Воронцов - Александр Ламантин

– А что, если мной ничего не движет? Что, если я женился, потому что заблудился в своей жизни?

– И такое возможно, – кивнул Понфилов, поднимаясь за Дмитрием вверх по лестнице. – Тогда, осмелюсь предположить, ваша жизнь была полна трагических событий, раз вы пришли к такому неоднозначному решению.

Воронцов промолчал. Он чувствовал, как этот человек подбирается к глубинам его сознания, но не знал, можно ли доверять ему. И в то же время он понимал, что сойдет с ума, если кому-нибудь не расскажет все то, что с ним случилось.

Прошел месяц. К тому времени трудно было представить дружбу более крепкую, чем дружба между Воронцовым и Понфиловым. Они стали настолько близки, что между ними не осталось никаких секретов. Понфилов стал первым человеком, которому Дмитрий все рассказал о случившемся в его жизни. Доктор не стал осуждать Воронцова, он просто сказал, что «в каждом из нас живут свои бесы». Понфилов также поведал о своей истории: узнав, что его жена изменяет ему, доктор отыскал ее любовника и избил до полусмерти.

– Еще пара минут – и дело кончилось бы его гибелью. К счастью, случайные прохожие оказались рядом и остановили меня.

Понфилов обучал Воронцова медицине. Сначала показывал молодому графу анатомию тела на примере лягушек, выловленных в пруду; затем заставил вычитать вдоль и поперек книги о различных видах растений, целебных трав и отваров из них. Когда же служанка Оленька заболела, доктор позволил Воронцову самому лечить ее.

– Медицина, – говорил часто Понфилов. – никому не повредит. И в самый нужный момент она придется как никогда кстати.

Воронцов учился, не покладая рук, испытывая наслаждение от самого процесса познания. Он жадно впитывал каждое слово, сказанное доктором, он перечитывал книги по несколько раз, чтобы лучше запомнить хранившиеся там знания. Дмитрий наконец-то избавился от своих кошмаров. Флакон со снотворным Понфилов посоветовал выкинуть куда подальше – доктор верил только в целебные свойства трав. Так, целебная настойка из валерьяны превосходно успокаивала Воронцова перед сном.

Васнецова также была рада присутствию доктора в доме: он следил за ее режимом питания и проводил много времени с Воронцовым, заставив его избавиться от типичной для графа меланхолии. Графиня рада была видеть своего мужа счастливым. Она не подозревала, что причиной тому являлся не только Понфилов.

– Воронцов, я могу спросить тебя кое о чем? – произнес доктор, наблюдая, как Дмитрий собирает травы для настойки.

– Конечно, Понфилов, в чем дело?

– Что у тебя с Оленькой?

Дмитрий замер.

– Ничего, – быстро соврал он.

– Ты искусно обманываешь людей; но меня провести не так-то просто. Вы очень сблизились в последнее время, особенно после болезни Оленьки. Я вижу то, о чем другие обитатели этого дома даже не догадываются.

Граф продолжал молчать.

– Это, конечно, не мое дело. Ты – взрослый человек, Дмитрий, и сам прекрасно понимаешь, что тебе нужно, а что нет; но ты балансируешь на острие лезвия, изменяя Васнецовой с ее служанкой прямо в этом доме. Подумай, что станет с тобой, если графиня узнает об этом. Тебя выбросят на улицу без гроша в кармане. Ты будешь нищим, а в наше время нищий – значит, никому не нужный.

– Я приму сказанное тобой к сведению, Понфилов, – улыбнулся Дмитрий.

Понфилов протяжно вздохнул и раскрыл книгу.

Вечером Воронцов, пожелав доброй ночи Васнецовой, бесшумно спустился на первый этаж и, минуя слуг, добрался до самой дальней двери в конце коридора. Он три раза постучал в дверь, выдерживая паузы между каждым стуком.

– Воронцов? – раздался шепот за дверью. – Это ты?

– Да.

Дверь открылась и вот уже Оленька в объятиях Дмитрия.

– Я так ждала тебя! – произнесла она ему тихо.

Воронцов, одной рукой прижимая Оленьку к себе, другой рукой закрыл за собой дверь.

1843 г.

– Итак, граф, почему бы вам не рассказать мне что-нибудь о себе? – обратилась к Воронцову Елизавета, когда гость вошел в гостиную и сел в кресло.

Дмитрий задумался.

– Лучше задавайте мне вопросы. Трудно вот так сразу составить картину своей жизни. – произнес Дмитрий. Неприятные воспоминания из прошлого хлынули ему в голову, и он поспешно отогнал их.

Елизавета, усаживаясь в кресло напротив Воронцова, пронзительно посмотрела на него.

– Что-ж, пусть будет по-вашему. Откуда вы родом?

– Откуда и ваш муж. Из деревни Махотка.

– Почему перебрались в столицу?

