Перезагрузка - Йоссив Ким

– Песок лучше любого бетона. Наши деды строили на песке и дома, и дворцы, которые стоят уже сотни лет, – возразил полковник.

– В институте нас учили по-другому, – не унимался архитектор.

Время разрешило их спор. Ашхабадское землетрясение 1948 года волной докатилось до Красноводска. В результате почти все кирпичные строения в городе были разрушены или частично повреждены, фундаменты домов получили трещины. Лишь здания, построенные японскими военнопленными, выдержали натиск стихии.

За девять месяцев японцы воссоздали в песках Туркмении кусочек своей Страны восходящего солнца. Среди приземистых саманных[3] домов особенно выделялось здание Дворца культуры нефтяников – действительно похожее на японский дворец, – поражавшее богатством архитектурных форм и искусной отделкой интерьеров. А также в городе появились добротные жилые дома для рабочих, в которых тоже чувствовались отголоски японского стиля.

Полковник НКВД сдержал свое слово: по окончании строительства японских военнопленных отправили на родину, да только уехали совсем не многие: многие сотни остались лежать на кладбище за городом.

В конце восьмидесятых без единого ремонта здание Дворца культуры по-прежнему выглядело значительно лучше, чем остальные сооружения в городе. Тем не менее ему уже требовался капитальный ремонт, однако у Туркмении не было на это ни средств, ни специалистов. Тогда японская Ассоциация по захоронениям японских солдат в Европе и Азии обратилась к руководству города Красноводска с предложением произвести ремонт домов и дворца за свой счет, но с условием разрешения на перезахоронение останков японских военнопленных, чтобы спустя десятилетия они наконец-то смогли вернуться на родину.

Кан видел могилы русских солдат во Франции и Австрии, оставшиеся еще с наполеоновских войн. Он видел могилы советских солдат времен второй мировой войны в Бельгии, Испании, Германии, Польше, Чехословакии. Эти могилы были ухожены, на многих были памятники с выгравированными именами и иногда даже фотографиями погибших. А в Трептов-парке в Берлине, где захоронены около 7 тысяч советских солдат и офицеров, погибших в последние дни войны, есть даже огромный мемориал памяти советских воинов.

Но вот только в России вы нигде не увидите памятников на могилах итальянских, немецких, японских солдат. Все они лежат в общих захоронениях, как правило, вообще без каких-либо опознавательных знаков.

Власти Красноводска подняли все послевоенные архивы, но так и не смогли определить точное место захоронений японских военнопленных. Тогда ассоциация в память о своих погибших соотечественниках отремонтировала здание Дворца культуры за свои средства, а на его стене появилась мемориальная доска с надписью: «Вечная память всем солдатам, лежащим на чужбине».

Ночной гость

На ужине у Абдурахманова гостей угощали пловом с фруктами и настоящим осетровым шашлыком, какой можно отведать только в Туркменистане, у Каспийского моря. Готовится он так:

Осетра вынимают из сетей рано утром. Дархомщик[4] обливает улов холодной пресной водой, острым топориком разрубает тушу на несколько кусков и тщательно промывает их, удаляя внутренности и сгустки крови. Затем он обсыпает куски рыбы солью, красным и черным перцем и сухой кинзой и ставит все в прохладное место. Шинкует десять больших луковиц соломкой, растирает с солью и поливает тремя столовыми ложками уксуса. Эту массу он затем тщательно перемешивает до выделения сока. Потом промывает лук в холодной воде, отжимает и добавляет чайную ложку уксуса. После двадцати минут маринования рыбы в специях он разрезает ее на шампурные куски и нанизывает эти куски на шампуры. К этому времени мангал с горячими углями уже должен быть готов. На этих углях дархомщик готовит шашлык, внимательно следя за тем, чтобы от капающего рыбьего жира не вспыхнул огонь. Запеченный шашлык укладывают в большую емкость, засыпают маринованным луком и перемешивают.

Ужинали, удобно расположившись на мягких подушках вокруг дастархана[5]. Прием был достоин падишаха: он сопровождался музыкой и танцами в исполнении местных красавиц. Кульминацией вечера стала танцовщица Гульбахор, мастерски исполнившая танец живота. На десерт им подали чарджоуские дыни. Таких дынь Кан не встречал ни в каких заморских странах. Их семена ранней весной сажают в песок и начинают поливать, пока из земли не появится росток. Поливают вечером, чтобы дольше держалась живительная влага. Когда росток дает устойчивые побеги, полив прекращают. Под жарким солнцем начинают вызревать плоды. Они принимают вытянутую продолговатую форму и покрываются желто-серой кожурой. Вес одной спелой дыни может доходить до шести килограммов, и едва ее срезают, она сама начинает лопаться, истекая сладким медовым соком. Каждый кусок ее тает во рту, оставляя аромат меда и солнца, и рука сразу же тянется за следующим куском, а пальцы слипаются от золотистого сиропа. Чарджоуская дыня с горячим зеленым чаем словно погружает вас в объятия прекрасной Шахерезады, окутывая волшебством «Тысячи и одной ночи».

