, он выбежал из кухни.

– Дмитрий! – в отчаянии крикнула Оленька. – Он все расскажет Васнецовой!

– Не расскажет! – резко произнес Воронцов и помчался за Лоренсом. Дмитрий нагнал его на лестнице, ведущей к покоям графини, и преградил ему путь.

– Лоренс! Стой… не делай этого…

– Графиня должна знать, – монотонным голосом произнес слуга, продолжая неприятно улыбаться.

– Она не должна ничего знать! Это разрушит наш брак!

– Извольте… дайте мне пройти…

– Просто сохрани все в тайне! Что тебе стоит закрыть глаза на то, что ты видел? Я прошу тебя…

Воронцов умоляюще смотрел на Лоренса. Тот, словно борясь с самим собой, наконец, вздохнул:

– Ваша взяла, молодой граф… Я ничего не скажу графине Васнецовой.

– Боже! Спасибо тебе, Лоренс, спасибо! – проговорил Дмитрий, обнимая юношу. – Ты не представляешь, какую услугу ты мне оказал! Я никогда этого не забуду!

– Не стоит, не стоит, – сухо ответил слуга, похлопав графа по плечу. – Идите к Оленьке, она вас, несомненно, ждет.

Воронцов благодарно кивнул и спустился вниз, возвращаясь на кухню. Лоренс, убедившись, что граф исчез из виду, поднялся на второй этаж и пошел в спальню Васнецовой.

Лакей у двери сказал Воронцову, что Оленька выбежала в сад, и молодой граф помчался за ней. Обогнув пруд, Дмитрий углубился в сад, стараясь найти девушку среди фруктовых деревьев. Наконец, он увидел ее, съежившуюся у подножия яблони со слезами на лице.

– Оля! Оленька! – нежно произнес Воронцов, с трудом сдерживаясь от того, чтобы самому не зарыдать. – Все будет хорошо…

– Нет, ничего не будет хорошего! – всхлипнула девушка, повернув заплаканное лицо к Дмитрию. – Васнецова теперь знает о нас; ты разведешься с ней и найдешь себе другую жену, а меня выкинут на улицу в чужой стране, я останусь без денег и крыши над головой!

– Она ничего не узнает, слышишь меня? Ничего! Я об этом позаботился… Этот Лоренс… он славный малый. Он ничего не расскажет графине.

Оленька недоверчиво смотрела на него. Воронцов обнял ее и посмотрел ей в глаза.

– Все будет хорошо, я обещаю тебе…

– Как ты смел…

Леденящий душу голос раздался за ними: Васнецова стояла с дергавшимся от гнева лицом, яростно взирая на пару. Из-за графини, самодовольно ухмыляясь, выглядывал Лоренс.

Воронцов и Оленька оцепенели от ужаса и во все глаза смотрели на Васнецову. Из дома к ним приближалось все больше слуг и служанок. Не было сомнений в том, что им всем уже известна тайна влюбленных.

– В моем доме… Прямо в моем доме… – шептала Васнецова, переводя взгляд с Оленьки на Воронцова и обратно. – Мерзавец… я тебе верила…

– Графиня… – начал Дмитрий.

– Мерзавец! – завопила Васнецова, кидаясь на него с кулаками. Воронцов схватил ее за руки, пытаясь удержать. – Ты предал меня! Ты лгал мне! Ты… ты был с ней!

Слуги в страхе смотрели на происходящее. Казалось, Васнецову ничто не остановит: она билась в руках Воронцова, как сумасшедшая.