– В родных местах меня ничего не держит.

– Вот как? А родители? Друзья? Любимые? Неужели вы не скучаете по ним?

– Давайте переведем тему.

Девушка вскинула брови.

– Хорошо. Где вы учились?

– Кадетский корпус. Здесь, в Петербурге.

– Вы, стало быть, офицер?

– Стало быть, да.

– И вы отлично стреляете?

– Неплохо. К чему этот вопрос, графиня?

– Стрельба – это моя страсть. И мне крайне любопытно узнать, так же ли вы хороши во владении оружием, как я.

Воронцов оживился.

– Вы верно шутите?

– Вовсе нет, – пожала плечами Елизавета. – Мой отец научил меня стрелять, когда я еще была совсем маленькой. Вам это кажется странным? Неудивительно, ведь современное общество настолько загнано в рамки светского поведения, что обычные вещи кажутся ему заурядным.

Воронцов улыбнулся внутри себя. Ему было лестно, что Елизавета произнесла его фразу слово в слово. Он заметил, что в глазах Елизаветы тоже играют веселые огоньки, хотя само лицо было почти серьезным. Дмитрий почувствовал, как ее взгляд проникает ему в душу, и поспешно посмотрел в сторону.

– Как же вы хотите проверить, кто из нас лучше в стрельбе? Уж не дуэлью ли? – произнес он.

– Конечно, нет, – прищурилась Елизавета, подойдя к камину, над которым на стене висело два пистолета. – Вы еще слишком молоды, чтобы умирать. Нет, мы сделаем проще.

Она сняла пистолеты со стены и кинула один Воронцову. Тот, не ожидавший такого от графини, тем не менее, поймал оружие и внимательно осмотрел.

– Кремневый однозарядный пистолет известного мастера Жан Ле Пажа, если не ошибаюсь. Сейчас существуют гораздо более совершенные виды оружия, графиня.

Дмитрий достал из бокового кармана револьвер. Елизавета закатила глаза.

– Я вас умоляю, Воронцов. Пистолеты – это классика. Ничто не заменит романтики порохового дыма после выстрела, а револьверы я презираю.

– Он может спасти вам жизнь в трудную минуту. Пистолет становится бесполезным после совершения выстрела, а револьвер может позволить себе шесть таких. Впрочем, это дело вкуса. Давайте выберем пистолеты.

Он засунул свой револьвер обратно в боковой карман сюртука. Елизавета подошла к столу и взяла с тарелки с фруктами большое зеленое яблоко.

– Скажите, Воронцов, вы боитесь смерти?

– Немного, – усмехнулся тот.

– Тогда, быть может, нам стоит отменить это глупое пари?

Дмитрию показалось, что в голосе Елизаветы прозвучала насмешка.

– Только если вы признаете свое поражение, – ответил он. Девушка снова прищурилась.

– Никогда!

Она подошла к Дмитрию.

– Выпрямите спину.

Елизавета аккуратно положила яблоко на левое плечо Воронцова.

– Не двигайтесь, – произнесла она.

Воронцов все больше и больше удивлялся безумию этой девицы и старался успокоить бешено стучащее сердце. Гордость не позволяла ему отказаться от этой глупой затеи, но страх давал о себе знать. Елизавета отмерила десять шагов и встала в другом конце зала. Воронцов, не шевелясь, смотрел на нее. Девушка подняла пистолет и прицелилась.

– Последняя возможность для вас, Воронцов, – прищурив левый глаз, произнесла Елизавета, – Сдавайтесь, и я не буду стрелять.

– Никогда! – улыбнулся Дмитрий.

Раздался выстрел. Пуля пробило яблоко, и оно разлетелось на куски. Дмитрию показалось, что за эту секунду вся жизнь промелькнула у него перед глазами. Елизавета, разгоняя клубы дыма рукой, подошла к нему.

– Я впечатлена вашей смелостью, граф! – воскликнула она, увидев живого, но бледного Воронцова. – Когда я предложила это пари, я не думала, что вы продержитесь до конца.

Дмитрий отряхнул волосы от разлетевшихся кусков яблока.

– Вы очень меткая, графиня.

– Мне это льстит. Теперь вы.

Воронцов оторопел.

– Что?

– У нас пари, не так ли? Ваша очередь стрелять.

– Но… я…

– Вы трусите?

– Послушайте, графиня, – начал Воронцов, начиная злиться на сумасшедшую жену Бормана, – Это пари кажется мне полнейшим безумием. Что, если рука моя дрогнет?

– А вы не дергайте ею, – посоветовала Елизавета.

– Это не смешно, графиня! Я могу убить вас!

– Давайте подумаем вот о чем, граф, – сказал девушка, присаживаясь на диван. – Я не думала о том, что могу убить вас, когда стреляла. И вы не думайте. Будьте бесчувственны. У вас же это хорошо получается.