Глаза слипались, голова тяжелела. Видимо, перелет и непривычная жара брали свое. Кан извинился перед хозяевами и пошел в свои апартаменты, обставленные с большим вкусом. Полы в них покрывали огромные туркменские ковры ручной работы, а стены украшали старинные панно, иллюстрирующие победные битвы Алпамыша – национального героя Азии времен Алишера Навои, когда еще не было Туркмении. Эти земли тогда были населены людьми из Ирана и Согдианы. Подвиги Алпамыша остались на старинных гравюрах и в народных песнях этих племен.

Тихо работал кондиционер: в комнатах было прохладно. На столе чьей-то заботливой рукой были расставлены напитки и фрукты. Кан открыл сумку, чтобы достать несессер. В дверь тихо постучали. «Видимо, Павлов, – предположил Кан. – Обычно он так стучится». За дверью стоял «жених» из самолета. Только на нем уже был светло-серый костюм и белые туфли. Незнакомец улыбнулся.

– Прошу прощения за вторжение, Станислав Иванович.

– Да, но мы с вами не знакомы. И как вы вообще смогли сюда пройти?

– Разрешите, я сначала войду, а потом все объясню, – предложил незнакомец.

– Пожалуйста, – Кан пропустил непрошеного гостя и выглянул за дверь. Коридор был пуст.

Гость прошел в гостиную.

– Прошу, – Кан указал на кресло. – Пожалуйста, напитки, фрукты?

– Спасибо, после шести вечера ничего не ем.

– Ну, воду-то можно?

– Даже воду не пью. Не беспокойтесь, давайте лучше перейдем к делу.

– На Востоке принято сначала накормить, напоить гостя, а потом дождаться, когда он заговорит сам. А вы, как я вижу, с Востока? – поинтересовался Стас.

– Да, вы угадали. Я родился тут, в Красноводске. Моя фамилия – Бекетов. Вам она о чем-то говорит?

– Извините, но я никогда прежде о вас не слышал.

– Так я и предполагал. Вы приехали сюда для переговоров с Абдурахмановым. Так вот, результативность этих переговоров будет зависеть от нашей с вами встречи сейчас.

– Это что, шантаж?

– Нет, что вы! Я здесь, чтобы помочь вам.

– Мне? – Кан протянул руку к телефону.

– Не трудитесь, охрана не придет. А ваш Павлов слишком занят танцовщицей Гульбахор.

– Вы так уверены, что исход переговоров будет зависеть от вас?

– Да не только уверен, а именно так и есть. Вы заметили, что я прилетел с вами одним рейсом?

– Да, я видел и вас, и вашу обворожительную спутницу, девушку в алом платье.

– Это моя невеста.

– Поздравляю.

– Спасибо. Как вы поняли, я тоже из Питера. В городе и области мы, малышевцы, контролируем ГСМ[6] процентов на пятнадцать. Киришский НПЗ[7] почти весь под нами. А здесь, в Красноводске, есть уникальный нефтеперерабатывающий завод.

– Да, вы правы. Он единственный в Союзе выпускает флотский и топочный мазут 5 и 12.

– Станислав Иванович, уже поздно, поэтому я буду краток. Позже у нас с вами будет возможность пообщаться больше.

Кан чувствовал, что ночной гость все время старается вести странную беседу в своем русле. И он решил следовать его направлению.

– В беседе с министром, – продолжал гость, – вы убедитесь, что я тут играю не последнюю роль.

– А как вы это докажете, господин Бекетов?

Их разговор прервал стук в дверь. Бекетов взглянул на свои часы «Rolex» и процедил сквозь зубы:

– Похоже, это ваш Николай Васильевич Павлов пожаловали. Видимо, не смог уговорить Гульбахор.

Действительно, на пороге стоял Павлов со всклокоченными волосами и развязанным галстуком. Чуть заметно покачиваясь, он прошел в гостиную. Увидев Бекетова, ничуть не удивился и только, грузно садясь в кресло напротив него, произнес:

– А вот и наш сосед по авиарейсу, – и протянул руку Бекетову. – Павлов Николай Васильевич.

Бекетов в ответ руки не подал, а только взглянул на него с плохо скрываемым презрением.

– Мы ведь с вами уже знакомы.